Послѣ того, какъ я далъ краткій обзоръ нынѣшней стадіи Лобъ-норскаго вопроса, мнѣ остается еще сказать нѣсколько словъ о нашей экскурсіи по области Лобъ-норъ.
4 апрѣля мы открыли ту часть древняго Лобъ-нора, которая по имени одного туземца называется Авулу-куль, и въ теченіе трехъ дней слѣдовали вдоль восточнаго берега этого озера. Поверхность въ продолженіе всего пути представляла чрезвычайныя затрудненія для передвиженія. Барханы высотою въ 10 - 15 м. обыкновенно спускались въ воду подъ угломъ въ 33°.
Мѣстами, гдѣ песокъ нѣсколько отступалъ отъ воды, по берегу росъ тополевый лѣсъ, а гдѣ барханы были низкіе, показывались кусты тамариска, возвышающіеся на вершинахъ бугровъ, остовомъ которыхъ служили корни самыхъ растеній. Эти тамарисковые бугры иногда были расположены такъ часто, что мы оказывались въ настоящемъ лабиринтѣ и нерѣдко даже предпочитали дѣлать небольшіе обходы по пустынѣ.
Озера до такой степени заросли тростникомъ, что лишь съ вершинъ высокихъ бархановъ можно было видѣть открытую воду въ самой серединѣ. Мы нѣсколько разъ и пробовали въ тѣхъ мѣстахъ, гдъ вода была мелкая или совсѣмъ высохла, продираться сквозь тростникъ, хотя онъ вдвое превышалъ ростъ верблюдовъ и образовывалъ чащи, вродѣ стѣнъ туземныхъ жилищъ (сатмъ).
Одинъ изъ нашихъ проводниковъ шелъ въ такихъ случаяхъ впередъ и высматривалъ дорогу. За нимъ люди вели верблюдовъ, которые своими мощными громоздкими туловищами раздвигали тростникъ и приминали его ногами, такъ что кругомъ стоялъ трескъ и хрустъ. Идешь за ними по образовавшемуся тѣсному корридору и ждешь, не дождешься, когда, наконецъ, опять выйдешь на просторъ.
Верблюды были такъ изнурены этимъ продираньемъ сквозь чащи тростника, что пришлось имъ дать день отдыха 6 апрѣля. Мы разбили стоянку, по обыкновенію, подъ открытымъ небомъ, на высокомъ барханѣ, подъ тѣнью старыхъ тополей, недавно одѣвшихся свѣжей зеленью.
Отсюда намъ открывался обширный видъ на Кара-куль, а вдали на западѣ виднѣлась чаща тростника, окружавшая, какъ стѣною, озеро Чивиликъ-куль. Жара уже стояла удушливая (въ 1 пополудни 33.1° въ тѣни), въ воздухѣ не шелохнулось, что бываетъ здѣсь рѣдко въ это время года.
Особенно донимали насъ въ эту тихую погоду комары. Во время перехода эти ненавистныя насѣкомыя вились около насъ тучами, а когда мы располагались на привалъ, они набрасывались на насъ милліардами съ такой безцеремонностью, точно мы только для этого и явились въ эти страны, чтобы предложить имъ ужинъ. Удобно-ли, спрашивается, писать, когда въ одну руку тебѣ впиваются тысячи жалъ, а другая должна безостановочно махать во всѣ стороны тряпкой? И мало удовольствія окружать въ такую жару свой лагерь цѣпью горящихъ костровъ и задыхаться отъ дыму!
Около Кара-куля мы, однако, додумались до утонченнаго способа раздѣлаться съ комарами. На закатѣ мы подожгли сухой прошлогодній тростникъ; огонь разросся въ настоящій степной пожаръ, охвативъ большую часть озера, а дымъ легкимъ облакомъ стлался надъ нашимъ лагеремъ. Я до полуночи лежалъ съ открытыми глазами, любуясь великолѣпнымъ зрѣлищемъ и наслаждаясь злорадною мыслью, что дымъ гонитъ сонмы комаровъ, словно шелуху, на край свѣта.
Вообще-же мнѣ по ночамъ приходилось, ради цѣлости моей бѣдной кожи, прибѣгать къ неособенно пріятному средству: я натиралъ руки и лицо табачнымъ сокомъ. И какой табакъ курилъ я, чтобы получать этотъ сокъ въ достаточномъ количествѣ! Мой собственный табакъ, котораго я взялъ съ собою изъ Хотана небольшой запасъ, лишь на 50 дней, давно весь вышелъ, а купленный въ Шахъ-ярѣ китайскій табакъ можно было курить лишь въ крайности. Я и купилъ въ Курлѣ еще немного горькаго и кислаго мѣстнаго табаку, въ сравненіи съ которымъ махорка покажется настоящимъ гаванскимъ табакомъ.
По поводу этого пожара въ тростникѣ, проводники мои разсказали, что разъ тоже подожгли такимъ образомъ тростникъ на Кара-кулѣ въ вѣтряную погоду, и пожаръ свирѣпствовалъ на озерѣ три лѣта и три зимы. Разумѣется, разсказъ этотъ былъ не болѣе, какъ басней, сочинять которыя азіатскіе народы, какъ извѣстно, горазды, но вообще-то дѣйствительно не легко потушить огонь, разгулявшійся въ сухомъ тростникѣ. Огонь пожираетъ его до самой поверхности воды, и тростникъ трещитъ, стрѣляетъ и разбрасываетъ искры, а длинные хвосты изъ дыма и сажи такъ и вьются по воздуху.
Въ теченіе недѣли мы не видали ни души человѣческой. 9 апрѣля мы разбили лагерь около Кумъ-чеке, гдѣ на берегу Илека, неподалеку оттуда покидавшаго остатки древняго Лобъ-нора, проживали три рыбачьихъ семьи. Хрустально-прозрачная, темносиняя рѣка, воды которой прошли сквозь фильтръ камышей, струилась по глубокому руслу по направленію къ югу, чтобы затѣмъ снова слиться съ Таримомъ въ двухъ дняхъ пути отсюда, образовавъ по пути еще цѣпь мелкихъ озеръ.
Отсюда я послалъ Исламъ-бая съ караваномъ впередъ къ мѣсту сліянія рѣкъ, а самъ съ двумя гребцами отправился по рѣкѣ въ челнокѣ, и въ восемь дней, не считая дней отдыха, добрался до самаго конца новаго Лобъ-нора или Кара-кошуна.
Прогулка вышла чудесная. Никогда ни одно судно не носило на себѣ болѣе благодарнаго пассажира. Что за отдыхъ, что за спокойствіе послѣ тяжелаго, труднаго душнаго перехода по песку!
Туземцы, проживающіе около новаго Лобъ-нора, какъ и проживающіе около стараго, называютъ себя "лоплыками", a челноки свои "кеми"; слово это означаетъ и лодку, и паромъ и вообще судно. Челноки, разумѣется, бываютъ различной величины. Самый большой изъ видѣнныхъ мною имѣлъ почти 8 м. въ длину и 3/4 м. въ поперечникѣ. Челнокъ, въ которомъ я совершилъ свою экскурсію, имѣлъ едва 6 м. длины и не болѣе 1/2 м. въ поперечникѣ.
Выдолбить годный для плаванія челнокъ изъ хорошаго, свѣжаго, не дуплистаго тополеваго ствола могутъ при усердіи трое людей въ пять дней. Парусовъ туземцы никогда не употребляютъ, но ловко управляются однимъ весломъ. Послѣднее имѣетъ тонкую, широкую лопасть и называется "гыджакъ" (то-же слово обозначаетъ нѣсколько схожую съ нимъ формою скрипку). Плывя по открытой водѣ, гребецъ стоитъ обыкновенно въ челнокѣ на колѣняхъ, но, попадая въ тростниковую заросль, онъ выпрямляется во весь ростъ, чтобы лучше различать фарватеръ. поворачивается лицомъ къ носу судна и держитъ весло въ водѣ вертикально. На каждомъ челнокѣ бываетъ обыкновенно по двое гребцовъ, и находящійся на кормѣ стоитъ, такъ какъ иначе передній мѣшалъ-бы ему править.
Сдѣлавъ въ день отдыха нѣсколько пробныхъ экскурсій на челнокѣ, чтобы узнать среднюю его скорость, другими словами, найти единицу времени для опредѣленія проходимаго пространства, мы отправились въ путь 11 апрѣля. Одинъ изъ гребцовъ занялъ мѣсто на носу, другой на кормѣ, а я посреди челнока, гдѣ расположился на своихъ подушкахъ и войлокахъ такъ-же удобно, какъ въ chaise-longue. Дневникъ, компасъ и перо были у меня подъ руками, а во всѣ свободные уголки челнока насованы разные приборы, линь для промѣра глубины, и продовольствіе дня на два.
Пріятнымъ товарищемъ въ пути оказался для меня Джолдашъ ?3, щенокъ китайской породы, ярко-рыжаго цвѣта, взятый мною изъ Курли. Онъ не могъ угнаться за караваномъ во время долгихъ утомительныхъ переходовъ, и поэтому его сажали въ особую корзину, подвѣшенную къ верблюду. Въ первые дни пути щенокъ страдалъ отъ морской болѣзни, потомъ привыкъ. Уставъ бѣжать въ припрыжку, онъ преспокойно садился около какой нибудъ кочки, дожидаясь, пока кто нибудь изъ людей не вернется за нимъ и не отнесетъ его въ корзину.
Эта собака составляла мнѣ самую пріятную компанію въ теченіе всего остальнаго путешествія по Азіи и не разлучалась со мной почти никогда. И теперь она плыла со мной въ челнокѣ, повидимому, очень довольная новымъ удобнымъ способомъ передвиженія. Потомъ Джолдашъ совершилъ со мной длинный путь обратно въ Хотанъ, затѣмъ по Тибету, Цай-даму, Китаю, Монголіи и Сибири. Большую часть этого огромнаго пути онъ продвлалъ въ припрыжку и тѣмъ не менѣв въ вожделенномъ здравіи прибылъ въ Петербургъ.
Къ сожалѣнію, закономъ воспрещено ввозить въ Швецію собакъ изъ Россіи, и мнѣ въ самую послѣднюю минуту пришлось покинуть моего вѣрнаго спутника. Но столь много путешествовавшій песъ здравствуетъ и по сейчасъ, найдя счастливый пріютъ у директора Пулковской обсерваторіи г. Ваклунда. Тамъ Джолдаша скоро отучили отъ его азіатскихъ повадокъ, и онъ съ нетерпѣніемъ дожидается слѣдующаго путешествія по безконечнымъ пустынямъ.
Когда все было въ порядкѣ, гребцы погрузили весла въ воду, и челнокъ легко и быстро, точно угорь, заскользилъ по извивающейся темносиней рѣкѣ.
Но тутъ тихой погодѣ насталъ конецъ. Какъ разъ въ эту ночь поднялась съ востока "черная буря," заволокшая все небо и заставившая старые величественные тополи смиренно поникнуть головами. Пока мы плыли по рѣкѣ, мы были въ безопасности, такъ какъ ея глубоко врѣзавшееся въ почву русло ограждено отъ вѣтра и песку стѣной камыша.
По рѣкѣ, однако, намъ предстояло плыть всего нѣсколько часовъ, а затѣмъ тянулись почти до самаго конца открытыя озера.
Ихъ-то и боялись мои гребцы, и мнѣ стоило большихъ трудовъ убѣдить ихъ въ томъ, что бояться нечего.
Впрочемъ, мы всѣ трое умѣли плавать, и Джолдашъ также. Въ моихъ глазахъ буря скорѣе еще увеличивала, нежели уменъщала, прелесть этой экскурсіи, такъ какъ температура въ 1 ч. пополудни поднялась только до 20.7°, и кромѣ того вѣтеръ пѣлъ въ вершинахъ тополой свою, столь знакомую мнѣ, пѣсию, которую никогда не устаешь слушать и которая всегда навѣваетъ на тебя новыя думы и мечты.
Итакъ, мы быстро подвигались по торной рѣчной дорогѣ. Тростникъ окаймляетъ рѣку узкой, но густой зарослью, и рѣка часто становится похожею на пустынную улицу-каналъ въ Венеціи.
Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ мы останавливались, чтобы сдѣлать промѣръ глубины. Разъ гребцы остановились, не дожидаясь моего приказа, и сообщили, что "какъ разъ тутъ" въ то время, когда рѣка и озера были еще сухи, "находилась соленая лужа". Я сдѣлалъ примѣръ; оказалось 9 1/2 м., - глубина необычайная для рѣки съ притокомъ воды въ 23 куб. м. въ секунду.
Одинъ изъ моихъ гребцовъ, охотникъ Курбанъ, который бродилъ въ этихъ мѣстахъ въ теченіе 60 лѣтъ, т. е. и тогда, когда здѣсь еще была пустыня, и тогда, когда, 9 лѣтъ тому назадъ, сюда вновь прибыла вода, разсказалъ мнѣ, что Пржевальскій посылалъ въ эти мѣста его и еще нѣсколькихъ охотниковъ изъ Абдала, чтобы добыть шкуры дикихъ верблюдовъ. Они застрѣлили одного, и за его шкуру получили богатые подарки и деньгами и ножами и пр. Съ тѣхъ-же поръ, какъ сюда вмѣстѣ съ водою вернулись и люди, дикіе верблюды исчезли безслѣдно, найдя себѣ болѣе безопасныя убѣжища въ глубинѣ пустыни къ востоку отсюда.
Между тѣмъ мы уже скользили по первымъ озерамъ, пѣнящіяся волны которыхъ катились къ западу. Тутъ гребцамъ надо было глядѣть въ оба за вертлявымъ челнокомъ, такъ какъ озера очень мелководны, а, еслибы челнокъ ткнулся о голое песчаное дно, онъ непремѣнно перевернулся-бы подъ напоромъ бури и волнъ. Мы поэтому старались держаться по возможности поближе къ восточному берегу, - съ той стороны мы были защищены отъ вѣтра высокими барханами.
Мало-по-малу мы счастливо добрались до безымяннаго селенія у начала Садакъ-куля, гдѣ проживало въ камышевыхъ хижинахъ нѣсколько семействъ. Они приняли меня съ безъискуственнымъ радушіемъ, приготовили для меня свѣжую рыбу и угостили утиными яйцами, нѣжными молодыми побѣгами тростника и хлѣбомъ. Когда я принялся за этотъ простой, но въ высшей степени вкусный ужинъ, меня окружила цѣлая толпа веселыхъ, болтливыхъ лоплыковъ разнаго пола и возраста. Даже молодыя дѣвушки, не стѣсняясь, показывали свои цвѣтущія, но далеко не красивыя лица.
Это необычайное отсутствіе всякаго страха и застѣнчивости объяснялось очень просто. Они никогда не видали европейца и представляли его себѣ совсѣмъ инымъ, наслушавшись разсказовъ о "Чонъ-тюрѣ"?большомъ господинѣ", т. е. Пржевалъскомъ, который явился къ ихъ южнымъ родичамъ въ сопровожденіи двадцати вооруженныхъ съ головы до ногъ казаковъ, длиннаго каравана верблюдовъ и вообще въполномъ блескѣ европейскаго престижа.
A тутъ вдругъ они увидали меня одного, какъ перстъ, безъ слугъ, безъ каравана, прибывшаго на челнокѣ съ двумя изъ ихъ родичей; я говорилъ на ихъ языкѣ, ѣлъ ихъ пищу и казался почти такимъ-же неимущимъ, какъ и они.
Они, вѣрно, и нашли, что разница между лоплыкомъ и европейцемъ на самомъ дѣлѣ не такъ ужъ велика!
12 апрѣля буря такъ свирѣпствовала, что мы не могли отправиться въ путь. Но, день спустя, она немного поутихла, такъ что мы могли спустить челнокъ на воду. По окончаніи плаванья челнокъ обыкновенно вытаскиваютъ на берегъ и опрокидываютъ кверху дномъ; время отъ времени его поливаютъ водой, чтобы онъ не далъ трещинъ. Больше десяти лѣтъ челнокъ рѣдко можетъ прослужить.
Мы были въ пути еще до восхода солнца; плаванье по мѣстами чистымъ, мѣстами заросшимъ тростникомъ озерамъ, вышло чудеснымъ. Максимальная глубина оказалась 3.60 и 4.70 м. Около полудня буря снова разсвирѣпѣла, и остальное наше плаванье въ тотъ день прошло въ какой-то сказочной обстановкѣ. Часто приходилось проплывать большія открытыя пространства воды, соединенныя между собой узкими проливами. Для того, чтобы добраться до входа въ эти проливы, намъ неизбѣжно приходилось пересѣкать открытые заливы.
Какъ оріентировались тутъ гребцы, для меня оставалось загадкой; береговыя линіи были до крайности неправильны, всѣ въ извилинахъ, благодаря безчисленнымъ заливчикамъ, полуостровкамъ и островкамъ, да и самыя устья проливовъ не были видны, пока мы не подплывали къ нимъ вплотную. Къ этому присоединилось еще то обстоятельство, что летучій песокъ, подымаемый вѣтромъ съ бархановъ восточнаго берега, крутился смерчами, свивался въ облака и окутывалъ желтою дымкою озера, часто совершенно скрывая отъ нашихъ взоровъ берега.
Водная поверхность сильно волновалась. Волны такъ и кипѣли вокругъ челнока и обдавали насъ брызгами и клоками пѣны. Надо было глядѣть въ оба. Мы поснимали съ себя лишнюю одежду, чтобы, въ случаѣ нужды, было легче плыть. Приходилось также сильно балансировать всѣмъ тѣломъ и веслами, чтобы сохранить равновѣсіе челнока среди этихъ волнъ, и зорко слѣдить за тѣмъ, не стережетъ-ли насъ гдѣ предательская мель.
Пока, однако, все обходилось благополучно. Мы проплывали одинъ заливъ за другимъ. Только посреди большого озера Ніязъ-куль пришлось намъ съ часъ стоять на мѣстѣ, держась въ защитъ небольшого песчанаго островка. Но затѣмъ озера стали уменьшаться и, наконецъ, мы опять очутились на рѣкѣ Илекъ. По ея спокойнымъ водамъ мы плыли до селенія Ширга-чапканъ (каналъ лоплыка Ширга), гдѣ проживало съ полдюжины семей и гдѣ уже съ нетерпѣніемъ и тревогой ожидалъ насъ Исламъ-бай съ караваномъ.
Послѣ двухдневнаго отдыха караванъ продолжалъ путь до Чигеликъ-уя на Таримѣ по суху, а я на лодкѣ по "Большой рѣкѣ". Чонъ-Таримъ все время дѣлаетъ самые причудливые завороты и извилины, иногда описывая чуть-ли но полный кругъ, такъ что курсъ приходилось держать поперемѣнно на всѣ четыре стороны свѣта. Буря свирѣпствовала съ удвоенной яростью, и мои гребцы, отправляясь въ путь, приняли мѣру предосторожности, связавъ вмѣстѣ два челнока. Послѣд-ніе были поставлены бокъ-о-бокъ, но съ разстояніемъ въ одинъ футъ, и съ борта одного перекинули на бортъ другого два шеста, которые затѣмъ прикрѣпили къ самымъ бортамъ. Такой парный челнокъ, называющійся "кошъ-кеми", требовалъ уже четырехъ гребцовъ, которымъ и приходилось въ бурю напрягать всѣ свои силы, такъ какъ судно на заворотахъ рѣки къ западу, подхватываемое вѣтромъ, летѣло мимо береговъ съ головокружительной быстротой.
Мало по малу лѣсная растительность совсѣмъ прекратиласъ; и съ востока и съ запада простирались пустынныя области.
Чигеликъ-уй типичный азіатскій рыбачій поселокъ. Рядъ желтыхъ камышевыхъ хижинъ тянулся по берегу, на которомъ лежали десятка два перевернутыхъ кверху дномъ челноковъ; между высокими шестами протянуты были для просушки сѣти, и въ воздухѣ пахло гнилой рыбой. Восемь семей живутъ тутъ круглый годъ, но по зимамъ прибываетъ еще пятнадцать, которыя въ весеннее, лѣтнее и осеннее время занимаются земледѣліемъ въ Чакалыкѣ и такимъ образомъ ведутъ полукочевой образъ жизни.
Караванъ двинулся дальше въ Абдалъ сухимъ путемъ, а я опять въ лодкѣ, теперъ уже по небольшимъ остаткамъ озера Кара-буранъ бывшаго 12 лѣтъ назадъ такимъ значительнымъ.
Буря опять поутихла, зато весь день 18 апрѣля шелъ дождь. Во время самаго сильнаго ливня намъ пришлось на нѣсколько часовъ укрыться въ маленькомъ селеніи Токкузъ-аттанъ (девять отцовъ), со всѣхъ сторонъ окруженномъ водой.
Озера всюду были очень мелководны, занесены рѣчнымъ иломъ и пескомъ; на большихъ протяженіяхъ глубина едва доходила до одного десиметра, такъ что гребцамъ моимъ приходилось идти пѣшкомъ по водѣ, таща за собою челнокъ за веревки.
Проведя ночь въ селеніи Чай, мы проплыли въ теченіе слѣдующаго дня при чудной погодѣ 60 килом. (по прямой линіи всего 39,8 килом.) по Тариму, который къ востоку становится все уже и глубже; пустынные берега его были почти совсѣмъ лишены растительности.
Вечеромъ, когда мы достигли Абдала, на берегу собралось уже, поджидая насъ, все населеніе. Я,выходя на берегъ, указалъ на маленькаго старичка, котораго видѣлъ въ первый разъ, и воскликнулъ: "А вотъ и Кунчиканъ-бекъ!"? чѣмъ привелъ всѣхъ въ немалое изумленіе. Но его характерныя черты не трудно было узнать по портрету, помѣщенному въ описаніи четвертаго путешествія Пржевальскаго. Кунчиканъ-бекъ съ своей стороны встрѣтилъ меня, какъ стараго знакомаго, и повелъ въ прибранный "покой" въ своей просторной камышевой хижинѣ.
Кунчиканъ-бекъ былъ поистинѣ славный старикъ. Онъ говорилъ безъ умолку и сообщилъ много интересныхъ свѣдѣній. Пржевальскій подарилъ ему свой портретъ и нѣсколько фотографій, изображавшихъ сцены изъ морскаго быта, а также рыбачьи сѣти, котелъ и много другихъ полезныхъ вещей. И старикъ хранилъ всѣ эти драгоцѣнности въ песчаномъ барханѣ къ сѣверу отъ Абдала; тамъ онѣ были въ безопасности отъ пожара и отъ грабителей-дунганъ.
Когда я сталъ описывать ему наши лодки и нашъ способъ грести, онъ отмахнулся рукой и воскликнулъ самымъ увѣреннымъ тономъ: "Да я давно уже знаю все это. "Чонъ-тюря" ужъ разсказывалъ мнѣ. Я отлично знаю, какъ у васъ тамъ на родинѣ; я самъ сталъ чуть-ли не такимъ-же русскимъ, какъ вы!"
21 апрѣля мы сдѣлали экскурсію по рѣкѣ до довольно большого селенія Кумъ-чапканъ, причемъ старикъ Кунчи-канъ-бекъ - "вождь восходящаго солнца" самъ дѣйствовалъ однимъ весломъ съ такою-же силою и ловкостью, съ какою, вѣроятно, дѣйствовалъ и 65 лѣтъ тому назадъ.
Въ Абдалѣ я узналъ, что за Кумъ-чапканомъ рѣка уже не судоходна, такъ какъ дѣлится тамъ на множество рукавовъ и теряется въ озерахъ и болотахъ. Весь водный путь до Кара-кошуна, которымъ плылъ Пржевальскій, заросъ теперь осокой и тростникомъ, и люди повыселились съ его береговъ уже десять лѣтъ тому назадъ.
Въ Кумъ-чапканѣ мы нашли, однако, двухъ людей, которые взялись плыть со мной въ теченіе двухъ дней, къ ONO, т. е. до того мѣста, дальше котораго нельзя ужо плыть въ челнокѣ. Я ни за что не хотѣлъ упустить случая нанести на свою карту этихъ озеръ съ возможною точностью и рѣшился сдѣлать эту поѣздку. Но сначала надо было вернуться въ Абдалъ за продовольствіемъ. Этотъ обратный путь мы сдѣлали по Абдальскимъ озерамъ, которыя идутъ по правому берегу рѣки и принадлежатъ, слѣдовательно, къ группѣ мелкихъ, прибрежныхъ озеръ, истощающихъ Таримъ. Съ теченіемъ времени рѣка сама наносимымъ ею иломъ образомъ, выше плоскихъ равнинъ, идущихъ по обѣ стороны рѣки.
Въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ берега состоятъ изъ легко размываемаго матеріала, вода ихъ прорываетъ и, образовавъ канавы, заливаетъ низменности; иногда же сами лоплыки прокапываютъ такія канавы ради образованія искусственныхъ озеръ. Дѣло въ томъ, что въ эти озера заходитъ рыба и, когда въ началѣ лѣта вода въ рѣкѣ спадаетъ до минимума, плотины закрываютъ, такъ что рыба остается запертой въ озерахъ.
Когда вода въ нихъ начинаетъ испаряться, рыбу лови хоть руками.
Зимою здѣсъ питаются вяленой рыбой и хлѣбомъ. Семьи-же, проживающія около Кумъ-чеке, являются настоящими ихтіофагами, такъ какъ питаются почти исключительно рыбою, изрѣдка утиными яйцами, молодыми побѣгами камыша и солью. Согласно Пѣвцову, въ Южномъ Лобъ-норѣ водятся слѣдующія породы рыбъ: Schizostorax Biddulphi, Aspiorrhynchus Przevalski, Nemachilus jarkandensis, Schizostorax argentatus u Diptychus gymnogaster.
22 апрѣля я съ тремя гребцами сѣлъ въ одинъ челнокъ, Исламъ-бай съ кухонными принадлежностями и двумя гребцами въ другой, а третій челнокъ со старымъ опытнымъ гребцомъ Тузуномъ долженъ былъ расчищать намъ путь въ камышахъ.
Погода выдалась чудная, и мы быстро полетѣли мимо Кумъ-чапкана, гдѣ рѣка развѣтвляется, а затѣмъ по лѣвому самому большому изъ рукавовъ, который, однако, скоро оказался прегражденнымъ чащей камыша, представившею бы настоящій непроницаемый барьеръ, не прочисти въ немъ лоплыки узенькихъ канальчиковъ. Но и эти, такъ называемые, "чапканы" снова заросли-бы въ теченіе одного года, если-бы лоплыки каждую весну не вырывали съ корнями молодой поросли камыша.
Ширина чапкана обыкьювенно не превышаетъ одного метра; по обѣимъ сторонамъ идутъ настоящія стѣны камыша, вышиною иногда до 5 м. Часто его связываютъ пучками или сбиваютъ на бокъ, чтобы онъ не склонялся и не закрывалъ прохода.
Цѣль чапкановъ, однако, не только въ томъ, чтобы поддерживать сообщеніе водою. Въ этихъ проходахъ также ставятъ сѣти и мережи, и мы скользили надъ сотнями такихъ мережей, въ которыхъ сквозь прозрачную воду ясно, словно въ акваріумѣ, виднѣлось множество рыбы. Мы по путя и вытащили себѣ нѣсколько, чтобы освѣжить нашъ запасъ продовольствія.
Каждая семья имѣетъ свои извѣстные чапканы, гдѣ никто другой уже не смѣетъ ставить мережей. Узкіе корридоры эти перекрещиваются по всѣмъ направленіямъ, образуя лабиринты, въ которыхъ чужой человѣкъ непремѣнно заблудится.
И просто непонятно, какъ туземцы могутъ разбираться въ этихъ лабиринтахъ. Часто канальчикъ впадаетъ въ небольшой, круглый открытый бассейнъ, со всѣхъ сторонъ окаймленный камышомъ, и въ тотъ-же бассейнъ впадаетъ еще съ полдюжины чапкановъ, расходящихся радіусами во всѣ стороны.
Попадая въ такое озерко, на противоположномъ краю котораго высится съ виду непроницаемая стѣна камыша, гребцы начинаютъ бѣшенно грести веслами, челнокъ несется, какъ вѣтеръ, черезъ озеро, такъ и кажется, что сейчасъ разможжишь себѣ голову объ эту стѣну, но нѣтъ, стѣна со свистомъ и шелестомъ раздаотся, камышевые стволы раздвигаются, словно занавѣски, на обѣ стороны, и челнокъ скользитъ по слѣдующему чапкану.
Такъ проходилъ весь день. Мѣстами еще ясно различался умирающій Таримъ. Иногда мы попадали въ довольно большія озера; въ одномъ изъ нихъ, Джоканакъ-куль, оказалась наибольшая измѣренная мною глубина на всемъ Южномъ Лобъ-норѣ: 4.25 м. Оказывается, такимъ образомъ, что озера очень мелководны и скорѣе походятъ на болота.
Подъ вечеръ мы понеслись по самому крупному изъ всѣхъ озеръ, Баклаганъ-кулю (озеро привязаннаго крыла), названнаго такъ, вѣроятно, потому, что около устья одного чапкана въ нѣсколькихъ мѣстахъ привязано по утиному крылу, которыя и служатъ путевыми знаками. Большихъ трудовъ стоило намъ пробраться къ сѣверному берегу, гдѣ мы, наконецъ, вышли на сушу; почва состояла изъ влажнаго ила, пропитаннаго солью.
На слѣдующій дѣнь поплыли дальше по большому озеру. Въ одну изъ остановокъ для промѣра глубины, Джолдашъ, которому, должно быть, показалось, что въ лодкѣ слишкомъ жарко, прыгнулъ за бортъ. Увидавъ, что до ближайшей земли слишкомъ далеко, онъ, однако, основательно выкупавшись, вѣрнулся обратно въ лодку. Первымъ шелъ челнокъ съ проводникомъ, за нимъ челнокъ съ провіантомъ и, наконецъ, мой челнокъ; первые два челнока въ случаѣ надобностипрочищали дорогу. Свой простой завтракъ я съѣдалъ въ лодкѣ. Передача провизіи съ челнока Ислама на нашъ совершалась такимъ образомъ: Исламъ укладывалъ провизію въ деревянную чашку, которую и спускалъ на тихую водную поверхность, а мы. поровнявшись съ чашкой, ловили ее.
Поперекъ озера шла широкая полоса частаго густого камыша, вышиною до 8 ф., 6 сантим. въ обхватѣ около водной поверхности. Сами лоплыки рѣдко бываютъ въ этихъ мѣстахъ, поэтому чапканы успѣли здѣсь зарости. Узкій передовой челнокъ, однако, легко проскользнулъ сквозь тѣсный проходъ, но нашимъ большимъ грузнымъ челнокамъ пришлось пробираться шагъ за шагомъ. Гребцы отложили весла въ сторону, стали на колѣни и принялись обрабатывать камышъ и руками и ногами, чтобы пробраться сквозь него.
Того и гляди застрянешь въ такомъ проходѣ. Воды совсѣмъ не видно: ее заслоняготъ челнокъ и тростникъ. Ни единый лучъ солнца не проникаетъ въ этотъ мрачный, душный туннель. Испускаешь поэтому вздохъ истиннаго облегченія, когда узкій корридоръ останется позади, и челнокъ заскользитъ по открытой водѣ, на которой вѣтерокъ разводитъ легкую рябь.
Около полудня мы добрались до самаго конца открытыхъ озеръ. Чащи камыша стали окончательно непроходимыми; тутъ нельзя было ни пробраться въ челнокѣ въ лѣтнее время, ни пройти пѣшкомъ по льду въ зимнее. Камышъ стоитъ сплошною стѣною; тамъ и сямъ бури, поломавъ стволы камыша, такъ перепутали и переплели ихъ, что мы могли даже совершить небольшую прогулку пѣшкомъ по этой тростниковой настилкѣ, нужды нѣтъ, что подъ ногами была вода, достигавшая въ глубину 3 м.
Прежде, чѣмъ вернуться, мы еще разъ пробрались къ сѣверному берегу, на которомъ росли на высокихъ буграхъ кусты тамариска. Съ этихъ бугровъ открывался широкій видъ во всѣ стороны. На востокѣ не было видно ни полоски открытой воды, даже въ квадр. метръ, все пространство казалось сплошною пышною зарослью камыша. На западѣ виднѣлась только узенькая водяная дорожка, по которой мы плыли, похожая на голубую ленту въ желтѣющемъ тростникѣ, среди котораго зеленѣли лишь небольшія кущи молоденькаго, весенняго.
Затѣмъ, мы повернули обратно къ Абдалу, по тому же пути. Такъ какъ маршрутъ былъ уже занесенъ на карту, то я могъ теперь всласть нѣжиться на своихъ коврахъ и подушкахъ, прислушиваясь къ шопоту тростника, плеску воды о борта челнока и любуясь переливами прозрачной воды, отливавшей въ глубокихъ мѣстахъ цвѣтомъ морской воды, а въ мелкяхъ, вслѣдствіе рефлексовъ отъ желтаго камыша, цвѣтомъ желе изъ рейнвейна.
Когда мы достигли мѣстности сейчасъ на востокъ отъ Кумъ-чапкана, гдѣ Таримъ еще очень быстръ, грести стало труднѣе, чѣмъ когда мы плыли въ другую сторону. Когда мы собрались въ путь, челнокъ, направляемый рѣдкими ударами веселъ, летѣлъ въ этомъ мѣстѣ по теченію съ быстротой вѣтра.
Чтобы выиграть время, я предоставилъ гребцамъ работать веслами весь день и даже часть ночи. Они работали охотно, такъ какъ имъ было обѣщано хорошее вознагражденіе. Мѣсяцъ, точно маякъ, освѣщалъ узкую живописную водяную дорогу; картина получалась восхитительная. Ночь была теплая, тихая; лишь мѣрные удары веселъ, да изрѣдка всплески рыбъ нарушали глубокую тишину.