23 ноября мы запаковали нашъ багажъ, что взяло порядочно времени, и могли выступить въ Сининъ лишь около полудня. Путь почти весь день велъ между округленными, пыльными, красноватыми холмами; вслѣдствіе оживленнаго движенія, дорога углубилась между ними метра на 4-6 и напоминала карридоръ; впереди и позади себя можно было видѣть свободное пространство, но съ боковъ ландшафтъ былъ закрытъ.
Большею частью ложбина эта была такъ узка, что двумъ арбамъ не разъѣхаться было-бы. Тамъ и сямъ ее пересѣкали ручъи, и вода, естественно, сбѣгала по ложбинѣ, какъ по жолобу. Верблюды скользили и спотыкались, идя по этому мѣсиву. Послѣ солнечнаго заката, когда вода подмерзла, стало еще хуже.
Мы ѣхали по долинѣ часъ за часомъ, минуя по пути встрѣчные караваны, селенія и ручьи. Наконецъ, наступили сумерки и затѣмъ тьма. Да, полная тьма, хоть глазъ выколи. Пренепріятно было ѣхать, не видя ни зги. Наконецъ, проводникъ нашъ остановился передъ стѣной съ гигантскими воротами; это былъ въѣзд въ Сининъ-фу.
Мы принялись стучать въ ворота ручками хлыстовъ и окликать сторожа, который расхаживалъ по стѣне, колотя въ барабанъ. Ворота запираютъ рано изъ боязни дунганъ, и разъ они закрылись, въ городъ уже не попадешь. Я растолковалъ сторожу, что, если онъ поспѣшитъ въ яменъ къ дао-таю и добьется для путешественника-европейца дозволенія войти въ городъ, то получитъ хорошее вознагражденіе. Сторожъ послалъ гонца, а мы осталисъ ждать во мракѣ у воротъ. Черезъ полтора часа посланный вернулся съ заявленіемъ, что ворота намъ откроютъ - утромъ. Не оставалось ничего другого, какъ отправиться въ ближайшее селеніе, гдѣ мы послѣ большихъ хлопотъ и попали подъ крышу.
Едва успѣлъ я на другое утро одѣться, какъ ко мнѣ явились гости, двое англичанъ, мистеръ Ридлэй и мистеръ Гунтеръ. Они принадлежали къ Внутренней Китайской Миссіи и носили китайскую одежду и косы, такъ что лишь черты лица выдавали ихъ европейскую расу. Мистеръ Ридлэй пригласилъ меня въ свой домъ, и я до 30 ноября пользовался гостепріимствомъ его и его любезной супруги и всѣми удобствами европейскаго комфорта. Мнѣ сначала даже какъ-то неловко было очутиться въ настоящей постели съ тюфяками и простынями, сидѣть за столомъ на настоящемъ стулѣ и ѣсть по цивилизованному, употребляя ножъ и вилку. Я, вѣдь, привыкъ свершать свои трапезы, полулежа, передъ миской съ рисомъ, поставленной прямо на землю.
Мистеръ Ридлэй со своими помощниками Гунтеромъ и Галлемъ занимали китайскій домъ съ большимъ четыреугольнымъ дворомъ, обставленный очень уютно и комфортабельно. Миссіонеры успѣли снискать себѣ горячее расположеніе населенія во время дунганскаго возстанія, когда они обнаружили столько энергіи и самопожертвованія, ухаживая въ устроенномъ ими-же госпиталѣ за ранеными солдатами. Безъ сомнѣнія, такая дѣятельность и сослужила службу распространенію христіанства среди китайцевъ. Въ воскресенье утромъ я слышалъ изъ своей комнаты псалмы, распѣваемые въ униссонъ, подъ аккомпаниментъ органа, цѣлою толпою китай цевъ.
Но я обязанъ четѣ Ридлэй глубокой благодарностью не только за ихъ сердечное гостепріимство, а и за многія другія важныя, оказанныя ими мнѣ услуги. Сининъ-фу явился важнымъ пунктомъ на длинной красной линіи, протянувшейся по Центральной Азіи.
(Съ рисунка автора)
Здѣсь надо было совершенно реорганизовать нашъ караванъ, согласно мѣстнымъ условіямъ. Здѣсь-же мнѣ предстояло проститься съ моими вѣрными слугами изъ Восточнаго Туркестана, которые отсюда должны были вернуться къ своимъ далекимъ очагамъ по большому пути черезъ Гань-чжоу, Су-чжоу, Хами и Курлю. Я побывалъ у дао-тая и добылъ для нихъ внушительный паспортъ огромныхъ размѣровъ. Получить его было не трудно, такъ какъ они всѣ почти были китайскими подданными. Призвавъ затѣмъ туркестанцевъ къ себѣ въ комнату, я свелъ счеты, и, когда выяснилось, сколько каждому приходилось получить, далъ вдвое къ ихъ общему удовольствію. Они вполнѣ это заслужили; безъ нихъ мнѣ-бы пришлось туго. Кромѣ того, я отдалъ имъ всѣхъ монгольскихъ лошадей, кромѣ двухъ верховыхъ, нужныхъ для насъ съ Исламомъ, а также обезпечилъ имъ на весь путь продовольствіе, частью натурой, частью деньгами.
Трое слугъ, Ладакцевъ, пропавшихъ изъ отряда капитана Уэльби, встрѣченные нами въ Донкырѣ, куда они добрались безъ ничего, то-же получили денегъ и продовольствіе и должны были отправиться домой вмстѣ съ моими слугами. Парпи-бая, который уже однажды совершилъ этотъ путь, они сдѣлали своимъ караванъ-баши, и я далъ ему револьверъ съ боевыми припасами. Всѣ они были очень довольны и благодарны, и мы разстались добрыми друзьями. Надѣюсь, что они достигли своей родины такъ же благополучно, какъ и я.
Послѣ такой чувствительной убыли въ моей кассѣ, мистеръ Ридлэй сосчиталъ и взвѣсилъ оставшійся у меня запасъ серебра. Оказалось 770 ланъ, которыхъ вполнѣ должно было хватить до Пекина. Почтовые курьеры проѣзжаютъ этотъ путь въ 28 дней, а намъ предстояло пробыть въ пути три мѣсяца.
Мѣсто не позволяетъ мнѣ вдаваться въ описаніе Синина-фу. Довольно сказать, что городъ окруженъ, по азіатскимъ понятіямъ, почти неприступной четыреугольной стѣной, очень толстой, массивной и солидно построенной; по гребню ея проходитъ настоящая улица. Видъ со стѣны открывается широкій и величественный. Внутри, за стѣной, разстилается настоящая мозаика китайскихъ крышъ изъ красной черепицы съ головами драконовъ, и сѣтъ улицъ, параллельнымъ четыремъ сторонамъ стѣны. Главная улица проходитъ городъ насквозь по самой серединѣ; по этой улицѣ расположены главнѣйшіе ямены или присутственныя мѣста, съ украшенными богатой лѣпкой воротами и зловѣще размалеванными часовыми - каменными львами и драконами. Подобныя ворота попадаются кое-гдѣ и на улицахъ; они воздвигнуты на средства, завѣщан-ныя богатыми людьми, которые пожелали такимъ образомъ сохранить свое имя потомству.
(Съ рисунка автора)
Не могу, однако, покончить съ Сининомъ, не коснувшись въ общихъ чертахъ дунганскаго возстанія, о которомъ много поразсказалъ мнѣ мистеръ Ридлэй.
Возмущеніе, грозившее, какъ и первое дунганское возстаніе, охватить пламенемъ междоусобной войны громадныя пространства китайскихъ владѣній въ Азіи, но вовремя подавленное китайцами, началось въ декабрѣ 1894 г. въ Саларскомъ округѣ, гдѣ двѣ магометанскія секты Ляо-джао и Шинъ-джао (Старая и Новая вѣра) подняли религіозную распрю. Дао-тай Сининскій неразумно вмѣшался въ распрю, велѣлъ арестовать пятерыхъ вожаковъ толка Ляо-джао и пригвоздить ихъ къ городской стѣнѣ. Тогда салары напали на китайскій отрядъ и изрубили его до единаго человѣка. Мандарины вывѣсили на всѣхъ городскихъ стѣнахъ воззванія, приглашавшія остальное населеніе истреблять саларовъ. Дунганы (т. е. китайскіе подданные, исповѣдующіе исламъ) поняли, чѣмъ это пахнетъ и порѣшиди, что лучше предупредить врага, нежели быть предупрежденными. И возмущеніе стало быстро охватывать область за областью. Въ іюлѣ 1895 г. оно достигло Синина. Сельскіе жители массами укрывались со своимъ добромъ въ городскихъ стѣнахъ, такъ что народонаселеніе города возросло съ 20,000 до 50,000.
Начались стычки за городомъ и въ долинахъ, ведущихъ къ Синину. Раненыхъ китайцевъ отвозили въ городъ, кумирня была превращена въ госпиталь, и мистеръ и мистрисъ Ридлэй ухаживали за ранеными дни и ночи.
Цѣлыхъ 5 мѣсяцевъ городъ былъ обложенъ, и настѣнахъ каждую ночь дежурили 3,000 солдатъ. У каждаго десятаго солдата была въ рукахъ лампа, чтобы видно было, не спитъ-ли кто изъ солдатъ и не идутъ-ли дунганы на приступъ. 1-го сентября возмутились жители большого магометанскаго селенія Тунь-куань, собственно предмѣстья Синина, находящагося за восточными воротами города, и перерѣзали всѣхъ китайцевъ. Скоро въ городѣ сдѣлался голодъ и начались повальныя болѣзни. Когда-же истощилось и топливо, китайцы стали, собираясь большими партіями, дѣлать тайныя вылазки изъ города, но дунганы были себѣ на умѣ, караулили ихъ въ засадѣ и умерщвляли всъхъ.
Нѣсколькихъ мандариновъ, заподозрѣнныхъ въ сочувствіи бунтовщикамъ, чернь выволокла на улицу, таскала ихъ, всячески мучила и, наконецъ, умертвила. Трусливому начальнику города, дао-таю, съ трудомъ удалось спастись. Ho, по окончаніи войны, онъ былъ призванъ къ императору и получилъ шелковый шнурокъ, означавшій: ступай домой и повѣсься. Онъ не послѣдовалъ приглашенію, но лишилъ себя жизни въ Лань-чжеу.
Co дня на день ждали капитуляціи, и китайцы уже роздали своимъ женамъ большія порціи опіуму для принятія въ моментъ сдачи города, чтобы не доставаться въ руки магометанъ. Но, благодаря крѣпкимъ стѣнамъ и превосходному командиру войскъ, генералу Дженъ-таю, городъ продержался до января 1896 г., когда явился на помощь съ 2000 солдатъ генералъ Хо, вернувшійся съ войны съ японцами. Хо былъ отличный человѣкъ, который и до сихъ поръ оставался въ Сининѣ, и я съ нимъ познакомился.
Нельзя и сказать, какую жестокость проявляли обѣ стороны. Маленькихъ двтей протыкали копьями, плѣнных подвергали жесточайшимъ пыткамъ. Чернь завывала отъ восторга, какъ дикій звѣрь, когда солдаты генерала Хо возвращались съ плѣнными дунганами, закованными въ цѣпи. Ихъ торжественно проводили по улицамъ Синина въ яменъ Дженъ-тая на судъ. Приговоръ слѣдовалъ быстро, ихъ выводили за ворота и перерѣзывали имъ глотки тупыми ножами. Затѣмъ, вспарывали имъ грудь, вынимали сердце и печень, вздѣвали послѣднія на копья, и солдаты тащили ихъ въ ближайшую харчевню, гдѣ жарили и пожирали ихъ. Китайцы вѣрятъ, что съѣвшій сердце и печень врага, пріобрѣтаетъ и мужество умершаго.
Въ общемъ, говорятъ, пало въ этой междоусобицѣ до 60,000 дунганъи столько-же китайцевъ. Магометане - способные и храбрые солдаты, но оружіе у нихъ было плохое. При штурмѣ китайцами Тунь-куаня, на одну изъ осыпаемыхъ стрѣлами башенъ поставили караульнаго. Едва послѣдній палъ отъ пули, мѣсто его тотчасъ занялъ другой, когда палъ и этотъ, третій, и такъ до шести разъ. Тутъ предмѣстье было взято, но послѣдній караульный не покинулъ своего поста; тамъ его и взяли.
Китайцы, напротивъ, невѣроятные трусы. Такъ, большой китайскій отрядъ обложилъ одинъ магометанскій городъ недалеко отъ Синина и обстрѣливалъ его стѣны въ теченіе трехъ дней, не смѣя пойти на штурмъ: на стѣнахъ не было видно часовыхъ, и китайцы подозрѣвали засаду. Когда подступившій къ городу съ нѣсколькими сотнями солдатъ, генералъ Хо взорвалъ городскія ворота, на встрѣчу ему вышла слѣпая старуха, послѣдняя обитательница города, и сообщила, что всѣ остальные жители давно ушли въ горы. Она понять не могла, зачѣмъ китайцы подняли такой шумъ передъ пустымъ городомъ.
Положеніе миссіонеровъ въ теченіе этихъ пяти мѣсяцевъ было крайне незавидное. Они, какъ и китайцы, со дня на день ждали, что осаждающіе ворвутся въ городъ, какъ стая голодныхъ волковъ, и не оставятъ въ живыхъ ни единой души. Въ сумятицѣ, конечно, убили-бы и миссіонеровъ, тѣмъ болѣе, что они не отличались по одеждѣ отъ китайцевъ.
Время проводили въ напряженномъ ожиданіи. По ночамъ китайцы часто съ дикими криками и воемъ толпами проносились по улицамъ, и миссіонеры думали, что роковая минута настаетъ. Тогда мястеръ Ридлэй спѣшилъ, обыкновенно, на городскую стѣну, гдѣ расхаживала ночная стража съ фонарями и кнутами, которыми будила засыпавшихъ солдатъ. Днемъ со стѣнъ часто можно было видѣть толпы дунганъ, расхаживавшихъ по окрестностямъ; иногда они занимали горные склоны, которые и казались усѣянными черными точками.
Всѣ китайскія кумирни, находившіяся внѣ городскихъ стѣнъ, были сожжены. Я побывалъ на развалинахъ одной, которая была возведена нѣсколько лѣтъ тому назадъ купцомъ изъ Шань-си. Кучи щебня и золы съ торчавшими изъ нихъ глиняными остовами боговъ представляли своеобразную картину.
Улицы города во время осады представляли ужасное зрѣлище. Недостатокъ съѣстныхъ припасовъ, грязь, гніющіе трупы и скученность населенія породили чуму и страшную нужду; маленькихъ дѣтей выбрасывали на улицу, не дожидаясь даже ихъ окончательной смерти, и свиньи и собаки живо справлялись съ ними. Миссіонеры сравнительно не терпѣли нужды, такъ какъ за ихъ важныя услуги въ дѣлѣ помощи раненымъ и больнымъ солдатамъ Дженъ-тай снабжалъ ихъ съѣстными припасами.
Устрашающимъ памятникомъ мятежа служатъ выставленныя на городскихъ воротахъ маленькія деревянныя клѣтки съ головами вожаковъ дунганъ, попавшихъ въ плѣнъ къ китайцамъ. На клѣткахъ надписи. Въ одной изъ клѣтокъ находилась, какъ гласила надпись, голова убійцы Дютрейля де Рина, хотя, собственно говоря, невозможно было съ точностью указать, кто изъ нападавшихъ нанесъ заслуженному французскому путешественнику смертельный ударъ.
1 декабря я съ моимъ неизмѣннымъ Исламомъ-баемъ, оставилъ Сининъ-фу и домъ гостепріимныхъ англійскихъ миссіонеровъ. Достать въ Сининѣ толмача оказалось невозможнымъ, и мистеръ Галль любезно пожертвовалъ мнѣ своимъ временемъ, согласившись сопровождать насъ до Пинь-фаня. Мистрисъ Ридлэй наполнила наши провіантныя сумы разными рѣдкими лакомствами, вродѣ лепешекъ, картофеля, меда и варенья.
Новый нашъ караванъ состоялъ изъ 6 лошаковъ и 3 людей, которые за 14 таэлей (ланъ) взялись сопровождать насъ до Пинь-фаня. Ягданы разъ навсегда привязали къ выгнутымъ деревяннымъ рамамъ, которыя затѣмъ попросту подняли на вьючныя сѣдла. Только тѣ предметы, въ которыхъ ощущалась надобность каждый вечеръ, были запакованы такъ, чтобы всегда быть подъ руками. Но лошаки бунтовались и упрямились; одинъ до тѣхъ поръ сбрасывалъ съ себя вьюкъ, пока деревянная рама не разлегвлась въ куски.
Еще хуже оказались нанятые люди, которые весь путь ссорились и бранились. Я радъ былъ, что нанялъ ихъ только на 6 дней. Сопровождаемые любопытными взглядами жителей выступили мы изъ восточныхъ воротъ и прошли по развалинамъ Тунь-куаня. Здѣсь успѣли выстроить новые дома и лавки только на главной улицѣ. У дороги сидѣли старые нищіе магометане. Предмѣстье было занято теперь всякимъ сбродомъ и солдатами, взявшими себѣ въ жены магометанокъ; тѣ довольно спокойно мирились со своей участью.
Потомъ мы очутились уже въ сельской мѣстности, и недавно столь бойкій трактъ мало-по-малу терялъ своеоживленіе. Долина была широка, открыта и ограничена горными склонами, представлявшими округленныя формы. Затъмъ, она ненадолго сузилась въ узкій проходъ, гдѣ постоянно царила тѣнь и гдѣберега довольно значительной горной рѣки Синина были окаймлены ледяной лентой. Загородивъ этотъ узкій проходъ, называемый Шіо-ша, дунганы надолго прервали сообщеніе между Сининомъ и Лань-чжоу.
Вечеромъ стало холодно и темно. На встрѣчу намъ попался всего одинъ огромный караванъ верблюдовъ. Караваны эти идутъ только по ночамъ, а днемъ животныя пасутся. перейдя двѣ рѣчки Са-ку-фу и Кунь-янтанъ мы достигли большого селенія Пинь-рунъ-и, гдѣ мы съ трудомъ нашли пристанище на постояломъ дворѣ, биткомъ набитомъ проѣзжими. Надо было тщательно вымести глиняный полъ прежде, чѣмъ разостлать на него войлока, такъ какъ на полу кишѣливсякія насъкомыя послѣ ночевавшихъ тутъ гостей.
2 декабря. Долина постепенно понижалась и около Да-ша (Большого прохода), ограниченнаго скалами изъ гранита и чернаго сланца, мы миновали узкую балку, куда рѣка, бывшая у насъ по лѣвую сторону, низвергалась водопадами. Затьмъ, дорога снова расширилась, и показались многочисленныя селенія и поля. Насъ перевезли на паромѣ черезъ рѣку, и мы прибыли въ Ніянъ-бэ; ворота оказались еще не запертыми, хотя было уже темно.
Слѣдующій переходъ мы совершили по густо населеннымъ и хорошо воздѣланнымъ участкамъ. Дорогу пересѣкало множество замерзшихъ каналовъ съ остановившимися, окованными льдомъ мельничными колесами. Въ садахъ росли яблоки, груши, абрикосовыя, персиковыя и сливовыя деревья, а также грецкіе орѣхи; поля приготовлялись къ слѣдующему посѣву. Дорога глубоко врѣзалась въ лессовую почву, ясно обнаруживая и горизонтальные и вертикальные слои и обнажая старые корни растеній, спускавшіеся иногда до самой поверхности дороги. Рѣка вырыла себѣ русло въ такомъ-же лёссѣ.
Самымъ крупнымъ селеніемъ на нашемъ пути было Као Міо-цзя. Здѣсь мы остановились позавтракать около открытой харчевни. Намъ часто попадались большіе караваны верблюдовъ, везшихъ тюки съ шерстью изъ Нинъ-ся въ Тянь-цзинъ. Въ Ло-я мы провели ночь.
(Съ рисунка автора)
Продолжая съ 4 декабря путь къ NNO, мы оставили вправо Ло-я-ша, т. е. долину, по которой течетъ въ Хуанъ-хэ рѣка Сининъ и идетъ кратчайшій, но неудобный путь въ Лань-чжоу-фу. Мы поднялись на первый незначительный перевалъ.
Къ нему вела небольшая долина, и въ концѣ ея возвышались на шестахъ помѣщенныя въ клѣтки три человѣческія головы. Онѣ принадлежали разбойникамъ, грабившимъ по дорогѣ проѣзжихъ. Извилистая ложбина эта вела къ высотамъ Пинь-ку-шаня и можно было пожалѣть нашихъ лошаковъ, съ трудомъ тащившихся по ней со своими тяжелыми вьюками.
Проведя ночь на низкомъ горномъ отрогѣ въ одиноко стоявшемъ тутъ постояломъ дворѣ Пинь-ку-ку, мы двинулись дальше внизъ по широкой открытой долинѣ Тай-тунь-хо. Рѣка, текущая съ сѣверозапада, протекаетъ по долинѣ тремя рукавами. Черезъ самый большой изъ нихъ, шириною въ 30 м. и глубиною въ 1 1/2 м., переправились на паромѣ. На лѣвомъ берегу расположилось нѣсколько селеній; большинсгво было разорено во время дунганскаго возстанія. Трактъ здѣсь бойкій. Мы то и дѣло встрѣчали толпы монголовъ-богомольцевъ, направлявшихся въ Гумбумъ, длинныя вереницы возовъ съ углемъ изъ залежей, находящихся въ этой области, арбы и цѣлые караваны, нагруженные съѣстными припасами, которые везли въ Сининъ, а также много отдвльныхъ всадниковъ и пѣшеходовъ.
Изъ селенія Шуань-нью-по мы направились 6 декабря по удобной для ѣзды верхомъ дорогѣ, которая, пересѣкая еще одинъ перевалъ, вела въ Пинь-фань. Для колесныхъ-же экипажей дорога была тяжела, - крута и узка. Чтобы избѣжать столкновенія съ встрѣчными возами, въ этомъ узкомъ, глубоко врѣзавшемся въ горы корридорѣ, возницы бѣгутъ впередъ, издавая громкіе, рѣзкіе крики. Такимъ образомъ, сохраняютъ для себя свободный проѣздъ до расширенія долины, гдѣ повозки могутъ уже разъѣхаться. По главной долинѣ течетъ рѣка Пинь-фань-хэ, дѣлящаяся на 9 рукавовъ. Лѣтомъ рѣка несетъ большія массы воды, какъ это видно было по береговымъ линіямъ.
Дорогу отъ Пинь-фаня до Лянь-чжеу я миную быстро, такъ какъ она хорошо извѣстна и описана другими. Мы выступили 9 декабря, сердечно простившись съ мистеромъ Галль, который получилъ за свои труды одну изъ нашихъ лошадей. Караванъ былъ составленъ заново. Отпустивъ лошаковъ съ ихъ владѣльцами, я нанялъ двѣ большія повозки, видомъ и устройствомъ одинаковыя съ восточно-туркестанскими. На одну уложили весь багажъ, а надъ другой, предназначавшейся для меня, устроили тунелеобразную крышу, дно-же выстлали соломой и коврами. Запрягли въ повозки по одному лошаку съ припряжкой двухъ пристяжныхъ лошадей впереди. Возницами были два славныхъ китайца, которымъ я далъ понять, что, если они будутъ стараться, то получатъ щедрую прибавку на чай. Мнѣ было тѣмъ важнѣе обезпечить съ ихъ стороны расторопность и услужливость, что я отправился въ путь безъ толмача и долженъ былъ обходиться съ тѣмъ небольшимъ запасомъ словъ, которыя успѣлъ себѣ усвоить.
Въ теченіе 6 дней мы ѣхали по восточнымъ отрогамъ Нань-шаня, минуя ущелья, подымаясь съ горки на горку, съ перевала на перевалъ, и переправляясь черезъ замерзшія и открытыя рѣчки то вбродъ, то по головоломнымъ мостикамъ. Повозки подпрыгивали и громыхали; такая ѣзда чистая мука. Люди шли пѣшкомъ, понукая животныхъ. Въ каждомъ поселкѣ имъ оказывалось нужно сказать нѣсколько словъ знакомымъ, или купить себѣ что нибудь съѣстное на дорогу.
Выступали въ путь мы рано утромъ, обыкновенно тотчасъ послѣ полуночи, а днемъ останавливались на отдыхъ; животныя кормились, и затѣмъ мы еще дѣлали небольшой конецъ до наступленія ночи. На зарѣ ѣхать было такъ прохладно, что я просто мерзъ въ повозкѣ, не смотря на всѣ шубы и войлока. Исламъ, ѣхавшій верхомъ, чуть было не отморозилъ ногъ и затѣмъ предпочиталъ уже идти пѣшкомъ. Возницы-же, все время маршировавшіе около повозокъ, ничуть не зябли; вѣрный мой Джолдашъ тоже чувствовалъ себя отлично. Раза два шелъ снѣгъ, и дулъ ледяной нордвестъ.
Такимъ образомъ ѣхали мы цѣлыхъ 6 дней по важному пути, ведущему вдоль Великой стѣны къ NNW къ городу Лянь-чжеу, причемъ миновали селенія Ву-шинь-и, Та-ку-и, Лунь-го-по, Го-лянь-шень и Хо-дунь-по, въ которыхъ останавливались, и много другихъ.
Въ компанію къ намъ присоединились двое китайцевъ, везшихъ на двухъ возахъ товары въ Лянь-чжеу-фу. Тутъ выгоднѣе путешествовать большими партіями, такъ какъ при встрѣчѣ въ ущельяхъ двухъ обозовъ, съ дороги сворачиваетъ тотъ, въ которомъ меньшее число повозокъ. Кромѣ того, случись что нибудь въ дорогѣ съ одной изъ повозокъ, всѣ другіе возницы обоза должны придти на помощь и справить дѣло. Выгоды такого соглашенія обнаружшшсь уже утромъ 10 декабря, когда мы достигли праваго берега рѣки Ши-минь-хэ, текущей по широкой и огромной долинѣ и затѣмъ подъ острымъ угломъ соединяющейся съ Пинь-фань-хэ. Широкая, извилистая, съ полнымъ камней русломъ, рѣка была покрыта льдомъ; оставались открытыми только нѣсколько узкихъ полосокъ воды въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ теченіе было особенно сильно. Дорога-же проходила какъ разъ по плотному льду, посыпанному пескомъ.
Сначала попытали удачи наши спутники съ одною изъ своихъ повозокъ, запряженной тремя лошадьми. Они пустили лошадей въ карьеръ, но, едва очутились на льду, какъ колеса, словно бритвы прорѣзали ледъ, и повозка плотно засѣла въ тискахъ. Пришлось выгружать весь товаръ и таскать его на рукахъ черезъ рѣку. Общими силами, съ большимъ трудомъ, переправили, наконецъ, и самую повозку.
Стали пробовать крѣпость льда въ другихъ мѣстахъ, повыше, но онъ всюду оказывался слишкомъ тонкимъ, чтобы сдержать наши тяжелыя повозки. Поэтому люди въ одномъ болѣе широкомъ мѣстѣ прямо прорубили ледъ поперекъ русла топорами; глубина воды доходила тамъ до 1 м. Образовалась полынья, наполненная мелкимъ льдомъ и плавающими льдинами.
Спустили на край льда нашу повозку, и затѣмъ лошади однимъ скачкомъ стащили ее въ прорубь, гдѣ она и застряла. Припрягли еще пару лошадей, люди кричали, ухали и хлестали лошадей, стоя на краю льда. Вѣдныя лошади, погрузившіяся въ ледяную воду по брюхо, брыкались, становились на дыбы, спотыкались, чуть не захлебывались, бросались въ сторону и карабкались на ледъ, но люди гнали ихъ въ воду.
Одинъ изъ нашихъ спутниковъ, молодой человѣкъ, должно быть, совершенно лишенный нервовъ, наконецъ, раздѣлся до нага, несмотря на 10 градусовъ мороза, и полѣзъ въ прорубъ, чтобы убрать льдины и камни, попавшіе подъ колеса, и распутать поотромки. Дрожь пробирала, глядя, какъ онъ работалъ и нырялъ въ ледяной водѣ! Мнѣ и въ шубѣ-то было холодно. Выйдя изъ воды, онъ сталъ грѣться около небольшого костра, который Исламъ развелъ въ кустахъ на лѣвомъ берегу. Такимъже способомъ, съ отчаянными усиліями, были переправлены одна за другою и остальныя повозки. Переправа взяла четыре часа времени.
(Съ рисунка автора)
Дорога эта являлась большимъ караваннымъ трактомъ, ведущимъ черезъ Лянь-чжеу въ Восточный Туркестанъ, Урумчи и Кашгаръ. Разставленные по ней телеграфные столбы съ ихъ говорящею стальною проволокою сообщали пустынной мѣстности нѣкоторый отпечатокъ цивилизаціи. Невольно приходило, однако, на умъ, что куда лучше было-бы провести тутъ настоящую дорогу съ мостами черезъ рѣки, чѣмъ воздвигать эту безполезную чудовищную стѣну, которая къ тому-же большею частью была теперь разрушена.
12-го декабря мы, наконецъ, вышли изъ горъ, и передъ нами снова развернулась безконечная равнина. Черезъ два дня мы вступили въ великолѣпныя ворота Лянь-чжеу-фу.
И здѣсь мнѣ выпало на долю счастье пользоваться гостепріимствомъ англійскихъ миссіонеръ, мистера и мистрисъ Бельчеръ, принадлежавшихъ къ Внутренней миссіи, и познакомиться съ двумя молодыми ихъ помощницами миссъ Меларъ и миссъ Пиккель. Обѣ послѣднія жили въ отдѣльномъ домѣ, въ порядочномъ разстояніи отъ дома миссіи, вели собственное хозяйство, держали слугъ китайцевъ и нисколько не боялись за свою безопасность.
