Для меня было большой радостью встрѣтить здѣсь земляковъ, чету Пильквистъ съ двумя помощниками и одной помощницею. Въ ихъ гостепріимномъ домѣ я отдыхалъ два дня. Что за удовольствіе спать въ хорошо вытопленной комнатѣ, на настоящей постели и имѣть возможность не наваливать на себя цѣлую гору шубъ! Я какъ будто очутился на шведской почвѣ, среди этой чужой, дальней стороны.
Дѣла свои миссіонеры ведутъ въ Нинъ-ся энергично и довольно успѣшно. Число паствы достигаетъ 30 душъ; въ миссіи ежедневно происходитъ толкованіе библіи. На улицахъ раздаютъ летучіе листки съ текстомъ изъ священнаго писанія на китайскомъ языкѣ, которые возбуждаютъ любопытство китайцевъ и привлекаютъ ихъ заглянуть къ миссіонерамъ. Пильквистъ нанялъ также на одной изъ главныхъ улицъ помѣщеніе, гдѣ происходятъ публичныя богослуженія, входъ на которыя открытъ любому прохожему.
Оригинально было слушать вечернія проповѣди Пильквиста на чистѣйшемъ китайскомъ языкѣ. Проповѣдникъ сидѣлъ за столомъ, а передъ нимъ на узенькихъ скамьяхъ сидѣли, выпрямясь, словно аршинъ проглотили, китайцы. Проповѣдывалъ онъ съ большимъ жаромъ, стучалъ кулакомъ по столу, и китаицы даже чихнуть не смѣли. Ручаюсь, что они-то ужь не засыпали во время проповѣди!
Госпожа Пильквистъ разсказывала, что рѣдко можно ветрѣтить незамужнюю китаянку 20-ти лѣтъ. Часто онѣ выходятъ замужъ даже 12 лѣтъ, а 15-ти такъ сплошь и рядомъ. Маленькія дѣвочки сами просятъ родителей бинтовать имъ ноги и ждутъ не дождутся этого, такъ какъ знаютъ, что не одинъ женихъ и не взглянетъ на нихъ, если у нихъ не будетъ крохотныхъ ножекъ. Операція бинтованья ногъ и начинается съ 5-ти, 6-ти-лѣтняго возраста дѣвочекъ.
Нельзя и представить себѣ, сколько мученій ведетъ за собой эта безумная мода уродовать ноги. Часто бѣдныя дѣвочки лежатъ вслѣдствіе операціи годами въ постели и плачутъ по ночамъ отъ боли, усиливающейся отъ всякаго движенія, Нерѣдко вдобавокъ ногти вростаютъ у нихъ въ мясо, и можно представить себѣ, насколько неграціозна походка китаянокъ. Онѣ ходятъ, какъ утки, медленно, осторожно, словно ступаютъ босыми ногами по крапивѣ или остріямъ булавокъ. Отъ недостатка моціона ноги становятся худыми, какъ палки. И всѣ эти неслыханныя мученія только для того, чтобы выйти замужъ!
У китайцевъ есть еще другой своеобразный обычай, болѣе распространенный, нежели думаютъ въ Европѣ, обычай выбрасывать новорожденныхъ. Если отецъ и мать находятъ, что у нихъ нѣтъ средствъ воспитьівать ребенка, они попросту выносятъ новорожденнаго за городъ и бросаютъ на съѣденіе собакамъ или свиньямъ, или топятъ, какъ щенка. Обычай этотъ тѣмъ болѣе страненъ, что китайцы вообще относятся къ своимъ дѣтямъ съ трогательною нѣжностью, какъ только эти начинаютъ ходить и говорить. До этого-же времени дѣтей считаютъ какими-то бездушными звѣрьками, и, если они умираютъ, закапываютъ ихъ трупики въ землю даже безъ гроба, только обвернувъ соломой.
Я посѣтилъ впослѣдствіе одну шведскую миссіонерскую станцію, гдѣ два года воспитывался китайскій малютка. Онъ былъ выброшенъ родителями въ городской ровъ, гдѣ его и подобрали миссіонеры. Окруженный заботливымъ уходомъ онъ сталъ славнымъ ребенкомъ, и, когда ему минуло два года, родители явились и стали слезно умолять миссіонеровъ вернуть имъ дитя, Конечно, имъ не было отказано. Въ одной-же шведской миесіонерской семьѣ служила старуха китаянка, которая отдѣлывалась такимъ образомъ отъ каждаго изъ своихъ девятерыхъ дѣтей, едва они появлялись на свѣтъ. Жестокая мать и варварскій обычай, вызванный соціальными условіями!
И скудна, въ сущности, жатва, собираемая здѣсь миссіонерами, тяжелъ ихъ путь, на который они вступили изъ человѣколюбія. Одинъ - двое спасенныхъ дѣтей, нѣсколько молодыхъ женщинъ, развязавшихъ подъ вліяніемъ миссіонеровъ путы на своихъ ногахъ - все это лишь капля въ морѣ людскомъ, именуемомъ желтой расой. Но, конечно, добрый примѣръ облагораживаетъ.
Много также слышалъ я разсказовъ о спасеніи миссіонерами китайцевъ, отравившихся опіумомъ. Во время моего пребыванія у миссіонеровъ, я не разъ просыпался по ночамъ отъ громкаго стука въ ворота. Это приходили звать на помощь къ умирающему. И миссіонеры тотчасъ отправлялись и спасали отравившагося. Иногда возвращенные къ жизни выказывали благодарность своимъ спасителямъ, но вообгце чувство признательности не особенно-то развито у китайцевъ.
Чаще всего отравляютъ себя опіумомъ женщины, несчастныя въ замужествѣ. Иногда мужъ только ударитъ жену, или скажетъ ей рѣзкое слово, а она, на зло ему, возьметъ да и отравится. Куренье опіума вообще невѣроятно распространено и между мужчинами и между женщинами. А сколько погибаетъ дѣтей, затянувшихся по примѣру родителей трубкой съ опіумомъ!
До перваго дунганскаго возстанія Нинъ-ся былъ значительнымъ городомъ, вмѣщавшимъ около 60,000 жителей, но возстаніе нанесло непоправимый ударъ его благосостоянію. Теперь въ немъ было не больше 12-15 тысячъ; по близости отъ городскихъ стѣнъ многіе кварталы до сихъ поръ оставались въ развалинахъ. Движеніе, лавки, присутственныя мѣста и населенные кварталы сосредоточены въ центрѣ города.
Въ Нинъ-ся возстаніе разразилось по слѣдующему поводу. Вблизи города расположился значительный отрядъ магометанъ, и одинъ изъ мандариновъ неосторожно проговорился своему слугѣ дунгану, что на слѣдующій день китайцы перебьютъ всѣхъ дунганъ, находящихся въ городѣ. Ночью слуга улизнулъ изъ города въ лагерь дунганъ и предупредилъ начальника отряда о готовящемся избіеніи, а, вернувшись въ городъ, сговорился съ остальными дунганами отворить ворота своимъ единовѣрцамъ, когда тѣ пойдутъ на приступъ.
(Съ рисунка автора).
Такъ и сдѣлали. Дунганы вошли въ городъ черезъ "Малыя Сѣверныя ворота", которыя теперь заложены въ знакъ того, что ни одинъ дунгаяъ не посмѣетъ больше штурмовать Нинъ-ся, и въ печальную память о событіи. Дунганы, какъ дикіе звѣри, истребили на своемъ пути все живое. Уцѣлѣло только 2,000 китайцевъ, перешедшихъ на сторону бунтовщиковъ. О хозяйничаньѣ дунганъ въ городѣ до сихъ поръ напоминаютъ многочисленныя развалины.
Теперь между дунганами и китайцами кипитъ глухая вражда. Послѣдніе здѣсь всецѣло въ рукахъ первыхъ, такъ какъ магометане, народъ способный и предпріимчивый, забрали въ свои руки всѣ наиболѣе прибыльныя занятія и скупили всѣ участки земли, годные для обработки. Оригинально, что дунганы, по закону Магомета, не вкушающіе свинины, a также вообще не курящіе опіуму, держатъ въ огромномъ количествѣ свиней и засѣваютъ цѣлыя поля макомъ, чтобы снабжать китайцевъ двумя необходимѣйпшми для нихъ продуктами: свининой и опіумомъ. Зато сундуки дунганъ наполняются серебромъ, а китайцы бѣднѣютъ.
Главнѣйшими продуктами Нинъ-ся являются: рисъ, пшеница, просо, бобы, горохъ, всякая зелень, абрикосы, яблоки, груши, виноградъ, дыни и персики. Сады орошаются длинными арыками, выведенными отъ лѣваго берега рѣки. Черезъ Нинъ-ся проходятъ караваны съ шерстью изъ внутреннихъ областей, направляюшіеся къ берегамъ Хуанъ-хэ. Лѣтомъ шерсть сплавляютъ по рѣкѣ на лодкахъ.
Часть пути, остававшагося до Хуанъ-хэ, шла по извѣстнымъ уже областямъ, и я лишь вкратцѣ упомяну о нѣкоторыхъ эпизодахъ, случившихся за это время.
Прежде, нежели достичь собственнаго Китая, намъ предстояло еще разъ перейти пустыню, и переходъ этотъ по пустыннымъ пространствамъ Ордоса явился для меня однимъ изъ самыхъ тяжелыхъ. Я чувствовалъ себя утомленнымъ; съ меня уже довольно было всѣхъ этихъ трудовъ, лишеній и одиночества, и мысль объ остававшихся еще 1110 верстахъ только усугубляла мое нетерпѣніе скорѣе вернуться въ цивилизованныя страны, отдохнуть.
Отъ Нинъ-ся къ Бауту ведутъ много дорогъ. Лѣтомъ всего удобнѣе ѣхать водою (на лодкахъ по Хуанъ-хэ), въ зимнее-же время можно выбирать между крайнею дорогою, ведущею по лѣвому берегу рѣки, и одною изъ многихъ дорогъ, пересѣкающихъ Ордосъ, область, находящуюся между сѣверной лукою Желтой рѣки и Великою стѣною и заселенную кочевыми монголами. Выбравъ одну изъ послѣднихъ, выигрываешь 5 дней, но подвергаешься всѣмъ трудностямъ перехода по пустышв.
Вотъ перечень нашихъ стоянокъ на пути черезъ Ордосъ:
Линганъ-фу....................... 23.4 кил. отъ Нинъ-ся
Пинь-ло........................... 29.8 " " предыдущаго селенія.
Хуанъ-чу-чо.................... 15 " " " "
Ши-цзэ-цзя..................... 28.3 " " "
Лагерь - 1 въ Ордосѣ. 12.8 " " " "
Санъ-ю-фынь. ............... 21.7 " " " "
Лагѳрь - III................... 26.4 " " " "
Бао-я-чинъ...................... 25.6 " " " "
Лагѳрь - V.................... 33.5 " " " "
Хара-моръ....................... 13.5 " " " "
Боро-читы....................... 20.7 " " " "
Лагерь - VIII................. 24 " " " "
Да-я-ши......................... 32.5 " " " "
Шоа-шинъ-гунь.............. 27.8 " " " "
Вэ-тэ-шань....................... 22.2 " " " "
Хо-джи-то........................ 34 " " " "
Ха-чинъ-ю-цзя................. 25.8 " " " "
Бауту............................... 12.5 " " " "
Итого 430 верстъ и 18 дней пути.
Мы выступили 21-го января. Любезные миссіонеры проводили насъ конецъ дороги. Въ теченіе первыхъ четырехъ дней путь шелъ селеніями, расположенными около арыковъ, выведенныхъ изъ Желтой рѣки, которую мы перешли 25-го января около селенія Ши-цзэ-цзя. Хуанъ-хэ была покрыта толстымъ льдомъ, который даже не трещалъ подъ стопами нашихъ верблюдовъ, тѣхъ-же самыхъ, которые везли насъ и нашъ багажъ отъ Лянь-чжоу. Ширина рѣки равнялась 342 м.; ландшафтъ кругомъ былъ голый, пустынный. Рѣка казалась колоссальной ледяной дорогой, исчезавшей за горизонтомъ на NNO.
По правому берегу бѣжала цѣпь низкихъ холмовъ; съ ихъ вершинъ открывался безпредѣльный видъ на востокъ. Первый-же лагерь въ Ордосѣ пришлось разбить въ пустынной мѣстности и, счастье, что мы, по совѣту нашихъ проводниковъ-дунганъ, захватили съ рѣки два мѣшка льду. Теперь онъ пригодился какъ нельзя болѣе, такъ какъ колодца здѣсь не нашлось.
Въ слѣдующіе дни мы почти всякій разъ останавливались у колодцевъ съ прекрасной водой. Обыкновенно они были очень глубоки и выложены кирпичомъ. 28-го января мы остановились около колодца Бао-чинъ, глубиною въ 40.8 м. Температура воды равнялась 5.7°, но возможно, что она успѣ-вала нѣсколько охладиться во время долгаго вытаскиванья изъ глубины колодца. Монголы, встрѣченные нами у колодца, увѣряли, что колодцу этому 4 тысячи лѣтъ!
Дорога оставалась превосходной, твердой, почтировнойи прямой. На ней виднѣлись слѣды оживленнаго движенія, Малочисленность-же встрѣчныхъ каравановъ объяснялась тѣмъ, что въ это время китайцы сидятъ дома, празднуя новый годъ. Да и кромѣ того, черезъ Ордосъ идутъ, какъ я уже упоминалъ, много параллельныхъ путей. По одному, болѣе длинному, нежели выбранный нами, ѣздятъ арбы, по другимъ ходятъ верблюжьи караваны.
Сѣверныя части области заселены очень рѣдко и то лишь монголами-кочевниками. Мы всего нѣсколько разъ случайно миновали ихъ стойбища, разбитыя въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ былъ сносный подножный кормъ. Въ общемъ, громадныя пространства Ордоса пустынны и совершенно безплодны. Большая часть нашего пути и вилась по такимъ пустыннымъ областямъ.
Особенно томительнымъ дѣлала этотъ путь не тоска по людямъ, не отсутствіе человѣческихъ жилищъ, - мы собственно и не нуждались въ людяхъ, забравъ съ собой полный запасъ продовольствія, - но отвратительная погода. Почти каждый день свирѣпствовалъ сѣверозападный вѣтеръ, который въ соединеніи съ порядочнымъ морозомъ и леденилъ насъ до самыхъ костей.
Собственно говоря, это былъ уже не вѣтеръ, а настоящій ураганъ, несшійся надъ открытыми равнинами Ордоса. Иногда, казалось, что вотъ-вотъ онъ подхватитъ тебя съ свдла, или свалитъ съ ногъ тяжелаго верблюда. Шубы и верхняя одежда не много помогали, - вѣтеръ пронизывалъ и сквозь нихъ. Сколъко разъ мы останавливались по пути, наткнувшись на сухіе кусты степныхъ растеній, и разводили костеръ, чтобы хоть немножко отогрѣться!
(Съ фотографіи Николая въ Ташкентѣ)
31-го января разразилась самая ужасная буря съ запада, какую я только запомню. Не было никакой возможности выступить въ путь. Мы стояли лагеремъ около колодца Хара-моръ (Черная лошадь), а вокругъ разстилалась совершенно открытая мѣстность; отъ вѣтра защиты не было ни малѣйшей, и онъ такъ и бушевалъ по степи. Палатку мою повалило и чуть не изодрало въ клочья.
Люди сложили всѣ вьюки въ кругъ, прикрыли отверзтіе сверху войлоками и, засѣвъ въ эту круглую нишу, провели тамъ весь день на корточкахъ. Но согрѣться не было никакой возможности: все кругомъ было холодное, какъ ледъ. Капнешь горячаго чаю на шубу, и капельки тотчасъ застываютъ, словно стеариновыя. Чернила замерзли, писать приходится карандашомъ.
1-го февраля. Такой сильный вѣтеръ при столь низкой температурѣ (?17° въ полдень) очень опасенъ; надо глядѣть въ оба, чтобы не замерзнуть, или не отморозить себѣ чего нибудь. Не знаю, что было-бы съ моими руками, не будь у меня этихъ славныхъ китайскихъ грѣлокъ, въ которыхъ постоянно тлѣли уголья. Днемъ я держалъ грѣлку у себя на колѣняхъ, возсѣдая на спинѣ верблюда, a по ночамъ бралъ къ себѣ въ постель. Не особенно-то пріятно было и умываться: стоило вамъ чуточку замѣшкаться, и вода замерзала у васъ на кожѣ.
Самые сильные холода пришлись на начало февраля: въ ночь на 2-ое февраля -30°, а въ ночь на третье -33°. Въ. палаткѣ температура понижалась до -26.8°.
6-го февраля достигли Хо-джи-то, перваго селенія на сѣверной окраинѣ пустыни. На слѣдующій день мы снова перешли черезъ Хуанъ-хэ, имѣвшую 385 метр. ширины, а 8-го достигли Бауту, гдѣ меня съ обычнымъ гостепріимствомъ приняли въ свой домъ шведскіе миссіонеры, чета Гельбергъ. Паства ихъ состояла изъ 10 крещеныхъ китайцевъ. Была у нихъ также школа для мальчиковъ. Дѣло свое они вели съ любовью и энергіей и вообще былй одними изъ самыхъ симпатичныхъ людей, какихъ я встрѣчалъ. Они принадлежали къ американскому миссіонерскому союзу "Christian Alliance", раскинувшей отъ Бауту до Пекина цѣлую сѣть миссіонерскихъ станцій, на которыхъ трудились 60 шведскихъ миссіонеровъ.
(Съ рисунка автора).
Но тутъ ужъ терпѣнію моему пришелъ конецъ, да боюсь, что и терпѣніе читателя подвергнуто описаніемъ столь долгаго путешествія слишкомъ тяжкому испытанію. И вотъ, поручивъ свой караванъ Исламъ-баю и опытнымъ проводникамъ, я 12-го февраля поспѣшилъ въ путь съ однимъ китайцемъ, въ небольшой двухколесной арбѣ, запряженной лошаками. Проѣзжая черезъ Саладжи, Дёрчи, Бэ-ся-чи и Квэй-ва-шунъ или Куку-хото, я въ каждомъ изъ этихъ городовъ имѣлъ удовольствіе встрѣтить своихъ земляковъ. Въ послѣднемъявстрѣтилъ даже 18 шведовъ, одного норвежца и одного датчанина; всѣ они принадлежали къ упоминавшемуся выше миссіонерскому союзу. Квэй-ва-шунъ является центральнымъ пунктомъ; здѣсь вновъ пріобщившіеся къ союзу учатся предварительно китайскому языку и затѣмъ разсылаются по станціямъ.
Оттуда я въ теченіе 8 дней черезъ города Майдаръ, Ча-ша-бу-ло, Но-бо-ша, То-до-го, Во-джа-ва и Джа-Джи-чанъ при-былъ въ Джань-джа-ку, или Калганъ, гдѣ Великая стѣна вьется по вершинѣ горъ, возвышающихся по обѣ стороны города. И здѣсь нашлись миссіонеры шведы и американцы. Но мнѣ некогда было отдыхать. Отъ Пекина меня отдѣляли еще четыре дня пути.
Въ Калганѣ я нанялъ себѣ "то-джо"?паланкинъ, который понесли два лошака, и такимъ образомъ я проѣхалъ долину Нань-хо, перевалилъ черезъ горныя цѣпи, полукругомъ обступающія равнины около Пекина, отдѣляя ихъ отъ монгольскаго нагорья. Ночевалъ я съ моимъ слугой въ Шинъ-ва-фу, До-мо и Нань-хо.
2-го марта мы опять были въ низменной области и ѣхали черезъ многочисленныя селенія, мимо кумирень, черезъ каналы и проч. По пути встрѣчалось много проѣзжихъ и прохожихъ. Въ этотъ день меня обуревало чувство горделивой радости: это былъ послѣдній день моего путешествія по Центральной Азіи. Часы тянулись для меня невыносимо долго, и никогда еще, кажется, не шли лошаки такъ медленно! "Скоро доѣдемъ!" успокоительно повторялъ мой слуга-китаецъ, но все снова и снова выплывали изъ за горизонта селенія, кумирни и сады, и мы снова путались по длиннымъ, извилистымъ закоулкамъ между селеніями.
Изъ тысячи съ чѣмъ-то дней, проведенныхъ мною въ путешествіи, самымъ длиннымъ показался мнѣ этотъ послѣдній. Наконецъ, вдали между купами зелени показалось что-то сѣрое. "Это стѣны Пекина!" сказалъ мой слуга. Да, это была городская стѣна Пекина!
(Съ русской фотографіи изъ Урги)
Пекинъ являлся конечной цѣлью моей трехлѣтней экспедиціи, и читатели могутъ представить себѣ, съ какими чувствами я въѣзжалъ въ южныя ворота манджурской столицы. Больше часа несли меня лошаки по вымощенной камнями дорогѣ, вдоль западной и южной стороны мощной городской стѣны, сѣраго цвѣта, имѣвшей въ высоту 13 м. и образовавшей прямоугольникъ, въкоторый былъ включенъ "Пе-чжинъ-чинъ" (сѣверная столица). Наконецъ, миновавъ китайскую часть города, мы достигли Небесныхъ воротъ съ ихъ гигантскими четыреугольными надстройками и тунелеобразнымъ сводомъ, подъ которымъ, словно мураши, проползали люди, животныя и повозки. Отъ воротъ уже недалеко было до улицы европейскихъ посольствъ, на которой, я зналъ, находился французскій отель. За долгое путешествіе платье мое поизносилось, и весь внѣшній видъ мойбылъ таковъ, что я рѣшилъ нѣсколько дней провести инкогнито въ отелѣ, чтобы привести себя въ порядокъ.
Вскорѣ, однако, я увидалъ передъ собой большой бѣлый порталъ, у котораго стояли двое русскихъ казаковъ. Яокликнулъ ихъ, спросилъ, что это за домъ, и услыхалъ, что это домъ русской миссіи. Слова эти прозвучали для моего одичавшаго слуха такъ магически, что я выскочилъ изъ паланкина и вошелъ въ ворота. Въ эту минуту я уже не стѣснялся за свой непрезентабельный видъ, пригладилъ немножко бороду, стряхнулъ съ себя пыль и двинулся въ домъ. Отъ воротъ вела черозъ садъ мощеная дорожка; на томъ концѣ сада возвышался самый домъ. Я позвонилъ. Отворилъ китаецъ и спросилъ по русски, кого надо. Я освѣдомился, принимаетъ-ли секретарь г. Павловъ, такъ какъ зналъ, что посолъ графъ Кассини недавно оставилъ Пекинъ, и меня впустили.
Господинъ Павловъ оказалъ мнѣ такой любезный пріемъ, какого только можно пожелать. Онъ уже давно ожидалъ меня, такъ какъ его предупредили изъ Петербурга о моемъ прибытіи, и двѣ комнаты стояли готовыми въ ожиданіи меня уже съ мѣсяцъ.
Вотъ и пришлось мнѣ нарушить свое инкогнито. Меня проводили въ комнату, блиставшую самою утонченною роскошью запада; дорогіе ковры на полу, шелковыя китайскія вышивки на стѣнахъ, античныя вазы въ нишахъ и на пьедесталахъ и - лучше всего - постель, о которой я даже и не смѣлъ мечтать въ послѣдніе дни, ночуя на жалкихъ постоялыхъ дворахъ. На столѣ въ моей комнатѣ лежала гора писемъ и газетъ съ родины; нѣкоторыя были еще отъ прошлаго года, и я поглощалъ ихъ съ восторгомъ, пока портной, китаецъ, говорившій по англійски, занимался моей экипировкой.
Когда съ этимъ было покончено, я сдѣлалъ визиты въ посольства и всюду былъ принятъ съ изысканнымъ радушіемъ. Представитель Англіи Макъ-Дональдъ, французскій посолъ Жераръ и его секретарь графъ де Сарси, нѣмецкій посланникъ баронъ Гейкинъ, американскій Демби и голландскій Кнобель, съ которымъ я познакомился еще въ Тегеранѣ, соперничали между собой любезностью и поздравляли меня съ благополучнымъ окончаніемъ экспедиціи. Получилъ я также привѣтственную телеграмму отъ его величества короля Оскара.
Но годъ, проведенный въ одиночествѣ среди дикихъ и полудикихъ азіатскихъ племенъ, не проходитъ даромъ для европейца. Изысканные обѣды и праздники утомляли меня, я чувствовалъ себя неловко среди избраннаго общества; слишкомъ ужъ рѣзокъ былъ переходъ изъ пустынь Тибета, Цайдама и Гоби въ европейскіе салоны.
Отдохнувъ въ Пекинѣ 12 дней и дождавшись Ислама-бая, я простился съ моими новыми друзьями и направилъ путь домой. Господинъ Павловъ позаботился о моемъ багажѣ, который безплатно былъ отправленъ черезъ Сибирь на мѣсто назначенія. Мнѣ на выборъ представлялись три пути въ Европу. Кратчайшій, морской, велъ на востокъ черезъ Ванкувэръ и Нью-Іоркъ, удобнѣйшій на пакетботѣ черезъ Индію и Суэцъ. Самый же долгій и трудный былъ сухой путь черезъ Монголію и Сибирь.
Я выбралъ послѣдній и еще разъ, хотя и при другихъ условіяхъ пересѣкъ Азію. Въ двухколесной китайской арбѣ, запряженной монгольскими лошадьми, съ кучерами на нихъ верхомъ, мчался я съ быстротой вѣтра по безконечнымъ равнинамъ, пустынямъ и степямъ черезъ Саинъ-усу и Ургу въ Кяхту.
(Съ фотографіи Даллёфа)
Это былъ для меня новый способъ путешествовать. Верхніе концы оглобель снабжены петлями, въ которыя горизонтально просовывается перекладина, и двое всадниковъ берутъ ее къ себѣ на колѣни, на сѣдла, а двое другихъ всадниковъ обвязываютъ вокругъ таліи веревку, прикрѣпленную къ концамъ перекладины, и вотъ всадники мчатся съ арбою по степямъ во весь духъ; арба прыгаетъ и трясетъ напропалую.
(Съ русской фотографіи)
Для путешествія понадобился китайскій паспортъ изъ Цзунгъ-ли-Ямена. Впереди неслись курьеры, чтобы заготовлятьна пути свѣжихъ лошадей. Кромѣ того отъ станціи до станціи меня сопровождало 20 верховыхъ. Когда четыре везшія арбу лошади уставали, ихъ смѣняли другія четыре; смѣна эта происходитъ такъ быстро и легко, что путешественникъ, запакованный въ повозкѣ, не замѣтитъ этого, если не выглянетъ въ переднее отверзтіе своего "купе".
Дороги собственно никакой нѣтъ, станцій тоже. Свѣжія лошади и люди ожидаютъ путниковъ около монгольскихъ кочевій, и, поэтому, надо знать, гдѣ находятся въ данное время, кочевья. Оттого-то и нельзя было держаться какого нибудь опредѣленнаго пути. Люди гонятъ лошадей во весь духъ по степямъ, оврагамъ и холмамъ по прямой линіи къ слѣдующему кочевью.
Въ сѣверной Монголіи нѣсколько перегоновъ сдѣлали по глубокому снѣгу на верблюдахъ.
Въ Ургѣ, гдѣ я посѣтилъ величественный храмъ Майдари, мнѣ пришлось разстаться съ вѣрнымъ Исламомъ-баемъ, слѣдо-вавшимъ за мной въ особой арбѣ. Горько было намъ разставаться, но я не могъ взять его съ собой на родину, какъ онъ ни хотѣлъ этого. Консулъ Луба въ Ургѣ взялъ его подъ свое покровительство и послалъ его, ради безопасности, въ обществѣ русскаго почтоваго курьера въ Улясутай, откуда онъ черезъ Урумчи вернулся въ Кашгаръ и Ошъ. Съ души у меня свалилась большая тяжесть, когда я послѣ узналъ, черезъ капитана Зайцева, что Исламъ-бай благополучно прибылъ къ своей семьѣ въ Ошъ.
(Съ рисунка автора)
Благодаря любезности господина Павлова, меня отъ самаго Пекина экскортировали казаки. Оттуда я продолжалъ путь въ тарантасѣ, на саняхъ и въ телѣгѣ черезъ Байкалъ и Иркутскъ въ Канскъ, откуда по желѣзной дорогѣ въ 9 сутокъ добрался до Петербурга.
10-го мая 1897 г. я завидѣлъ башенные шпицы Стокгольма, затѣмъ вынырнули и кровли домовъ. И какъ хорощо, какъ несказанно хорошо было, наконецъ, ступить на родную шведскую почву послѣ трехъ лѣтъ и семи мѣсяцевъ странствовашя по великой Азіи.
(Съ рисунка автора)
(Съ рисунка Д. Люнгдаля)
