О том, как "Камо гребеши?" и "Хомяки" участвовали в экстрим-марафоне "X-Крым.2004"

Господин водитель изволили торопиться.
Уже к полудню газелька примчалась в урочище Кизил-Коба. Мы выпрыгнули из машины на Крымскую землю, больно топча ее ногами, бросая вызов каждым ударом ботинка ее каменистому лицу. Земля приняла этот вызов, но как-то странно, неожиданно она всего лишь подставила нам другую щеку, и приняла на себя новые удары. Terra Incognito поставила нас в замешательство своим ответом. Она молчала, нависала суровой громадой яйлы над нами, давая понять, что на самом деле не ей был брошен этот вызов, а самим себе. И решающая схватка будет проходить внутри каждого из нас. За какие идеалы или мечты будет эта битва, никто никогда не узнает, но главное то, что себе был брошен вызов, и началась борьба. А именно это делает человек человеком.

Словно новые конкистадоры ступившие на непокоренные земли, мы вместе c несколькими командами, пошли на место старта экстрим-марафона X-Крым 2004.

Среди раскинутых шатров, вывернутых наизнанку штурмовых рюкзаков, растянутых веревок и груд железных карабинов, замешанных в это людей и палаток спонсоров, стоял судейский столик, где регистрировались команды. Там мы выпустили на волю наши имена: Камо Грядеши? и Хомяки. Потом было капитанское вече. Чеканя каждое слово, неоспоримым хозяйским голосом главный судья загонял нас в узкие рамки правил, в моральных пределах которых, предстояло играть. Старт объявлен на четыре часа дня. Предварительно были вывешены карты с КП первого из трех этапов, и мы, словно дети на киоск с мороженым, гурьбой полезли перерисовывать со стендов будущий маршрут.

Вокруг сновало местное телевидение, камеры снимали то скалы яйлы, то предстартовую суету лагеря, репортеры брали интервью у судей и участников команд, которые уже устало и очень серьезно что-то рассказывали висящему перед носом микрофону, стараясь не смотреть на камеру.

Мы только закончили сворачивать карту, как в образовавшейся возле судейского столика толпе, кто-то звонко закричал и народ, будто прорвавшая дамбу река, хлынул из лагеря. Очевидно, началась гонка. Камо Грядеши? и Хомяки ринулись вслед за толпой, потом подумали, и ринулись за КП, что было не одно и тоже.

Словно по ступеням по забытым душам, поднимались мы вверх, минуя Красную пещеру, возносясь на вершину хребта. Вокруг черными ручейками взбирались вверх те, кто бросил сегодня себе вызов. Небо смеялось, блестящим золотыми россыпями над глупыми людьми, упорно тянущимися к длинной трещине на яйле, где в гроте было спрятано первое КП. Горы отовсюду смотрели своими глазами-пещерами за этой нелепой гонкой пытаясь понять, что движет этими людьми, что дает им силу и надежду, отчего нельзя просто застыть, замереть навеки, подобно им самим - скалистым гигантам?

Земля терпела беспощадные удары ног, и молчала в унисон всем.

А люди продолжали идти.

Взято в кольцо второе КП, скрытое от чужих, голодных глаз в старом дзоте у леса. Боясь потерять лишнюю минуту, участники, побывав в гроте, сломя голову кидаются в сторону следующего КП. Перед нами бежит около половины всех экстрималов, позади столько же. Еще предстоит два дня гонки, за которые произойдет много всего, но сейчас азарт соревнований беспокойным зверем рвет на куски остатки спокойствия и сдержанности. Зверь рвется наружу. Зверь просит воли. Зверь голоден - и зверь бежит за добычей.

Ставни сломаны, окна разбиты, крыша провалилась, пол еле-еле держит на себе эти руины. Когда-то кем-то давно построенный, и когда-то кем-то разрушенный городок, выпячивается развалинами огромных ангаров и жилых кирпичных домов. Обнесенный трехметровым бетонным забором, он хранит в своих недрах третье КП – строение ?52. Город-призрак был неприветлив, он не любил чужаков, которые бегали по его заросших травой улицах, и прятал номера домов под тяжестью разбитых стен. Мы шли с Наташей, словно по кладбищу никогда не существовавших животных, ступая по их трупам, даже не замечая этого. Дома грозно следили за нами провалами выбитых окон, мы осторожно ступали по их телам, и только если кто-то проносился невдалеке, пересекая дорогу, мы кидались за ним следом, но за поворотом уже никого не было, будто чужак растворялся в воздухе. И вот оно: с балкона второго этажа человек передает карточку другому, стоящему на земле, и тот убегает – это зацепка, на втором этаже третье КП. На втором этаже груды камней и треснувших блоков, в многочисленных комнатах по углам аккуратно расставлены простреленные мишени, а несколько команд все не могут найти это КП. Но оно здесь – на стене возле стикера «Восхождение», желтой краской написан его номер. Кто-то отчаявшись в поиске водит рукой по номеру, будто убеждаясь в его реальности, нащупывает электрощиток и открывает его, а там ... завязанный на удавке, висит красный компостер.

Тайна города-призрака разгадана – скорее отсюда, скорее, подальше от этого места.

Моргнул водянистым зрачком памятник на холме. Лукаво моргнул - ничего там нету, палатка судей под холмом. Волчком крутится вокруг людской хоровод, все отмечаются и бегут вниз, в балку, выполнять задание. Четырехглавым зверем мы выволакиваем мешок камней с номером четырнадцать, тащим его к судейской машине – «пострадавший» доставлен, камни спасены. Гребеши тянут мешок с номером одиннадцать. Темнеет. До следующего КП около одиннадцати километров.
Бредем Гребеши? Несемся Хомяки!

Завязанная клубком нить дороги катится впереди лесными чащами. Я не включаю фонарик, чтобы сэкономить и без того севшие батарейки, ориентируясь по пляшущему на дороге свету чьих-то петцелов. Извилистая лесная дорожка ведет нас к Межгорью, только как-то медленно ведет, блукая среди черных крон деревьев, неожиданно ныряя в дождевые калюжи, и вырываясь из чащи, падает каскадом по каменистому склону вниз. Долгая дорога. Куда ведет она, вымощенная благими намерениями бегущих по ней, которые обгоняют друг друга, оскверняя ее своим азартом? Перекрикиваясь, мы с Андреем и Илоной чуть отстали, остальные бегут где-то впереди.

Обернулся – лишь споткнулся, огляделся – никого,

Отозвалось – показалось... тихим эхом – ничего.

Ты выныриваешь из темноты, и бледно голубой свет фонарика окрашивает твое лицо лазурным ореолом. А в твоих глазах, Илона...

...заяц. Прыгает в снежных сугробах, перекатывается по белоснежному полю, замирает, вострит уши, прислушивается, и весело пускается прочь. Хлопок выстрела – заяц бросается в сторону. Лай спущенной вслед собаки – заяц быстрее бежит к лесу. Там спасение. Только бы прибежать первым. Или вторым?
И заяц бросается на собаку.

Лай собак доносится изо всех дворов. Успевшее заснуть Межгорье, разбужено несущемся по нему каравану огоньков. Дальше снова дорога и 23-я опора ЛЭП от указателя Межгорье. А кто их считал то? Спасибо Наташе – заметила написанный на дороге номер КП-7. Продравшись через тернистые кусты, слева от дороги, под опорой, компостируем карточку. Караван светлячком уже совсем близко. Выключаем фонарики и быстрее уходим на Караби яйлу.

Ночь. Тлеющий запах собранного винограда. Мы лежим на обочине, подняв ноги вверх, нацелив их в черное небо, чтобы кровь с них немного отекла, так будет легче. Может быть. Замешанные в дорожной грязи и собственных шагах остальные участники остались где-то позади. Только снова ступив на неразличимую среди путающихся перед глазами видений, дорогу, где-то сзади заблестели голубые диодные звездочки. Кажется, горизонт сам прыгает навстречу - отмахиваешься от него и спешишь вперед.

КП-11: Кошара. Возле кошары лают потревоженные собаки, разбудив лаем хозяина. Он выходит, оценивающе обводя нас своим цепким птичьим взглядом, наверное, пытаясь угадать, кто первый скажет: «пустите переночевать». Но вместо этого нам надо только КП, которого тут нету. Неизвестно, разочаровался хозяин или нет – он зашел в тень, пряча там свои эмоции. И почему-то сказал, что свет фонариков на той стороне пруда, это какие-то отдыхающие приехавшие еще вчера днем. В Крыму, отдыхающие, остановившиеся на берегу небольшого болота, гуляющие по его берегу ночью – в это верилось с трудом.

На этом КП был водный этап, мы пришли на него третьими и четвертыми.

Ты почти не раздумывая, решилась плыть, и уже стоишь на берегу слушая указания судей. Ты уже почти прыгаешь в воду, как судья советует взять надутую камеру, хватаешь ее, и в этот момент в твоих глазах, Оля, сверкает...

...серебряник. Падает, словно осенний листок, и разбивается снопом белых искр о камень. Следом падает еще один, и еще. Дождем летят вниз серебряные капли. Рука сжимается в кулак, но последний серебряник все-таки проскальзывает сквозь пальцы и падает на землю. Ничего. Теперь нечего терять. Человек бросается бегом. На гору. Серебряники катятся следом.

Оставляя позади болото, мы идем через ночную крымскую степь, наткнувшись на сетку-ограду и домик-сторожку. Двое из сторожки машут руками вдоль забора, двоим с рюкзаками. Это Ой-Тля пытается выяснить, где же здесь край яйлы, который надо найти и нам. Несемся вместе по дороге в поисках заповедного края. Растянувшись в линию, шарим фонариками по кустам: не там ли он прячется? И вдруг из темноты топором на глаза падает свет фар машины КСС. Ущелье с натянутыми переправами, судьи, команды проходящие этап. Регистрируемся, идем к краю пропасти, над которой висит веревка – троллей, так судьи назвали этот этап, или криво-наклонная переправа. Переправляемся через ночную пустоту на другой берег, идем вниз за судьей, упираемся в стену – нам наверх: первому страховка верхняя - судейская, остальным командная - как выйдет. Уходит время и судья, а Хомяки потихоньку перебираются наверх. Идем к машине, забираем контрольную карточку и гребем всемером дальше.

На Караби нет воды, и спасибо судьям, что за машиной мы нашли припасенные ими бочки с водой. Не знаю, для кого они были припасены, но мы не преминули воспользоваться случаем.

Не по дням, и не по часам, а по перекатистым, скачущим под ногами, скользким колодам мгновений, пробираемся через голую Караби яйлу. Словно хлебная крошка в постели, не дает спокойно жить многое помнящий безызвестный памятник с КП. Его же не помнил никто.

Посмотрели - повстречали, головой качнули в такт,

Вспоминали - не сумели, и расстались, просто так.

Рассыпались бисером по степи участники в поиске двенадцатого КП. И если бы кто-то сейчас смог бы посмотреть на землю с неба, то увидел бы там такое же темное небо и звезды – такие же яркие и холодные. Я слышу, как кто-то зовет меня из темноты, выключаю фонарик и иду на голос. Там стоит Артем возле памятника и держит в руках компостер: «У него два зуба выпало, компостер сломался». Компостирую тем, что осталось и бегом к своим – вокруг, кружась воронкой, стягивается кольцо огоньков. Звоним судье, говорим, что компостер на КП-12 сломан, берем азимут на метеостанцию, и только пятками сверкаем.

Вифлиемской звездой, застрявшей среди ночи, висит прожектор метеостанции. И узревши его, путешественники спешат первыми вознести свои дары: контрольные карточки. Будто только сейчас вылепливается здание из ночной глины, кажется, откроешь дверь, и не будет там ничего. Ан нет, за дверью лестница, и мы подымаемся на второй этаж, где на столах лежит задание второго этапа марафона, а на стене висит карта с аккуратно нарисованными КП. Мы пришли вторыми, говорят, что Банзай-Ра ушел час назад. Читаем задание нового этапа, выводим подобные каракули на своих картах, а какая то женщина попутно говорит: «Есть - за пределами метеостанции, передаваться - за пределами метеостанции, отдыхать - за пределами метеостанции». Под градом ее слов отступаем по лестнице к дверям. И как будто в напутствие: «Вы должны прийти на метеостанцию к шести вечера, иначе вас снимают с маршрута». Зачем она это сказала? Ведь неправда, таких сроков нету! Но мы об этом узнаем очень поздно, когда толку уже в этом не будет, останется один лишь смысл.

На яйлу опустился туман, вроде мало было ночи. Греем под метеостанцией на горелке чай, выпиваем его, и уходим по азимуту к КП-17 – тур с палкой. Темнота кружит вокруг нас хищной птицей. Иногда даже слышно хлопанье ее крыльев, и тогда поднимается ветер.

Переход по азимуту пересекается выросшим из тумана хребтом и огромной балкой, какой она тогда мне показалась. Ты упорно продолжаешь идти вперед. Подчас, ты спотыкаешься о выступающие камни и кочки, но не останавливаешься, и сразу догоняешь идущего впереди - главное не потерять темп. А помнишь, Смилянец, как ты смотрела на Караби вчера вечером? А сейчас хоть глаз выколи, туман, да темнота мокрая вокруг. Но не про это ты сейчас думаешь, просто надо идти вперед. На мгновение оглядываешься, и в твоих глазах, Наташа, задерживается...

...взгляд. Настороженный, внимательный, детский взгляд смотрит на мир через потускневшее от времени оконное стекло. Ребенок сидит на широкой скамейке, со смятой его непоседливостью, подстилкой, переживая за своих героев, которые играют за окном. Он по детски наивно, звонко смеется, хлопает в ладоши, когда они побеждают. А если за окном показывается что-то страшное и злое, быстрее кутается в старый плед, дрожащим сугробом наблюдая, что же будет дальше. Герои выходят на борьбу со злом и он, позабыв про страх, высовывается из-под пледа, прильнув к окну, стараясь оказаться, там, снаружи, рядом с ними. Он тоже хочет победить зло. И так всегда. Лишь бы не закончились сказки, лишь бы не отсырели дрова. Окно моргает.

Где-то далеко, слева и справа видны тлеющие угольки, каких-то огней. Правый заплясал, исчез, и появился чуть в стороне – это участники. Поэтому идем на левый. Обходя балку, подымаемся на гору, и там, на возвышении стоит каменный тур, из которого торчит палка, с нанизанным на нее лошадиным черепом, снизу череп подсвечивает примотанный фонарь с аккумулятором. Вокруг туман и ночь.

Чуть ниже на кусту растет красно-белое КП, а еще ниже палатка с дремлющим судьей. Никого нету, вот и заснул – мы сюда первые пришли, разбудили, из палатки вытащили, сейчас задание даст, отыграется! И верно: под кустом пещера Мамина, надо без фонариков залезть внутрь, держась за протянутую там веревку, расходящуюся по пещере паутиной, найти теннисные шарики и принести судье. Это очень по-нашему, трудная и абсолютно бесполезная работа. Полезли, хоть глаз выколи, веревки расходятся кто куда, и мы по ним разошлись. А Наташи, обе, нашли таки мешок с шариками, взяли по одному и все обратно полезли. На дворе к тому времени уже и дождь зарядил. Заждался нас судья, и подоспевшие Эдельвейс с Банзай-Ра тоже. Все сразу в пещеру полезли, от дождя прятаться. А мы снова по азимуту на новое, то есть забытое старое, КП–18 - тур с палкой.

На яйле моросит дождь, вроде тумана и ночи было мало.

Все дороги кренделями затягиваются, поэтому идем не по ним, а по прямой, то есть, как попало. На каждом холме по паре туров видится, и каждый к себе тянет, но то куст подвернется, то ветка торчит, а то моргнешь два раза, а на третий уже и тура нету. Скользит по Караби ночь, уступая место утру – светает. А светает оно так, что только туман белеет, да камни вдалеке от темноты отлепились, теперь их различить можно. Снова на крендель вытоптанный наступили, пошли по нему, и во все овражки заглядываем, не там ли пещера, про которую нам судья сказал? И время ей подоспело и место, а нет ее и нет. Остановились, разошлись по ямам-оврагам – ищем. Из тумана уже и Эдельвейс кильватером выплывает. Не останавливаются, прямо идут, и мы за ними увязались. Только они недалеко прошли, вылезли на горку, а там и тур с палкой, и КП висит привязанное, чуть дальше, машина КСС с судьями.

Посветлело вокруг, дождь моросит, но туман уходить под руку с ночью не спешит. Пещера Бузулук распахнула свой зев, Оля с Наташей полезли в него по веревочной лестнице с верхней страховкой. Спустились, побрели компостер внизу искать. Судья говорит, он там во льду спрятан, а льда там видимо-невидимо. Эдельвейс веревки собрал и дальше побежал, а в ожидании Хомяков и Камо Гребеши? готовят снасти Банзай-Ра и Перфоратор со своим Уступом. Наконец девушки вылезают на грешную землю, но наша хомячковая карточка осталась лежать внизу, видимо выпала где-то по дороге наверх. И здесь, огромное спасибо Банзай-Ра, которые, вылезая, подняли с собой и нашу карточку.

А мы, потеряв возле пещеры уйму времени, уходим к горе Белой, на девятнадцатое КП.

Надеялись, что дождь будет как и ночь, гостевать до утра и только. Но вниз все так же летят капли воды, срывающиеся со скользкого неба. И нечего слать ему проклятия, оно отгородилось от земли густым туманом, и не видит тонущих в его слезах людей. Вдруг в сознание штопором ввинчивается чей-то крик. Тишина. И еще один. Девятнадцатое КП уже совсем рядом.

Эдельвейс снова собирается перед нами и идет дальше, а мы забираемся на скалистую вершину горы Белой. Судьи рассказали задание технического этапа, дюльферного спуска, и мы заняв две площадки готовимся прыгать вниз. Андрей с Артемом бросают в туман две дюльферные веревки, под ногами ничего не видно, но судьи говорят, пятидесятиметровой веревки до земли хватит. И только потом, при спуске, окажется, что ее хватит, если она не запутается по дороге, или не затянется непонятным узлом, который придется развязывать на полпути вниз.

По одному спускаемся вниз, идем к машине КСС, в которой закрылись судьи, и готовим на горелке кашу с чаем, поджидая всех наших. И чужих. Подобрался к Белой, Перфоратор – его бойцы в свою очередь, уже штурмуют гору. Насквозь вымокшая холодная одежда мешает действовать быстро. Утренний холод путает мысли, оставляя место лишь инстинкту, который снова гонит нас вперед, на маршрут. Увязнув в этих противоречиях словно в болоте, мы все-таки покидаем КП-19, и направляемся в Чигинитру.

А впереди, серой рекой разливается дорога. Поросшие ковылем-травой берега, несутся мимо по обе стороны, да только вода нынче странная попалась, стоячая, без течения, словно мертвая. Камо Гребеши, Хомяки?

Дорога сначала вниз падает, потом вверх уходит, но ты стараешься не замечать этого. Так легче. Ты опустила глаза вниз, и цепляешься взглядом то за камни дорожные, а то и просто чужие следы глазами подметаешь. Ветер с шелестом проносится мимо, словно орел крылом махнул. Ты вздрогнула тогда, Наташа, не от ветра, а от мысли: кем ты будешь пером орла, или самим орлом? Подняла глаза, а там...

...Осень. Заваленные листьями балки приготовились к зимней спячке. Озеро водной гладью чистое небо отражает, у берегов, уже льдом затягивается, да таким, что захрустит, если на край наступишь. И тишина всюду. Роща березовая, свои наряды теряет, солнце холодными лучами землю баюкает, закручивает багряно-желтый вихрь гуляка ветр. В странную игру он играет: листья с земли подбрасывает да упасть им не дает. И все больше их вверх подымается, все больше смерчем над озером закручивается. Уже не ветер – буря балом правит. Березки голые, весь, до последнего листочка, наряд отдали, стоят согнувшись. Все вокруг вихрем охвачено, только озеро лежит спокойное, как будто не до этого ему. А оно плачет, да только не видно.

Долго идем. И уже кажется, что рядом с нами идет сама вечность. По дороге ступает, той же пылью, что и мы дышит, и только искоса на нас поглядывает, не перегоняет, и передохнуть не останавливается. Махнет правым рукавом, вечность, и в тумане тени белесые носиться начинают, видениями разными в память лезут, мысли путают. Махнет другим рукавом - и будто не было ничего. Только туман да дорога, и вечности нету, одни мгновения...

Шагом обыденным, иду по миру.

Кто поможет? Дорога - поровну!

Не заметили мы, как пропустили поворот на Чигинитру, и оказались у спуска к Большим Воротам. Вернулись обратно, к развилке, а там Эдельвейс стоит, над картой колдует - ориентируется. Говорят, не нашли КП. Мы сперва подумали что шутят, но какие то они невеселые были: оглядываются по сторонам, что-то с картой сверяют, дальше идти не торопятся – не так люди выглядят после найденного КП. Зашли мы в Чигинитру, кинулись сухое дерево искать на тропе, и камень в 20 м от него. На обочине рюкзачки Банзай-Ра лежат, видно уже рыщут по окрестности. А Чигинитра как всегда была полна сухих деревьев и усыпана камнями. Когда нам с Артемом надоело искать это КП, поверив Эдельвейсу, пошли назад, но тут встретили Банзай-Ра, которым тоже это надоело, и вместе снова пошли шарить по бесчисленным тропинкам. Нам опять это надоело, пошли обратно. Но встретили Перфоратора, заглядывающего под камни, и все вместе снова начали обходить Чигинитру. В третий раз надоело нам искать КП, и мы вернулись к своим ни с чем.

Уже потом, когда собравшиеся на метеостанции команды обсуждали гонку, стало ясно, что КП на Чигинитре не было. Постановщики утверждали, что они его ставили, но потом, так и не нашли. С тех пор КП в Чигинитре стало камнем преткновения для команд и судей.

Мы побрели по дороге из Чигинитры, решая, что делать дальше. Ведь женщина-с-метеостанции сказала, что надо вернутся на метеостанцию, к шести вечера, иначе команду снимут с маршрута. Поэтому осталось либо идти прямо на метеостанцию, либо бежать всю дорогу и брать по пути три КП. Перед нами по дорожке шли Банзай-Ра, на развилке они повернули направо, и скрылись за холмом. Стало ясно, что пока мы думали-гадали то зашли слишком далеко, чтобы возвращтся на метеостанцию. На часах висела половина третьего, мы решаем пропустить двадцать первое КП, чтобы выиграть чуть-чуть времени и несемся вперед, по дороге на север. Только потом, позвонив судье, узнаем, что на метеостанцию надо прийти когда угодно, без сроков.

Ты уже давно ничего не видел кроме тумана. Дорога под ногами кажется тебе пресмыкающимся аспидом, который едким ядом обжигает твои подошвы. Мы кричим тебе издалека: «Андрей! Поворот направо», но ты не слышишь, и продолжаешь идти дальше, пока не натыкаешься на раздорожье. Каким-то чудом ты сразу поворачиваешь направо, и только потом до тебя доносятся наши слова. Вглядываешься вперед, и за прозрачными стеклами очков...

... Дым. Вокруг стелится, а не вверх идет, как обычно от костра бывает. Да не дым это вовсе, а туман, как он и есть. Разлетелся вокруг, и ничего за ним не видно. Белым саваном землю покрыл, только глаза режет, до слез - может это таки и дым? Вот и ветки где-то трещат, словно на костре жарятся, да только огня нигде не видно. Все вокруг холодом дышит, а трава капельками меленькими покрылась. Что ж это за дым то такой странный? Или туман? А ни то это и не другое - то невеста неосторожная свою фату потеряла, дым в глаза пустила, в голове ведь туман лежит, а сердце пламень горячий облизывает. Не по своей воле замуж выдали. Теперь страдает.

Уже несколько часов мы бредем в тумане потеряв все дороги, и не имея представления где находимся. Ты закричала. Я обернулся – туман. Ты кричишь, что не можешь больше идти, ноги стерлись до крови. Сейчас мы еще, наверное, находимся на Караби. Знай бы ты, Оля, что до ближайшего села километров двадцать, что бы тогда сказала? Ты выходишь из тумана, говоришь, что все нормально и идешь дальше. Лучше ничего этого не знать, и продолжать надеяться.

Полтора часа назад мы повернули и пошли точно на север. И вот, наконец, яйла стала опускаться вниз, ниспадая до линии облаков. И впервые, со вчерашнего дня мы увидели крымский пейзаж, всю прелесть которого составило вечно сухое озеро Эль-Хая.

Над озером торчал триангулятор с красно-белой трапецией, за хребтом грелись у костра судьи и мы составили им компанию. Говорят, мы здесь вторые – Банзай-Ра, только что перед нами ушли выполнять технический этап. Еще сказали, что мы веселые, вот так оно и выходит: поспешишь – людей насмешишь. А нам холодно. А мы к огню словно приклеены, и отойти от него не можем. Продолжаем шутить, чтобы дальше не идти. Нас и не торопят.

КП-22 Сухое озеро, прятало за своим названием самый зрелищный технический этап – каскадный дюльфер. Это место чудесным образом окажется, местом встречи всех лидирующих команд обоих классов. Судья, оставив нас наедине с каньоном и веревками, ушел восвояси. Пригоршней земли полетели вниз веревки. Мы начали спускаться вниз, и чем ниже опускались, тем больше темнело – просто на яйлу ложилась отдохнуть ночь.

Кое-как, орудуя тремя фонариками, мы всемером добрались до третьего парапета. Сверху донеслись чьи-то крики, замелькали давно забытые лазурные светлячки, полетели вниз веревки. Так мы впервые за время марафона встретили X-класс. Пингвины не сразу поняли причину наших радостных криков, ведь до сих пор про соседний класс ничего не было известно, и вот, наконец, мы встретились.

На востоке говорят: человек в горах – слезы на ресницах Аллаха, но иногда слезы срываются с его ресниц. Сверху падали и падали слезы. С парапетов двухсот пятидесятиметрового каньона дюльферяло восемь команд.

Искорки фонариков пляшут где-то вверху и потом, замирая на миг, летят вниз. Ты не смотришь на них. Держишь в руках страховочную веревку, стараясь услышать среди многочисленных криков внизу, родной голос. Веревка непослушным щенком путается под ногами, карабины, словно кандалы, приковывают тебя к каньону, ночной холод мешает спокойно ждать, и словно награда, снизу доносится: «Артем, я на земле!». Ты с облегчением поглаживаешь рукой сбритую бороду, усмехаешься в не выросшие усы, и хватаешься обеими руками за веревку. Но на какой то миг, задерживаешь свой взгляд на падающих вниз лазурных звездах. И если сейчас посмотреть в эти глаза, то можно увидеть...

...Вино. Пролилось на скатерть из опрокинутого бокала, будто кровь из раны хлынула. Лужей по столу разливается, пламя догорающей свечи отражает, играет им, словно солнечным зайчиком. Из открытого окна ночной прохладой повеяло, и вино, хранящее тепло чьих-то губ, пошло рябью. Так и застыло. А свеча вздохом предсмертным вздрогнула, и умерла. Только за распустившимися парусами-занавесками луна серебром светится, да сверчок смычком струны ласкает. Сквозь сон.

Спустившись на предпоследнюю площадку, я полез обыскивать грот. Там уже лазило несколько человек, и мы быстро отыскали спрятанный в нем контрольный груз. Сверху продолжали лететь вниз экстремалы и камни. Забрав обе карточки, прыгаю на последнем дюльфере и бегу искать КП-23 - остатки древней стены поперек склона. В лесу мне повстречался Эдельвейс, и мы вместе идем наверх. Их четверо, но говорят, был еще и пятый, но он в Чигинитре, когда искал КП, полностью ноги убил, и сошел с дистанции. Мы так и не добрались до древней стены. Доковыляв до судей, стали ждать у костра остальных членов своих команд.

А наверху плясали бесы. Ураганный ветер стремился сорвать людей со склона, и увлечь в этот кошмарный танец. Отметившись у судей, мы пошли обратно к озеру, на дорогу к метеостанции. Но на хребте, устав от котлов и сковородок, выплясывали вместе со всеми ветрами бесы. Они кружили вокруг людей, хватали за одежду, трепали за волосы, не давая покинуть их жуткий хоровод.

Мы прошли через озеро, и вышли на дорогу к часу ночи. Ветер, быстро высушил мокрую одежду, но заставил коченеть, тех, кто останавливался, поэтому надо было постоянно двигаться, и мы побрели на метеостанцию.

То, что происходило дальше начало доходить до меня через короткие проблески сознания. Вот я иду по дороге, и передо мной никого нет.

Вспышка. По дороге, рядом со мной, раскачиваясь из стороны в сторону, плывут светлячки фонариков, я почему-то шагаю по обочине.

Вспышка. Впереди снова никого нет, рядом идешь ты Оля. Что-то бормочешь, но мне кажется, что лучше этого не слышать и не понимать.

Вспышка. Артем, ты отдаешь мне карту, говоришь, что не особо сейчас соображаешь. Плохую ты нашел кандидатуру.

И если бы мне удалось увидеть сейчас, свои глаза, то там оказался бы...

...слепой. Своими глазами он видит лишь темноту, но слышит вовсе не ее, поэтому старательно придумывает себе реальность, похожую на эти звуки, рождая ее из музыки, разговоров, просто из шума. Только выходит все, какое-то одинаковое, мрачное, как темнота, которая висит вокруг, откуда и цветам то взяться? Поэтому нет ничего этого, даже темноты.

Дорога водит нас по себе уже второй час. Иногда, мы упираемся в развилку, и рикошетом отскакиваем к другой тропке. Словно кошка, которая перед тем как заснуть, несколько раз обходит кругами место спячки, мы ходим по яйле. Пройдя вперед по одной дороге, которая вскоре рассасывается и исчезает, возвращаемся назад, выбирая другую дорогу. Идем по ней, но она тоже пропадает, и мы поворачивали обратно. Так мы кружим в темноте, шатаясь из стороны в сторону, пока не становится ясно, что сейчас далеко все равно не уйдем, и всем надо хотя бы чуть-чуть поспать. Найдя ближайший овражек, который, немного защищал от буйствующего на яйле ветра, мы всемером, положив на землю веревочные бухты, постелив на них единственный спальник, поставив по бокам надувные круги и натянув на ноги мусорные кульки, залегаем в спячку.

Утро лезло греться за пазуху. Ты разбудила меня, вырвав из благостного сна без сновидений. Говоришь, идет дождь. И правда, нас заливает. Расталкиваем всех остальных, борясь с утренним холодом, быстро собираемся и вылезаем из оврага. Вокруг посветлело, тумана почти нет, поэтому более-менее видно дорогу. И мы зашагали по ней к метеостанции.

А уже через два с половиной часа придем к ней, закончив на этом свой марафон.

Вместо Эпилога.

Я собираю крошки фраз, и пыль от букв в слова сгребаю, тогда лишь плавно опускаю, все это в бездну Ваших глаз... Застыло небо на краю, на том, котором я стою, решаясь сделать шаг последний, как только песню допою. О том, как ночью под луною, вода в озерах холодна, как на дороге не до сна, морозной утренней порою «прощайте» - шепчет вслед весна. Теперь пора слагать слова, вооружась листком бумаги: поплыли в памяти овраги, вершины гор и чьи то флаги, вновь станет буйной голова, из темноты кричит сова, сплетая криком кружева, осенний дождь пьянит сильнее браги, бессмертная душа всегда права. Через окно немого естества, где стекла – сон безвременно прощальный, однажды Вы посмотрите печально, не вспоминая холод и молчанье, стать снова захотите острием меча, разя вокруг пока горит свеча. И я надеюсь, буду рядом с Вами, чтобы закрыть собой от палача.

/.MouseForever./ (Николай Вихтюк)

Камо Гребеши? :

Артем Соколов
Мостовая Илона
Смилянец Наташа

Хомяки :

Вихтюк Николай
Гусынина Наташа
Рыбакова Оля
Дубок Андрей