Проснувшись, не сразу понял, что и я, и мои товарищи по палатке выглядим несколько необычно. Если выразиться помягче, мы слегка опухли. Напялил на голову свой снежный шлем, и Света Курбакова сообщила, на кого я стал похож... Впрочем, когда накинув рюкзаки, мы отправляемся вниз по Караса-Азкану, наш внешний вид очень быстро приобретает нормальное состояние.

Доходим до того самого распадка, где вчера были с Промом, и поворачиваем в него. Хорошо утоптанной плановой тропы мы так и не видим, а вот снежок, который всё чаще попадается под ногами, скоро укрывает и те тропки, что вначале просматривались.

Михалыч, время от времени поглядывавший на схему 77 маршрута, вдруг скомандовал:

- Лезем влево вверх!

И, когда мы начали вскарабкиваться по крутому склону, хватаясь за кустарники, он весело крикнул:

- Ха! Пятнадцать минут работы, и мы - на перевале!

После этого лезли вверх полтора часа, потом после небольшого отдыха - ещё час. А когда оказались на самом гребне и посмотрели за него, то стало ясно, что мы находимся на водоразделе между двумя верхними притоками реки Караса-Азкан. Сваливать туда, означало – попасть в те верховья, по которым прошли вчера, и Михалыч распорядился:

- Ну, что! Траверснём?!

Идти по самому верху водораздела мы не захотели, потому что пришлось бы набирать ненужную высоту, а затем её терять. Просто двинулись траверсом по склону, который был весьма крут, и, сорвавшись, по нему можно было, между прочим, долго катиться вниз, расшибаясь о камни.

Вскоре вышли на снег, в котором нога проваливалась кое-где по самое не хочу. При этом нужно было помнить, что задержаться при падении на снежном склоне гораздо труднее, чем на травянистом.

В одном месте я провалился и упал, но не покатился, а удачно завяз в снегу. Рядом со мной то же приключилось с Мельниковым. В другом месте попалась здоровенная каменная глыба, которую Вера хотела использовать в качестве опоры, но, с ужасом ощутив, что глыба “живая”, рванула прочь от опасного места.

Через некоторое время мы выходим на поперечный гребешок, с которого открывается кусочек панорамы Сумультинского хребта. Впереди, в самом верху притока виднеется красивая седловинка. Филиппов, посмотрев на схему, говорит, что это - не то, что нам надо, под перевалом должно быть озеро. Он командует лезть вверх в лоб, и часа через полтора мы попадаем на гребень. Метрах в двухстах проглядывает что-то похожее на перевал.

Останавливаемся для передышки, а затем Михалыч и я, вооружившись основной верёвкой, идём на рекогносцировку.

Сначала Михалыч, глянув за перегиб, кричит:

- Всё в порядке, внизу Караташ.

Затем он бормочет:

- Что-то сложноватый перевал для плановиков-то...

Он поручает мне страховку, обвязывается и приспускается за перегиб, исчезая в расщелине. Ребята орут с места остановки:

- Ну, что у вас там?!

- Вроде, перевал, – отвечаю, стараясь не отвлекаться.

Впереди, куда тянется верёвка к Михалычу, очень круто.

- Выбирай, – угадываю его голос.

- Странно, да здесь категория “2Б”, – с такими словами появляется Филиппов. Взглянув ещё раз на схему, он вдруг начинает отрывисто и насмешливо исторгать страшные ругательства в адрес этих гор, попутно сообщая, что реки за перевалом текут не в ту сторону.

- Э-э-э!!! – орёт Филиппов группе, – Айда сюда!

Ребята идут к нам, прихватив мой и Михалыча рюкзаки. Точнее сказать, мой-то висит за спиной у Шуркевича. У Лёши неудобный рюкзак, к тому же правильно укладывать его он пока не научился. Сначала я помог Лёше упаковаться, а затем и вовсе с ним временно поменялся. У меня рюкзак такой же, как у Мельникова – по десять рублей восемьдесят копеек, не очень объёмный, но удобный.

Проходим ещё немного траверсом. Внизу появляется озеро, и становится всё ясно. Надо было просто двигаться по руслу до самого верха притока, а затем оттуда брать перевал в лоб. Это несоизмеримо легче и проще только что проделанного пути. Вот тебе и “пятнадцать минут работы”! Теперь же ничего не остаётся кроме продолжения пути по склону до перевальной точки.

Мы были почти на перевале, и вдруг впереди идущие, не дойдя несколько метров до тура, упали наземь, как подкошенные. “В чём дело?” – удивился я, и в тот же миг был сбит с ног сильнейшим порывом ветра. “Ничего себе!” – подумал, прижимаясь щекой к склону.

Так все пролежали несколько минут, пока ветер не ослаб. Затем почти ползком преодолели перевал через Сумультинский хребет, так и не обнаружив обещанных “сухариков” под ногами.

На этот раз мы ели шоколад не на самом перевале, а немного за ним, прячась от ветра. Тут же Аляев наконец-то разгрузил Свету Курбакову, которая уже дня два страдала ангиной. Я поделился с ней своей долькой шоколадки, а Света этому очень удивилась.

- Шоколад съели? – вдруг спросил Филиппов, до этого разглядывающий открывшуюся за перевалом картину, и тут же добавил:

- Эх, зря! Надо было на НЗ оставить... Кстати, вы заметили, что сзади нас – всюду снежные шапки, а по ту сторону хребта вообще нет снега?

Да, впереди снег отсутствовал, и все приободрились. Легче будет ориентироваться.

Потеряв из-за отсутствия точной карты и обилия снега много времени, встали на ночёвку, как только вошли в зону леса. Сегодня снова не обедали, но зато преодолели самый высокий перевал маршрута - Штатив. Оставалось взять перевалы Самурлу, Казакталма, Чакрык, Таныс и по Ачелманскому спуску дойти до посёлка. Судя по описанию, мы уже прошли большую и самую трудную часть пути.

Засыпая, я подумал, что про НЗ Михалыч вспомнил неспроста...

Наутро мы так и ахнули. Всё вокруг было в снегу! Снег лёг ровным слоем на палатки. Снег покрыл и горы, и долины, и деревья. Значит, ориентироваться и идти будет ничуть не легче. Все тропы и тропки безнадёжно исчезли – вокруг расстилалась снежная скатерть.

Сначала спускались по кромке Уй-Караташа, поросшей мелким кустарником. Потом, попав в береговой лес, пошли по нему. В поисках прохода петляли, то приближаясь к реке, то удаляясь от неё.

Река Уй-Караташ не похожа ни на одну из пройденных рек. С невероятной скоростью она с грохотом несёт свои воды, свирепо перекатывая камни. Эту реку я мысленно окрестил Зверюгой. О бродах нет и речи. Утешает лишь то, что мы следуем вниз левым берегом и свернуть потом должны тоже налево

- Уй-Караташ означает “Ай да Караташ!”, – нараспев говорит Филиппов, глядя на беснующуюся реку. Теперь мы идём по следу козлика, предполагая, что козлик умный и что пробежал он именно там, где надо.

- Ну, что, – рассуждает Михалыч, – дойдём до притока, и там – на обед. С разрешения руководителя иду вперёд, не дожидаясь остальных. Шагаю с твёрдой решимостью дойти к предполагаемому притоку и развести там костёр до прихода группы.

Скоро следы козлика начинают уводить куда-то влево, и я, заметив зарубки на деревьях, ориентируюсь по ним. Зарубки встречаются не слишком часто. Поэтому, один раз выйдя прямо к бешено ревущей реке, был вынужден развернуться и пройти метров пятьдесят назад.

Дальше иду вдоль реки, радуясь каждой очередной зарубке. Они означают, что здесь проходит какая-то тропа.

А вот появляется слабый приточек. “Нет, не то,” – думаю я и, обернувшись назад, кричу:

- Эй-э-эй!

Никто не отзывается. По-видимому, я здорово оторвался от группы. Стал осматриваться.

Мелкий-мелкий снежок, сеющийся с неба, не даёт что-либо разглядеть. Уй-Караташ ревёт где-то невдалеке. Гляжу вперёд в надежде увидеть нужный приток или хотя бы намёк на него, но тщетно.

Все должны идти по моим следам. Сбросив рюкзак, отправляюсь назад. Через некоторое время встречаю остальных и интересуюсь, правильно ли я иду.

- Да-да, всё правильно, – отвечает Филиппов, – там только один раз ты явно вышел к реке и повернул назад.

Группа сильно растягивается, и, прежде чем идти, я дожидаюсь последнего, помня о том, как однажды уснул Андрей Изотов. Однако всё в порядке, и я снова вырываюсь вперёд. Через некоторое время догоняю самых первых – Серёгу Дерябина и Володю Коботова. Они, скинув рюкзаки, уже разводят костёр на снегу.

- Зачем?! – воскликнул я, – давайте дойдём до притока!

- И снова останемся без обеда! – горячо отозвался Коботов.

- Но приток, наверно, близко!

- Да ну, ты! – снова горячо возразил Коботов и спросил ехидно:

- Пятнадцать минут работы, да?

Решив, что спорить бесполезно, не снимая рюкзака, жду всех. Костёр никак не хочет разгораться, а тем временем подходят остальные участники.

- Михалыч! – обращаюсь я к руководителю, – Может, всё-таки дойдём до притока и там пообедаем?

Но Филиппов возражает:

– А чем это место плохо? – отменяя своё же решение. И мы располагаемся на обеденный отдых.

Снег пошёл крупными хлопьями, затем снова превратился в изморозь. Наконец-то удалось развести хороший костёр, и в котелках забурлила вода. Рюкзак, и без того подозрительно лёгкий, стал ещё легче. Потом костёр догорел, образовав в снегу яму до земли.

После обеда вначале попадались знакомые зарубки на деревьях, затем дорогу преградил бурелом. Однако широкая долина реки Уй-Караташ позволила обойтись без лазанья по крутым склонам.

Тропили в основном попеременно я и Изотов, опережая Михалыча, который шёл третьим. После очередной передышки попробовал тропить Шуркевич, но быстро выдохся. Уныние по-прежнему преследовало его. Похоже, путешествие продолжало быть для Лёши в тягость.

Чтобы посмотреть на реакцию, я предложил Жене Беляеву:

– Ну, что, вперёд, твоя очередь!

Тот безапелляционно замотал головой: стёрты ноги.

По-прежнему идём с Андреем Изотовым впереди всех. Не сговариваясь, время от времени меняемся местами. Это у нас вызывает некоторый дух соревнования, что весьма кстати при имеющемся цейтноте. Иногда шагаем рядом, рассказывая друг другу анекдоты, и в одном месте кто-то, забежав вперёд, сфотографировал, как мы от души смеёмся.

Достигли, вроде бы, нужного нам притока, и ещё часа два по-светлу можно идти. Но снег повалил хлопьями так, что ориентироваться становится совершенно невозможно, тем более без нормальной карты.

Изображённый на схеме приток мало походит на то, что мы видим перед собой на местности. Локальная разведка успеха не приносит: ничего не видно, и снег по колено. Берег притока круто спускается в воду. Как перебираться на противоположный, более пологий берег, сейчас непонятно, и руководитель принимает решение:

- Останавливаемся на ночёвку где-нибудь здесь!

Мало сегодня прошли, а сколько ещё осталось?..

- Ничего, всё равно до 21 мая мы придём, – успокаивает Михалыч и повторяет, - до 21 всё равно придём!

Падает снег. Окружающая нас природа совсем не напоминает календарный май. Наступила настоящая зима.

Утопая в снегу, рубим лапник под палатки, разводим костёр.

- Эй, берегись! – слышу я и вижу такую картину. Жутяйкин невозмутимо роется в своём рюкзаке. На него также невозмутимо падает подрубленная тонкая осина. Услышав крик, он распрямляется, и в этот момент осинка попадает точно ему на голову. Володя делает треугольные глаза, ничего не понимая. К счастью, удар производит на Жутяйкина исключительно эмоциональное воздействие.

Жутяйкин, как и Шуркевич, первый раз в серьёзном походе, но Володя более спортивен и ему полегче, несмотря на то, что его не переваривает Света.

Поужинали. Забравшись в палатки, обложились тёплыми и не очень тёплыми вещами. Засунули ноги в пустые рюкзаки - так теплее.

Смёрзшиеся петли палатки застегнуть не удаётся. Михалыч шуршит в спальном мешке, в очередной раз перезаряжая кинокамеру.

Неопределённость.

Позади десять дней похода. В этот срок Филиппов хотел уложить весь маршрут. Пока же и конца не видно. “Сколько дней до контрольного срока? Четыре что ли?…” - подумал я.

Многогранный у нас поход получается, но, видимо, так и надо. Ведь из нас готовят инструкторов туризма, а не просто путешественников. Чем больше уроков, тем потом будет легче…

За десять дней в тайге мы, похоже, адаптировались к резким изменениям климата. Ни снег, ни холод не помешали нам моментально заснуть.

Следующий день нас встречает ярким весенним солнцем, но снег не тает. Заснеженные кедры выглядят по-зимнему сказочно.

Мы отправляемся влево вверх по кромке притока реки Уй-Караташ. Утопая выше колен в снегу и невольно жмурясь от сверкающего на солнце снега, продвигаемся очень уж медленно.

Впереди должен быть перевал Самурлу, но приток не соответствует схеме, поэтому возникают серьёзные сомнения в правильности пути.

Реки Уй-Караташ и Самурлу обозначены параллельно друг другу, и кто-то предлагает:

- А может, перевалить в любом месте?

Но этого делать нельзя - неизвестно, что там за склоны.

Шагая первым, я по камням пересёк приток и пошёл справа от него по пологому участку. Но следовавший за мной участник почему-то этого не сделал, и все двинулись за ним по неудобному для продвижения берегу. А зря! В результате на границе воды я вынужден был ждать всех целый час! Ругался про себя, но ускорить их продвижение не мог. Время, время…

Когда группа настигла меня, оптимист Михалыч крикнул:

- Э, да мы почти на уровне перевала!

Но это оказалось далеко не так.

Лишь спустя два с небольшим часа мы оказываемся на верху водораздела, не понимая, почему на обветренной от снега каменистой почве тропки прорисованы почти перпендикулярно нашему движению, наперекосяк, параллельно открывающейся за перевалом реке. Сама же река, в свою очередь, течёт почти перпендикулярно заданному туристской схемой направлению.

Может быть, поднялись не по тому притоку? Михалыч, махнув рукой, командует:

- Режем прямо к реке!

Очередная ошибка! Следовало уходить влево, обходя верховья правых притоков реки Самурлу. Именно там шла скрытая снегом плановая тропа.

Я быстро спускался первым, но делал слишком широкие шаги, поэтому остальные участники по моим следам не пошли. Спуск, тем не менее, соответствовал описанию: очень крутой, но недолгий. Когда крутизна миновала, оглянувшись назад, Филиппов с досадой произнёс:

- Опять промахнулись!

В самом деле, оказывается, перешли водораздел не в самом низком месте, а примерно в километре от него.

Подойдя к реке, устроились на обед. Солнце приятно пекло. Около берегового леса вытаяли зелёные лужайки, на одной из которых я улёгся и сладко задремал. Дежурные тем временем готовили супчик из сублимути и кисель.

- Айда жрать! – кричит Пром.

Открыв глаза, понял, что руководитель распорядился полностью объединиться обеим группам. Прежде всего это касалось провизии. И у нас, и в параллельной группе продукты были на исходе.

Михаил Мельников и Александр Аляев давно уже перестали командовать. Фактически уже несколько дней нами руководит один человек – Александр Михайлович Филиппов.

Постоянно хочется спать и, похоже, уже катастрофически не хватает ни времени, ни продуктов.

Когда я спросил у Мишки, куда мы сейчас пойдём, тот пожал плечами, мол, кто его знает. Михалыч же удивлённо отозвался:

- Как куда? Вниз по реке!

Но река-то ведь течёт не в том направлении… Хотя, может, это один из притоков, который выведет нас на плановую тропу?

Но что это? Снег кончился. Перед нами – узкий, мрачный распадок, сильно заваленный буреломом.

Пробираемся, то подлезая под валёжины, то перелезая, то перешагивая. В результате идём ужасно медленно!

Сумерки уже заметно сгустились, когда приток наконец соединился с руслом, направление которого вроде бы совпадает с указанным на схеме. Но сколько времени потеряно на этом участке!

Чуть пониже устья притока лежит кедр, когда-то упавший прямо через реку. Сгоряча я сходу проскакиваю по этому дереву, не снимая рюкзака и даже не замечая, насколько здесь опасно.

Следующий участник Ульянов идёт без рюкзака, со страховкой, медленно и внимательно. Остальные переходят, держась за верёвочные перила, натянутые Промом, стараясь не глядеть на воду.

Как же это я так прошмыгнул?!

Вера Хвоина попросила меня:

- Сходи за рюкзаком Сергея, ему ведь ещё верёвку снимать.

Снова перебегаю быстро, почти не держась за перила, словно загипнотизированный.

Пошла Света Курбакова и… упала, к счастью, не выпустив перил из рук. Ей ободряюще кричали: “Ничего страшного!” - пока она выкарабкивалась на дерево. После переправы кто-то признался, что неприятно было проходить по нему, особенно в конце, где струя била со страшной силой.

Идём в сумерках, но притока, по которому предстоит подниматься, всё нет. Проскочить его не могли. Может, эта река - не Самурлу? Ответа на последний вопрос не может дать никто. Я вижу: Михалыч весьма смущён. Сложив губы трубочкой и надув щёки, он смотрит то на схему, то на местность.

Давно пора становиться на ночёвку, но где найти для неё подходящее место? Каменистые, покатые участки на склоне, без воды, с рваными клочками снега не могут приютить уставших людей для ночного отдыха.

Почти совсем стемнело, когда мы спустились на небольшую площадку с камнями, где с грехом пополам можно было поставить одну палатку.

- Ну, что… в принципе… – бормочет Филиппов, - в принципе…

Но и в принципе восстановить здесь силы за ночь практически невозможно. Руководитель пытается шутить:

- Ну что, сидячей, висячей ночёвки у нас пока ещё не было.

Никто не реагирует. Ситуация принимает серьёзный оборот.

И тут появляется Андрей Изотов.

- Михалыч! – невозмутимо говорит он, указывая вниз в темноту, - Там что-то наподобие полуострова. Мы сходим, разведаем.

Изотов и Дерябин уходят на разведку, а остальные расчищают от камней скудную площадку. Но она не пригодилась.

Со стороны нашего склона протекает маленький рукав. На образовавшемся острове парни отыскали более или менее подходящее место для палаток. Не очень хорошее, но всё же вполне пригодное.

Располагаемся на ночь при свете костра. Поужинав, ложимся спать. Впервые ночуем так некомфортно, с камнями под пятой точкой и спиной.

На этот раз мы не выспались капитально! Однако, если бы не Андрей, то могло быть гораздо хуже.

Мы двинулись левым берегом и постепенно стали подниматься над рекой. Хорошей дороги здесь не было, но то и дело проглядывали звериные следы, что почему-то вызывало некоторую надежду на появление тропы.

Чтобы хоть как-то развеселить народ, Михалыч вспомнил про своих знакомых туристов-водников, которые не в меру увлекались крепкими напитками: доплывают до очередного селения и – “в сельпо”. И так они отмечались во всех сельпо на своём пути. Кто-то попытался засмеяться, но это вышло несколько неуклюже.

Взглянув на дремавших от хронического недосыпания участников, Филиппов неожиданно предлагает:

- А, что! Может быть, остановимся часа на два, поспим, а потом со свежими силами – до упора?

Кадет смотрит на руководителя, не понимая, шутит тот или говорит всерьёз. Беляев обрадовано вскидывает голову.

Ардальоныч, настороженно наблюдавший за разговором, с мягким укором произносит:

- Так мы нескоро в сельпо попадём.

Вовремя он это заметил. Предложение Михалыча было весьма заманчивым, а недосып – уже весьма существенным, и все крепко бы уснули, но, конечно, не на два часа, а до ночного холода, не иначе.

…Мы идём дальше. И вот мощный приток слева! Неужели наш?! Обследовав сотню метров, возвращаемся к основному руслу. Никаких признаков тропы! Да и по описанию нужный поворот мы давным-давно должны были проскочить.

За притоком – бестропье, бурелом, прижимы. В то же время на правом берегу просматривается широкая, поросшая лесом береговая кромка. Михалыч идёт вброд без рюкзака с шестом. С трудом перебравшись на другой берег, он быстро привязывает верёвку удавкой к дереву и исчезает в кустах.

Друзья-спелеологи Ульянов, Коботов и Дерябин активно берутся за налаживание навесной переправы. На противоположном берегу в одних трусах появляется Михалыч, дрожа от холода, он разводит костёр.

Спелеологи же сработали очень оперативно. Им даже не пришлось возвращаться за основной верёвкой на левый берег. Репшнур был привязан таким образом, что переправившийся последним Дерябин, дёрнув за него, освободил петлю, и основная верёвка была вытянута по воде.

Переправившись, тут же и обедаем, а руководитель принимает решение сокращать маршрут.

Из туристской схемы следует, что река Самурлу, сделав крутой изгиб, впадает в реку Чебдар, Чебдар – в реку Башкаус, Башкаус – в реку Чулышман, Чулышман – в Телецкое озеро. Населённый пункт Балыкча на Чулышмане недалеко от озера является конечным пунктом активной части нашего маршрута.

Решение идти до Балыкчи без перевалов вдоль рек ободрило всех участников. Возникло желание шагать и шагать без сна и отдыха. После всех пережитых приключений хотелось одного – скорее домой! К тому же оставалось очень мало продуктов.

Пройдя солидное расстояние по нехоженой дикой тайге, мы были вынуждены снова переправляться на левый берег. Здоровенный кедр, сваленный ветром, позволил обойтись без верёвок.

Уже в сумерках, сделав очередную навесную переправу, останавливаемся для ночёвки на вполне приличном месте, хотя и на краю обрыва.

Ночью лежащему с краю Михалычу показалось, что палатка его не удержит и мы свалимся с кручи. Он разбудил меня, и потребовал поменяться с ним местами. Я не такой широкий, как Филиппов, и мне на краю спалось вполне комфортно.

Наступило 20 мая. За сегодня и завтра необходимо дойти до населёнки. Иначе…

Иначе после контрольного срока – переполох в институте, в маршрутно-квалификационной комиссии, тревожные звонки в контрольно-спасательную службу. Спасательские вертолёты вылетят на наши поиски. Будут подняты на ноги десятки людей.

Кровь из носу – надо дойти!

Наскоро позавтракав, мы двинулись правым берегом. Местами попадается бурелом, но едва заметная тропка не прерывается. Вот только отклоняется она куда-то в сторону от реки.

Во время очередной передышки Ульянов уходит на разведку. Ждём его около получаса. Наконец он возвращается. Спешит, загорелое лицо блестит от пота.

- Ну, что, дошёл?

- Дойти-то, дошёл, но река далековато.

- А тропы там нет?

- Нет там никаких троп, но, похоже, сейчас идём параллельно реке, поэтому стоит так и продолжать.

Шагаем дальше. Тропка, вроде бы, снова приближается к речке. Ага, значит, всё правильно!

После сорока минут хода тропа резко поворачивает направо.

Стоп. Снова разведка. Жутяйкин уходит назад посмотреть, не пропущена ли развилка троп. После того, как в течение двадцати минут он не возвращается, Дерябин идёт искать Жутяйкина, а Андрей Изотов отправляется вперёд по тропе.

Ждём-ждём – никого нет. Кто-то чертыхается: теряем драгоценное время. Кто-то собирается на поиски Дерябина и Жутяйкина, но большинство против. Ждём ещё полчаса. Куда же они все подевались?

Нарастает беспокойство.

Наконец-то появляется Дерябин, за ним Жутяйкин. На их лицах написано, что хороших вестей они не принесли. Так оно и оказалось. Теперь в шестнадцать глоток мы скандируем:

- Ан-дрей! Ан-дрей!

Никто не отзывается. Кричим снова. Эффект тот же. И тут мне слышится отдалённый крик.

- Тихо, тихо, – говорю я.

Все замирают и прислушиваются. Нет. Ни звука.

- Ан-дрей! Ан-дрей!

И тут уже все слышат далёкое:

- О-го-го!

Появляется Андрей. Быстро приближаясь к нам, сходу радостно и возбуждённо он сообщает:

- Там километра через два – здоровенная река! Надо идти прямо по этой тропе…

- А направление реки? – спрашивает Михалыч.

- С запада на восток, почти что точно.

Дождавшись Прома, ушедшего на “шхельду”, бодрым шагом двинулись по тропе.

Через два километра, мы остановились и замерли, поражённые открывшейся картиной. Мощная река с крутыми и высокими берегами, похожими на каньоны, стремительно несла свои воды на восток.

Постояв на краю обрыва, мы спустились к устью речки, по берегам которой пробирались последние два дня. Она впадала в большую реку, не делая изгиба, изображённого на схеме.

- На Караган выскочили? - озадаченно пробормотал Филиппов.

Река Караган – это, как и Самурлу, приток Чебдара, но впадает значительно ниже, следовательно выскочить на него мы не могли. Тем более, не могли так сразу вырулить и на Башкаус. Следовательно, большая река – это, скорее всего, Чебдар.

В любом случае, по большой реке надо двигаться вниз, а для этого сначала требуется пересечь либо большую реку, либо малую. Решили делать навесную переправу через большую реку, так как на противоположном берегу виднелась хорошая поляна для обеда.

Первая тройка со страховкой пересекла Чебдар и разделилась. Двое стали разводить костёр, а третий начал налаживать навесную переправу. Потратив на неё около двух часов, мы достаём остатки продуктов для обеда.

И тут подходит Андрей Изотов, успевший сходить на разведку, и ликующе сообщает:

– Там дальше изба, конная тропа и цивильные мосты!

Это неожиданное известие вызывает взрыв восторга. Конная тропа от избы обязательно выведет нас в населёнку!

Ура!!! Конная тропа!!! Никаких буреломов и прижимов! Поход окончен!!!

Мы сидим и бурно обсуждаем наши приключения. Что и говорить, это было необычное путешествие. Кроме того боялись опоздать к контрольному сроку, а теперь всё-таки успеваем!

Спелеологи зовут меня в осенний поход на пещеры. В сентябре, после “Эрлагола”.

- И я с вами! И я с вами! – кричит Верка Хвоина.

Восторг, охвативший нас, не даёт спокойно пообедать. Мы скоро будем дома!!!

Подкрепившись, мы отправляемся дальше, восхищаясь качеством дороги и близостью населёнки. Вот и крепкая таёжная изба. Рядом – лабаз, установленный метрах в четырёх над землёй. У избы лежит череп марала с мощными рогами.

Приостановились и решили: рога надо взять с собой. Реликвия. Рога не хотели отламываться до тех пор, пока Жутяйкин не догадался врезать обухом топора по черепу.

- Во! Говорят же: как дам в лоб – рога отклеятся, – свидетельствует Изотов, приторочивая их к рюкзаку.

Добротно сколоченные мосты. Их три: по ходу с правого берега на левый, затем с левого на правый и снова – на левый.

- Думаю, до посёлка осталось километров восемь, – с удовлетворением отмечает Филиппов. Широкая утоптанная тропа серпантином поднимается влево вверх. Следы конских копыт явственно проглядывают на ней.

Спокойно, с лёгким сердцем мы так и шагали, пока не выскочили на каменную осыпь среднего калибра, где тропа пропала. Прошли по осыпи, которая широченным руслом круто спадала к реке, и стали искать выход тропы из неё. Осмотрев изрядный сектор, следов не обнаружили. Значит, конники уходили куда-то влево, в сторону от реки, и Михалыч распорядился:

- Там внизу есть ещё одна тропа, пошли к ней, а то эта - непонятно куда уведёт.

Как выяснится позже, это решение оказалось роковой ошибкой! У избы должен был стоять щит с надписью: «ХОДА НЕТ» и перечёркнутой стрелкой, запрещающей движение вниз по Чебдарскому ущелью. Почему щит в тот момент отсутствовал – неизвестно.

Внизу действительно просматривается тропка, по которой мы и отправляемся. Оля Черноверская находит черемшу, и группа приостанавливается. Продуктов остаётся всего ничего, и мы собираем побольше черемши.

Часа через полтора встаём на ночёвку в шикарном месте. Спелеологи достают пакет, на котором написано: “Вскрыть в последний день похода”.

Этот пакет ребятам вручили друзья на вокзале в Новосибирске перед отходом поезда. В пакете оказались шоколадные конфеты и записка с поздравлением по случаю окончания путешествия.

Отдых был безмятежен – завтра будем в жилухе.

- Так, значит, Михалыч, совсем немного осталось? – с глазу на глаз спрашиваю я у руководителя.

- Может быть не так уж близко, – отвечает Филиппов, – если всё рядом, зачем тогда лабаз?

Я залез в палатку и провалился в сон, глубокий, как бездонный колодец. Никаких смутных предчувствий у меня не было, впрочем, как и полной уверенности, что скоро мы дойдём до посёлка. Ясно было одно: завтрашний день должен стать последним днём похода. За ним – контрольный срок.

Завтрак в этот раз был необычный. Не суп, не каша, а… компот из оставшихся сухофруктов и черемша с аджикой. Заварили также остатки чая, который пили без сахара. Сухари закончились вчера.

Подкрепившись таким образом, мы двинулись дальше. Часа через два пришлось лезть в ледяную воду и, с трудом преодолевая течение, перебираться на правый берег Чебдара. Ещё через некоторое время – снова на левый. Мощные прижимы по обоим берегам тормозили наше продвижение.

На обед мы остановились, пройдя слишком уж мало. С целью экономии времени костёр решили не разводить. В НЗ оставалась копчёная колбаса, которую нёс Пром. Дежурный разрезал её на семнадцать частей, и каждый по очереди тащил свой кусок из Серёгиного мешка. Скудно.

Мишка Мельников ушёл на разведку, остальные же разбрелись неподалёку, собирая подножный корм.

- Послушай, – тихо обратился ко мне необычно хмурый Ульянов, – ты берёзовую кашу умеешь готовить? Нет? Так вот! Я тоже не умею! Хреновато…

- Где-то читал, что можно есть молодые еловые шишки, вон их здесь сколько, – сказал я и сорвал одну из них. Шишка представлялась вполне съедобной. Пром задумался, тоже жуя шишку.

- А силки ты умеешь ставить? – спросил он, – … Я тоже не умею.

Вернувшийся из разведки Мишка сообщил, что дальше всё так же, можно больше и не смотреть, а надо подняться повыше, там есть тропа.

- Мощная? – спросил Михалыч.

- В общем нормальная, – ответил Мишка, – идти можно.

Мы поднялись повыше. Там и вправду была тропка. Мельче, чем человечья, но крупнее, чем козья – не поймёшь чья.

- Ты знаешь, – поделилась со мной Оля Черноверская, – ничему я так не рада, как этой тропе.

Однако, тропа постепенно сходит на нет, а склон становится всё более крутым. В конце концов, Жутяйкин вызывается разведать, что там внизу, а мы продолжаем идти по склону, пока тот не становится совершенно непригодным для ходьбы.

Мы приостанавливаемся и начинаем орать о своём местонахождении Жутяйкину, который куда-то испарился. Подождав его в течение часа и, едва не надорвав глотки, спускаемся к реке. Но Володи не оказалось и там. Где же он?!

Снова горланим – никакого ответа. Уйти назад он не мог. Значит, либо удрал вперёд, либо стал подниматься наверх и разошёлся с нами. Двинулись по береговой кромке, рассчитывая ждать его где-нибудь внизу – всё-таки место более открытое.

Река делает небольшой изгиб, и, пройдя его, мы видим столб дыма. Это Володя Жутяйкин у очередного прижима сигналит нам о своём присутствии. Здесь и останавливаемся. Выясняется, что он тоже нам кричал, но из-за поворота ничего не было слышно.

Филиппов достаёт схему и, надув щёки и сложив губы трубочкой, смотрит на неё, покачивая головой.

- Ты туда сможешь залезть? – спрашивает он меня, кивая на очень крутой, почти отвесный склон.

- Смогу, – ответил я и тут же полез.

Забравшись на самый верх, увидел, что за поворотом ничего хорошего нет.

Препятствие мы обошли, поднявшись повыше, затем спустились к реке. В полукилометре от нас виднелся ещё более мощный прижим. Пришлось таким же образом преодолевать и его.

Солнце уже почти село, когда, пройдя ещё немного, мы упираемся в очередную стену. Делать нечего - встаём на ночёвку. В одном котле варим крапиву, в другом – смородиновый лист. Из взятых в поход продуктов остаётся только аджика.

А через три часа закончится контрольный срок…

Зашкалили. Задержка на маршруте, казавшаяся преступлением, теперь стала реальностью.

- Наверно, нас уже ищут… – произносит Беляев, когда, преодолев прижим, мы двинулись дальше.

- Да вряд ли… – отвечает Филиппов, - Завтра точно будут искать, но сегодня мы должны дойти, – уверенно добавляет он.

Очередной прижим преодолеваем впрямую: навешиваем перила и пролезаем по нему со страховкой. На это уходит много времени. Но потом, опять же с верёвкой, приходится лезть в лоб вверх. Забираемся повыше, но и тут идти очень сложно. И мы продвигаемся осторожно и медленно…

- Что там? – тревожно спросил Беляев, почувствовав что-то неладное сзади себя. Это, не удержавшись на крутизне, сорвалась Оля Черноверская. Счастье, что падать здесь оказалось не слишком далеко.

- Оля! Что с тобой?! – крикнула Света Курбакова. Та не отвечала.

- Подождите! – сказал Филиппов, – У неё шок, она головой ударилась!

Ольга сидела значительно ниже нас на камне у приточка, льющегося почти водопадом вниз, и молчала.

- Оля-я! – позвала Вера Хвоина, – Как ты?!

- Ну, не видишь что ли? – откликнулась, наконец, Оля, – ну… живая…

Прошло ещё некоторое время, пока мужественная Ольга, собравшись с силами, и, привязав к себе булинём сброшенную ей верёвку, не выползла к нам. На её лице обнаружились страшные синяки.

Кажется, Оля Черноверская впервые в походе, но видно, что человек она очень добросовестный.

Весьма осторожно поднимаемся по крутяку ещё выше, потом ещё. Появляется маленькая тропка, явно не человечья, но по ней худо-бедно можно продвигаться.

Я иду замыкающим, поедая по пути горный чеснок. В одном месте попадается ревень. Собрав его, складываю в кармашек рюкзака. Во рту ощущаю сильное жжение, позже выяснится, что вместо чеснока мне где-то подвернулся ирис.

Увидев чабрец, съедаю два стебелька и чувствую некоторое облегчение. Быстро догнав участников, вижу, что все, приостановившись, щиплют и едят траву. Заметив приличный островок ревеня, снова останавливаюсь.

Группа наискосок медленно спускается вниз…

Интересно, какие ещё травы съедобны? Вчера я попробовал стебельки цветка бадана. Сами-то зелёные листья бадана ядовиты, а вот эти стебельки оказались сладкими, по вкусу напоминающими ранетку.

Это было своеобразным открытием, и сегодня многие, убедившись, что мне не поплохело, обрывают эти стебельки и едят.

Выйдя к группе, я увидел сурового Прома с топором в руке, встревоженные лица спутников. На Верке вообще лица не было.

- Не уходите, не уходите отсюда!!! – истерическим голосом кричала она.

- Топтыгин пожаловал! – поясняет Пром.

По словам Веры, медведь проскочил от неё настолько близко, что она “видела только его зубы”.

Ульянов рассказал мне, что произошло. Молоденький медведь неожиданно выкатился на группу. Перепугавшись, наверно, не меньше людей и не зная куда деваться, он ринулся в сторону Жутяйкина, который в этот момент шёл почему-то с гитарой на животе. Володя упал прямо на гитару, а медведь, полуперескачив, полуперекатившись через него, скрылся в кустах. (Другой бы гордился такой близкой встречей с хозяином тайги, но Жутяйкин почему-то каждый раз хмурился, когда ему напоминали: “А помнишь, как через тебя медведь перепрыгнул?!”)

По береговой кромке продвигаться становится легче. Группа растягивается. Река делает крутой изгиб. Передние останавливаются. Михалыч достаёт схему и, взглянув на неё, радостно и удивлённо произносит:

- Пришли!

К нему подскакивает Мельников, смотрит на карту и улыбается: за поворотом должна быть долгожданная развязка.

- Башкаус! – несколько раз возбуждённо повторяет Мишка.

Преждевременная уверенность руководителя передаётся всем. Но это оказывается подвохом. Очень скоро выясняется, что вместо обещанного слияния рек впереди нас ожидает узкий каньон с двойным поворотом русла – труба. С обоих берегов нависают могучие отвесные скалы.

Трое со страховкой прошли вброд, натянув перила, с помощью которых переправились остальные. И мы начали буквально скрестись, другого слова не подберёшь, по правому берегу Чебдара.

Я отправился первым. Не без труда пролез по почти отвесной скале, крикнув остальным, чтобы шли выше, потому что здесь слишком опасно.

Филиппов умудрился пройти прямо по кромке воды, держась за стену, у него на этот случай имелись болотные сапоги. Я догнал Михалыча, и мы стали ждать остальных. Спустя некоторое время появился Андрей Изотов. Он продвигался точно по моему пути, видимо не расслышав предостережение.

- Когда он упадёт, будем ловить его здесь, – говорит мне Филиппов, показывая на сильную струю между двух огромных камней.

Но Андрей не упал. Тяжело отдуваясь и топорща усы, он проделал мой путь. На то, чтобы дождаться остальных, которые полезли выше, по более безопасному пути, пришлось потратить целый час.

Брод. Затем ещё брод.

А дальше я попал в чрезвычайную ситуацию, о чём в походе никто так и не узнал.

Я лез первым, без страховки пересекая прижим и не замечая, что уже сильно оторвался от группы, которая меня не видит.

Над водой - не менее тридцати метров, подо мной - отрицаловка, а скала, которую пересекаю, становится всё более гладкой.

Шаг, ещё шаг. Стена не кончается.

Вот уже и зацепиться не за что.

Стоп!

Назад.

Не тут-то было! Едва захотел развернуться, как рюкзак меня потянул книзу.

Гляжу вниз и вижу под собой бушующую реку, камни.

Ещё одна попытка развернуться. И вдруг понимаю, что никакого манёвра тут не предпримешь. Здесь бы с верхней страховочкой да без рюкзака сделать маятник, но я нахожусь один на один со стеной, без верёвок и с рюкзаком за спиной.

Освободиться от рюкзака?! Продуктов там уже нет. Но оказывается, что и руки-то оторвать нельзя. Сбросить рюкзак, означает – неминуемо лететь вслед за ним.

Представьте, что Вы находитесь на крыше десятиэтажного дома, который внезапно начинает рушиться. Есть выбор: падать вместе с домом, либо прыгать вниз, что в принципе одно и то же. Вот примерно такие ощущения я и испытал.

Животный ужас разлился по каждой клеточке моего тела, и я сделал то, что вряд ли когда-нибудь смогу повторить. Едва мысленно не прощаясь с жизнью и ругая себя последними словами, полез вертикально вверх.

Подтягиваясь на пальцах за почти микроскопические уступчики, я перелез-таки через отрицательную шишку.

“Не расслабляться! Только не расслабляться!” – твержу про себя, когда самое опасное место осталось позади. И вот уже со скоростью велосипеда лезу и лезу вверх, где чуточку положе, но всё равно очень круто.

Фу! Кажется, пронесло! Неужели выбрался?! Моим спасителем был животный ужас, а вот паника меня бы погубила, это точно!

Останавливаюсь. Колени ходят ходуном. И тут вижу, что Мельников ползёт по склону сзади и выше меня метров на пятьдесят. За ним крайне осторожно продвигаются остальные.

Наконец-то мы миновали эту проклятую трубу. Сколько же на неё ушло времени и сил! Однако за трубой по правому берегу идти невозможно. Очень скоро упираемся в длинный, корявый, почти отвесный прижим.

Тройка – Дерябин, Мельников и Изотов с верёвкой медленно, с громадным напряжением пересекает реку. Затаив дыхание, все наблюдают за ними, но всё заканчивается благополучно. Остальные переходят, пристраховавшись репшнурами к натянутой верёвке.

Снимая перила, я прохожу с шестом последним “на усах”. Это означает, что с противоположного берега меня страхуют двумя верёвками под углом сорок пять градусов.

Попав в струю, искупался с головой, но холода не почувствовал. С противоположного берега меня тянут с такой силой, что буквально поднимают на ноги.

Итак, Чебдар больше пересекать нельзя. Остаётся один путь – по левому берегу. Проходим немного, и снова приходится лезть наверх, чтобы обойти очередные откосы.

Дальше первым отправился Мельников и, видимо, попав в ситуацию аналогичную моей, был вынужден сбросить рюкзак.

Рюкзак, по его рассказу, сначала полетел, потом покатился и остановился на камне у воды. Подбежать к нему Мишка не успел, рюкзак отцепило от камня и понесло по течению. Мельников ринулся за ним по берегу, лезть в бешеную реку было немыслимо.

Мы шли по пути Мишки пока не упёрлись в гладкую скалу, отвесно уходящую в воду. Где же Мельников? Чтобы обойти верхом, ему пришлось бы вернуться назад. В реку что ли он прыгнул?

Минут десять стояли, сбросив полупустые рюкзаки и озадаченно глядя вперёд и вверх.

- Может, я поднимусь вон там и посмотрю с высоты? – предлагаю я Филиппову, показывая на массивный скальный выход.

- Иди, только не сорвись, – почти безразлично отвечает тот.

Чуть-чуть вернувшись назад, с величайшей осторожностью я лезу по почти отвесному тридцатиметровому углу с хорошими уступами и забираюсь на самый верх скалы. Никого не видно. Прохожу по краю обрыва и наконец вижу далеко внизу едва различимую береговую кромку. Останавливаюсь, раздумывая, спускаться туда или нет. Смотрю вперёд. Река, плавно изгибаясь, поворачивает налево, Мельникова нигде не видно.

Вдруг издалека снизу слышится чей-то крик.

- Уплы-ы-ыл! – кричит неведомо откуда появившийся Мишка, заметив меня на скале.

- А что у тебя в рука-ах?

- Пала-а-атка, – с трудом распознаю его голос.

По словам Михаила, палатку оторвало от рюкзака и прибило к берегу. Вместе с рюкзаком уплыли остатки шоколада, сэкономленные на последнем перевале, железнодорожные и автобусные билеты, которые нам по возвращении должны были оплатить, и деньги нашей группы на обратную дорогу.

Как же теперь мы будем добираться домой?!…

Когда все собрались под скалой, неожиданно пошёл дождь. Достав большой кусок полиэтилена, укрылись. Здесь же обнаружилось, что гитара, на которую упал Жутяйкин, спасаясь от медведя, разбита, а единственная, оставшаяся “в живых”, дала трещину. Михалыч, выслушав меня и Мишку на предмет “что там впереди”, принимает решение: искать место для ночёвки, как только прекратится дождь.

Когда дождь почти закончился, и мы готовы были сбросить полиэтилен, Мельников полез на разведку и… спустил на нас камни. Рядом со мной раздался глухой удар. Это на голову Сергея Дерябина свалился камень величиной с кулак.

Дерябин вскочил.

- А-а-а-а!!! – заорал он, – Мишка-а-а-а!!! Дура-а-ак!!! – вслед Мельникову, из-под чьих ног вылетел злополучный камень.

Но Мишка уже ничего не слышал, а Сергей изогнулся назад крючком и упал бы затылком на камни, если бы я его не подхватил. Мгновенно появились аптечка и бинты.

- Ну, как? Больно? – спрашивает Оля.

- Нет, ничего… – отзывается Дерябин, пока Черноверская перевязывает ему голову, – просто болеть будет, а так ничего страшного.

Для ночёвки нормального места не нашлось. Пришлось ставить палатки прямо на камнях…

Андрюшка Ефименко осторожно предложил:

- Давайте не ругать сегодня Мишку, он и так уже… наверно…

На костре красиво догорает разбитая банка гитары. Появляется Мельников и сообщает, что там дальше за поворотом всё то же самое.

- А это что? – спрашивает он, взглянув на перевязанного Сергея. Ему тактично объясняют, в чём дело, а Дерябин даже говорит:

- Да ничего, пустяки…

А погода, кажется, начинает портиться, ощущается какая-то гнетущая атмосфера. Всю ночь меня мучает тяжёлый сон: палатка движется по маршруту по камням, бурелому… Неудобно, неуютно, муторно…

- Никому не казалось, что палатка движется? – спросила утром Света Курбакова. Я от удивления дёрнулся. Потом последовало всеобщее изумление.

В эту ночь все видели один и тот же сон…

Сегодня же я ощутил, что силы стали не те. Всё так же светило солнышко, весна уступала дорогу лету, а для молодых людей, идущих по труднопроходимой тайге, майский подножный корм был явно недостаточен. Несмотря на то, что опасности продолжали оставаться опасностями, постепенно нарастала какая-то апатия. Например, мы реже стали применять страховку.

Чтобы спуститься по сыпучему рыхлому отвесному склону, верёвкой всё-таки пришлось воспользоваться. Я полез первым, и когда до низа оставалось метра четыре, почувствовал лёгкий удар по той самой косточке, что находится немного ниже левого виска. Не придав этому значения, полез дальше, но почему-то ослабли руки. Мой спуск из “по-спортивному” перешёл в спуск “лазаньем”. Похоже, верёвка сбила маленький камешек, который метров с тридцати выстрелил в меня сверху.

Спустившись, глянул вверх, где копошились Пром и Жутяйкин, и едва не упал, так потемнело в глазах. Машинально прижав левую руку к виску, ощутил липкую кровь. Пошёл по берегу, чувствуя безразличие и тоскливую усталость. Пройдя с полкилометра, я оглянулся, никого не увидел, присел на камень и как-то забылся.

- Борька, ты что?! – услышал вскрик и встрепенулся. Передо мной стояла Оля Черноверская.

- Да царапнуло вроде.

- Ой, да у тебя кровь! – тихо воскликнула она, доставая аптечку.

Я вытащил свой компас и посмотрел в его зеркальце, но ничего не увидел. Зеркальный визир был мутный…

- Михалыч! Надо подниматься наверх и идти верхами, иначе мы тут… поубиваем друг друга, – предлагаю я руководителю, когда все участники собрались вместе.

- Или вернуться назад к избам и идти по тропе, – убеждённо добавляет Лёша Шуркевич.

…Та тропа, как выяснилось позже, являлась кратчайшим и совершенно безопасным путём от устья реки Самурлу до плановой тропы 77 маршрута в верховье реки Караган.

- Ну, в принципе, так и сделаем, если прижимы не будут кончаться или капитально упрёмся, – спокойно соглашается Филиппов, - по идее, они вот-вот должны кончиться, – добавляет он. Никто не возражает.

Какова же была наша радость, когда, преодолев очередную преграду, мы увидели, что впереди путь свободен! Лишь далеко-далеко виднеется что-то очень большое, как гора.

Сегодня нас наверняка уже ищут… Контрольный срок кончился позавчера. Тогда же мы стали переходить на крапиву, саранку, черемшу. Вообще же, продукты начали растягивать ещё раньше. Постоянно хотелось есть…

А сейчас проморосил дождик, и мы остановились на обед. Подойдя к шедшим впереди ребятам, я увидел, что они сгрудились в кучу и чем-то заняты.

- Что у вас там? – спрашиваю я и к своему восторгу слышу:

- Рябчика подбили!

- А кто?

- Я! – сказал Жутяйкин.

- Во, молодец!

- Тише, ты! – непонятно кого ругнула Света, – с мясом не выщипывай!

И вот рябчик, мелко порезанный, варится в котелке с крапивой. В это время Андрей Изотов уходит на разведку. Обед уже готов, а Изотов всё не возвращается. Кто-то из участников начинает бухтеть, но остальные довольны передышкой.

Андрей появляется через полчаса вспотевший и радостный. В руке, прижимая к груди, он держит свою коричневую шерстяную шапочку. “Наверно, принёс птичьи яйца…” – мелькает у меня мысль. Но он принёс не еду, а хорошее известие.

- Впереди такая же дорога, прижимов нет, широкая береговая кромка – метров тридцать, а за горой должен быть поворот и слияние Чебдара с Башкаусом.

Все повеселели.

В похлёбке мне попался кусочек “рябчика”.

- Вот это супчик! – говорит Андрей Изотов, вытирая усы, - А мне бы сейчас табачку, и больше вообще ничего не надо…

- Давайте-ка, я вас сфотографирую, – предлагает Лёша, обращаясь ко мне и Дерябину. Обнявшись, словно раненые солдаты после боя, с перевязанными головами, мы с Серёгой встаём перед фотообъективом.

- А теперь со мной! – вдруг требует Женя Беляев, и мы фотографируемся втроём.

- Знаете, что мы ели? – спрашивает Ульянов, – ворону!

Особых эмоций это не вызывает, только Беляев обращается к Михалычу:

- А ворон едят?

- Едят всё, – назидательно отвечает руководитель. Потом выясняется, что ворону не подбили, а подобрали дохлую в луже. Кстати, попавшийся в супе кусочек вороны, никакого ощущения дохлятины не вызывал.

Наскоро поев, двинулись дальше.

Первым пошёл Андрей Изотов.

Замшелая, мелкокаменистая кромка берега Чебдара постепенно переходит в крупную осыпь. Гигантские валуны, мокрые и блестящие от дождя, беспорядочно лежат от стены ущелья слева до самой реки справа. Группа сильно растягивается. В этот раз я оказываюсь где-то посередине, причём в полном одиночестве.