Въ Лянь-чжеу терпѣніе мое подверглось жестокому испытанію: я былъ задержанъ здѣсь на цѣлыхъ 12 дней. Причиной задержки явилась невозможность достать 4 верблюдовъ, нужныхъ намъ для перехода въ Нинъ-ся. Верблюдовъ-то было здѣсь много, но хозяева не соглашались отпустить менѣе 40 головъ заразъ. Къ тому-же Нинъ-ся лежалъ въ сторонѣ отъ большого проѣзжаго тракта, и владѣльцы, боясь, что назадъ верблюдамъ придется возвращаться порожнемъ, заламывали двойныя цѣны.
Дни тянулись скучные, невыносимо долгіе. Самъ мистеръ Бельчеръ оказался въ отсутствіи въ Лань-чжоу, но вернулся на другой день. Первый вечеръ я, такимъ образомъ, обѣдалъ въ обществѣ трехъ молодыхъ, любезныхъ англичанокъ, со вкусомъ одѣтыхъ въ китайскія платья.
На слѣдующее утро я отправился на телеграфную станцію, нашелъ тамъ чиновника, говорящаго по англійски, и послалъ на Синганъ, Нанкинъ и Шанхай телеграмму его величеству, королю Оскару. Черезъ недвлю я имѣлъ удоволъствіе получить, въ видѣ рождественскаго подарка, милостивый отвѣтъ моего высокаго покровителя.
Китайцы относятся къ телеграфу очень скептически. Понятія ихъ о его конструкціи крайне наивны. Такъ они думаютъ, что бумажку съ написанной на ней телеграммой свертываютъ и пускаютъ по проволокѣ, по которой она и несется съ быстротой молніи; изоляторы-же служатъ, по ихъ мнѣнію, промежуточными станціями, на которыхъ бумажки отдыхаютъ въ случаѣ дождя.
Лянь-чжеу-фу послѣ Лань-чжоу занимаетъ въ провинціи главное мѣсто и вмѣстѣ съ окрестными селеніями вмѣщаетъ около ста тысячъ жителей. Городъ имѣетъ обычный, прямоугольный планъ и окруженъ толстыми стѣнами съ четырьмя величественными воротами. Главныя улицы широки и отличаются оживленіемъ; повозки, караваны и народъ такъ и снуютъ во всѣ стороны.
Въ ожиданіи наема верблюдовъ я занялся эскизами и распросами миссіонеровъ, которые сообщили мнѣ много интересныхъ свѣдѣній, посѣтилъ нѣкоторыхъ мандариновъ, и сдѣлалъ кое-какія закупки въ магазинѣ Тянь-цзинъ - настоящемъ пассажѣ съ прекрасными лавками. Между прочимъ, я купилъ двѣ "шо-ло" или грѣлки для рукъ, похожія накруглыя чайники съ рѣшетчатой крышкой. Ихъ набиваютъ золой, и въ нее зарываютъ нѣсколько горячихъ углей, которые и поддерживаютъ теплоту въ грѣлкѣ въ теченіе сутокъ. Безъ этихъ практическихъ грѣлокъ я-бы не разъ отморозилъ себѣ руки по дорогѣ въ Пекинъ.
Я посѣтилъ находящуюся за городомъ величественную кумирню и набросалъ тамъ нѣсколько эскизовъ. Еще я побывалъ въ селеніи Сунь-шу-шуанъ, лежащемъ въ 25 ли къ востоку отъ Лянь-чжеу; въ селеніи этомъ находится бельгійская католическая миссія. Епископъ уѣхалъ въ Пекинъ, откуда его ожидали обратно въ іюлѣ, но я нашелъ ласковый пріемъ у трехъ братьевъ, которые угостили меня краснымъ игристымъ виномъ, сигарами и печеньемъ. Церковь съ увѣнчаньюй крестомъ башней, видной на полмили кругомъ, была выстроена въ полукитайскомъ стилѣ; въ сводчатыхъ окнахъ были вставлены цвѣтныя стекла, а на алтарѣ возвышались изображенія Божьей Матери, передъ которыми теплились восковыя свѣчи. Нѣсколько десятковъ крестьянъ китайцевъ молились въ церкви на колѣняхъ, представляя оригинальную и внушительную картину.
Мои чичероне, братья бельгійцы, сообщили мнѣ,что здѣсь есть семьи, насчитывающія въ своемъ роду уже семь поколѣній христіанъ; число-же всей паствы доходитъ до 300 душъ. Проѣзжая мимо церкви, они по доброй волѣ заходятъ въ нее, снимаютъ шапки и крестятся; вообще, набожность ихъ, по-видимому, вполнѣ искрення. При миссіи находятся школы для мальчиковъ и дѣвочекъ. Мы заглянули въ одну изъ комнатъ, гдѣ за пюпитрами сидѣло двадцать мальчиковъ, склонясь надъ библіей и писаніями Конфуція. Въ большомъ, прекрасномъ библіотечномъ залѣ находились между прочимъ портреты цѣлой арміи католическихъ миссіонеровъ, между которыми я узналъ моего стараго друга, патера Гендрикса. Бельгійскіе миссіонеры имѣютъ также отдѣленіе и часовню въ городѣ, гдѣ служатъ обѣдню въ церковные праздники.
Непріятное впечатлѣніе произвело на меня открытіе, что между католичоскими и протестантскими миссіонерами нѣтъ добраго согласія; они даже совершенно игнорируютъ другъ друга. Оно, впрочемъ, и понятно, такъ какъ проповѣдуютъ они различныя вѣроученія, и то, что одни насаждаютъ, другіе готовы, если можно, вырвать съ корнемъ. Простительно поэтому, если китайцы иной разъ теряютъ голову. Но, къ счастью, въ Лянь-чжеу-фу хватитъ мѣста для послѣдователей обоихъ вѣроисповѣданій. Я, съ своей стороны, не могу пожаловаться на католиковъ, которые принимали меня такъ-же радушно, какъ и протестантскіе миссіонеры.
Въ Лянь-чжеу-фу я провелъ четвертый сочельникъ въ теченіе этой долгой экспедиціи и уже заранѣе тѣшилъ себя мыслью провести слѣдующій сочельникъ у собетвеннаго очага на родинѣ. 24-ое декабря всегда являлось для меня тяжелымъ днемъ, пока я былъ на чужбинѣ. И на этотъ разъ онъ прошелъ такъ же тускло, какъ всегда. Я хотѣлъ было добыть изъ горъ елку, но миссіонеры заявили, что это языческій обычай. Мы и провели вечеръ въ болтовнѣ у камина. Но я рано ушелъ къ себѣ, въ большую, холодную, церковную залу, отведенную мнѣ на все время моего пребыванія въ городѣ, и заползъ подъ свои шубы; температура въ залѣ понизилась за ночь до - 16.8.° Первый деньРождества былъ зато отпразднованъ у Бельчеръ хорошимъ веселымъ обѣдомъ съ плумпудингомъ и рождественскими подарками.
26 декабря мы, наконецъ, добыли 3 людей и 8 верблюдовъ. Еще разъ упаковали вьюки въ долгій путь. До Нинъ-ся было 465 кил. Къ большому неудобству нашему, въ этотъ день пришлась суббота; караванъ не могъ быть готовъ раньше сумерекъ, и я хотѣлъ выступить на другой день утромъ, но миссіонеры нашли, что выступать въ воскресенье не хорошо. Тогда я рѣшилъ выступить въ субботу вечеромъ съ тѣмъ, чтобы дойти къ ночи только до ближайшаго селенія. Но, когда мы добрались до городскихъ воротъ, они оказались уже запертыми, и для насъ открывать ихъ, конечно, не стали. Проблуждавъ часа два въ потьмахъ по узкимъ переулкамъ города мы, наконецъ, нашли жалкій пріютъ на постояломъ дворѣ. Я не хотѣлъ уже мѣшать воскресному отдыху миссіонеровъ.
На слѣдующій день рано утромъ мы выступили въ серьезъ, но дошли только до площади за сѣверными воротами города. Тутъ къ намъ подошли двое оборванныхъ китайцевъ и вступили въ оживленный разговоръ съ вожаками нашихъ верблюдовъ. Затѣмъ одинъ изъ двухъ заговорилъ съ Исламомъ-баемъ бѣглымъ тюркскимъ языкомъ и предложилъ сопровождать насъ до Нинъ-ся за 50 таэлей. Оказалось, что онъ много лѣтъ провелъ въ Кашгарѣ и Акъ-су и что у него есть 9 отличныхъ верблюдовъ, куда лучше нашихъ.
Случай заполучить заодно въ лицѣ вожатаго отличнаго переводчика былъ слишкомъ соблазнителенъ, и мы остановились посреди дороги. Оба новыхъ вожака явились съ 9-ью верблюдами, и черезъ часъ багажъ нашъ былъ перевъгоченъ. Благодаря такому пріобрѣтенію, я примирился съ 12-ти дневной задержкой въ Лянь-чжеу. Славно было, наконецъ, навсегда покинуть этотъ грязный и несимпатичный городъ.
Путь на Нинъ-ся шелъ по пустынямъ Ала-шаня огромной дугой - сначала къ NO, затѣмъ къ SO - минуя слѣдую-щія мѣстечки, колодцы и постоялые дворы, носящіе частью китайскія, частью монгольскія названія.
Дынь-джа-да-мынь ... 27.4 килом. разст. отъ Лянь-чжеу-фу
Шань-я-ва...................... 28.4 " " " предыдущаго
Чинь-фань..................... 37.6 " " " "
Нью-ба-шинь-на-цзя. . 17.3 " " " "
Бо-то-гай-цзя................ 19.3 " " " "
Лѳй-цзя-хо ................... 31.8 " " " "
Ма-ло-чинъ................... 31.8 " " " "
Ка-то-хоа....................... 16.7 " " " "
Ло-ча-чинъ.................... 9.4 " " " "
Ву-ге-сянъ...................... 20.9 " " " "
Куку-мёрукъ.................. 20.0 " " " "
Куку-бурту ........ 19.0 " " " "
Эртѳнъ-толга............... 18.6 " " " "
Хашато........................... 29.6 " " " "
Ванъ-я-фу ..................... 28.7 " " " "
Джо-джи-тэ-шань .... 9.8 " " " "
Джо-ва........................... 20.6 " " " "
Да-чинъ......................... 37.0 " " " "
Нинъ-ся-манчжурскій. 33.3 " " " "
Нинъ-ся-китайскій ..... 8.3 " " " "
Каждое названіе отмѣчаетъ нашу стоянку, каждая цифра пройденное нами въ теченіе дня разстояніе отъ одной стоянки до другой. На всемъ пути лежало только два города, на западной и восточной окраинахъ пустыни, а именно Чинь-фань, до котораго было 93.3 килом. или 200 ли, и Ванъ-я-фу.
Въ первый день путь нашъ шелъ все къ сѣверу черезъ селенія, мимо кумирень и садовъ. На югѣ мало по малу заволакивались дымкой и исчезали рѣдкія снѣжныя вершины Нань-шаня. Погода стояла прекрасная, но это было лишь затишье передъ бурей. 28 декабря, съ запада налетѣлъ такой ураганъ, что нельзя было выглянуть изъ "фанзы" (жилья), въ которой не было, впрочемъ, ни дверей, ни окошекъ, a только входное пустое отверстіе. Песокъ и пыль тучами летѣли въ эту убогую лачугу.
29-го продолжали путь къ NNO. Верблюды попались отличные, со спокойнымъ, ровнымъ ходомъ. Пріятно было снова совершать путь на спинѣ одного изъ этихъ выносливыхъ, славныхъ животныхъ. Да и дорога была хороша, - твердая, ровная травяная степь. Мало-по-малу селенія на пути стали попадаться все рѣже и рѣже, но мы все еще встрѣчали караваны ословъ и запряженныя волами повозки, съ разными сельскими продуктами, которые везли на продажу въ городъ.
Направо шли уже низкіе песчаные барханы; это былъ край пустыни. Къ югу отъ селенія Хо-тунь-шинъ-го мы нѣсколько часовъ подъ рядъ подвигались вдоль края болота, причемъ пришлось перейти черезъ его замерзшій рукавъ. Подъ однимъ изъ верблюдовъ ледъ проломился. Животное провалилось въ воду, но вьюкъ не пострадалъ. Прошло съ часъ прежде, чѣмъ удалось вытащить верблюда на сушу.
Солнце сѣло въ туманѣ, и ночью былъ порядочный морозъ (минимумъ ?18.8°). Наконецъ, передъ нами встали стѣны Чинь-фаня, но ворота были закрыты, и пришлось остановиться на постояломъ дворѣ за городомъ.
Въ этомъ городкѣ мы пробыли день, такъ какъ провожатые наши хотѣлизакупить продовольствія для себя и верблюдовъ на весь путь по пустынѣ. Начальникъ города пытался уговорить меня избрать большую южную дорогу въ Нинъ-ся. Тамъ-де встрѣтишь и людей, и города, и постоялые дворы. На сѣверной же дорогѣ нѣтъ ничего, кромѣ песку, да еще можно наткнуться на монголовъ-разбойниковъ, Но я велѣлъ передать ему, что, если я вообще испытывалъ въ пути непріятности, то именно отъ китайскихъ властей, и что я предпочитаю ночевать въ пустынѣ въ своей палаткѣ, нежели отдавать себя на съѣденіе насѣкомымъ постоялыхъ дворовъ.
1 января 1897 г. я рѣшилъ выступить изъ Чинь-фаня, но этотъ мандаринъ не пожелалъ лишить себя удовольствія выпустить меня изъ города, не причинивъ мнѣ непріятности. Двое китайцевъ, которымъ было поручено экскортировать насъ до Ванъ-я-фу, явились ко мнѣ съ заявленіемъ, что не могутъ быть готовы къ отъѣзду раньше двухъ дней. Я отвѣтилъ имъ, что не просилъ никакого экскорта и поэтому не стану медлить изъ-за нихъ ни одного часа, и велѣлъ каравану готовиться къ выступленію. За воротами насъ, однако, окружила цѣлая толпа слугъ изъ "ямена", которые заявили, что мы должны подождать одинъ день, такъ какъ монгольскій паспортъ еще не готовъ, и что имъ поручено задержать насъ силой, если мы выкажемъ сопротивленіе.
Караванъ остался у воротъ, а я, взбѣшенный такою наглостью, отправился въ "яменъ" Начальникъ города не принималъ "по болѣзни". Меня окружила въ грязной лачугѣ цѣлая дюжина курящихъ опіумъ писцовъ, которые шумѣли и кричали всѣ заразъ. Улучивъ минуту тишины я заявилъ, ссылаясь на свой паспортъ изъ Пекина, что, если мандаринъ осмѣлитея задержать меня здѣсь, я черезъ русскаго посла донесу о его поведеніи Ли-Хунгъ-Чангу, и дерзкій мандаринъ лишится своихъ пуговокъ и своего положенія.
Это подѣйствовало. Переводчикъ вернулся съ приглашеніемъ пожаловать къ мандарину на завтракъ. Но я отвѣтилъ ему, что, если-бы даже его господинъ приползъ на колѣняхъ къ моему каравану, я не удостою его даже взглядомъ. Мандарину оставалось только немедленно снабдить меня паспортомъ и двумя провожатыми.
Писцы вдругъ стали вѣжливыми и оставили свои трубки. Въ какую нибудь минуту мнѣ дали и паспортъ и людей, и мы безпрепятственно могли продолжать путь, радуясь, что теперь уже до самаго Нинъ-ся не будемъ имѣть дѣла съ мандаринами.
За Чинь-фанемъ начинается пустыня, и, чтобы защитить дороги, поля и дома, здѣшніе жители воздвигаютъ небольшія стѣны на пути движущихся песковъ. Согласно картамъ, здѣсь должна была также идти Великая стѣна, но я, при всемъ своемъ желаніи, не могъ найти и слѣдовъ ея, если только видѣнные нами въ одномъ мѣстѣ развалины глиняныхъ валовъ не были ея остатками.
Прежде, чѣмъ дойти до пустыни, миновали еще нѣсколько одинокихъ дворовъ. По дорогѣ продолжали попадаться многочисленные возы, нагруженные навозомъ, собраннымъ по дорогамъ; навозъ служитъ въ этой бѣдной растителъностью мѣстности единственнымъ матеріаломъ для топлива. Его сушатъ на солнцѣ и топятъ имъ "канги", глиняныя лежанки, на которыхъ здѣшніе жители спятъ.
3-го января мы ѣхали по довольно густо заселенной мѣстности. Меня не мало удивило открытіе, что рѣка Лянь-чжеу заходитъ такъ далеко къ NO. Здѣсь она называется Ньюнинъ-хэ. Селенія орошаются выведенными изъ нея арыками. Когда-же послѣднія пересыхаютъ, жители довольствуются водой изъ неглубокихъ (2 метра) колодцевъ.
4-го января шли большею частью по голой степи. Дорога заворачивала къ востоку. По лѣвую руку отъ насъ шла упомянутая рѣка, бывшая здѣсь очень узкой и затянутой хрупкой и опавшей ледяной корой, - вода ушла изъ-подъ нея.
Здѣсь Джолдашъ затравилъ молоденькую антилопу, которая пыталась спастись по льду. Ледъ проломился, и быстроногое животное не успѣло вскочить на ноги, какъ собака настигла его и перегрызла ему горло. Въ этой мѣстности пустыня снабжаетъ жителей топливомъ, и мы встрѣтили нѣсколько возовъ, нагруженныхъ всевозможными степными растеніями.
Вдали, налѣво, виднѣлся низкій горный отрогъ, но озера, показаннаго на картахъ, мы не могли открыть. Намъ, однако, сказали, что рѣка въ лѣтнее половодье образуетъ въ устьѣ временное, быстро исчезающее озеро.
Мѣсто нашей дневной стоянки, Мало-чинъ, состояло изъ трехъ крохотныхъ лачугъ, обнесенныхъ настоящей баррикадой изъ возовъ съ топливомъ. Глубина мѣстнаго колодца равнялась 1.8 м.; солоноватая вода имѣла температуру +3°.
Въ теченіе слѣдующаго дня высокіе барханы, обращенные крутыми склонами къ востоку, чередовались со степными участками, солончаками и болотами. Въ сумерки мы увидали двухъ китайцевъ, сидѣвших у костра. Они сказали, что до слѣдующаго колодца 50 ли по глубокому песку, мы и остановились здѣсь лагеремъ. Колодезь этотъ, Като-хоа, глубиною 1.4 м., отличался хорошею прѣсною водой, имѣвшей при температурѣ воздуха: ?7.8° температуру +0.6°.
6-го января мы дѣйствительно углубились въ настоящую пустыню съ барханами въ 10 м. высоты. Но тамъ и сямъ виднѣлись еще то репейникъ, то какой нибудь другой сухой колючій кустарникъ. Ландшафтъ навѣвалъ и грустныя и веселыя воспоминанія о двухъ послѣднихъ минувшихъ годахъ. Джолдашъ, вспрыгнувъ на вершину бархана и увидавъ кругомъ сплошной песокъ, жалобно завылъ, - ему, вѣрно, вспомнились трудные переходы по берегамъ Лобъ-нора.
Но здѣсь намъ не грозили такіябѣды, какъ въ Такла-маканѣ. Пустыни Ала-шаня отличаются отъ западной Гоби тъмъ, что идутъ не сплошной полосой, a отдѣльными участками, перемежаясь степными и болотистыми пространствами. Путь, однако, очень тяжелъ, и одолѣть его могутъ только верблюды.
Не смотря на то, дорогой черезъ пустыню пользуются не такъ рѣдко. Мы имѣли случаи убѣждаться въ этомъ ежедневно. Сегодня намъ встрѣтился китайскій караванъ изъ 60 верблюдовъ, везшихъ изъ Бауту разные товары для продажи Ала-шанскимъ монголамъ. Онъ находился въ пути 40 дней. Оба наши китайскіе провожатые оказались отличными малыми, живо справлялись со своимъ дѣломъ по уходу за верблюдами и вьюченью каравана и держали себя смирно, никогда не ссорились, не бранились.
Поверхность въ теченіе трехъ дней не измѣнялась. Крутые склоны бархановъ по прежнему были обращены къ востоку, что доказывало господство здѣсь западныхъ вѣтровъ. Съ запада или съ сѣверо-запада ежедневно и дулъ болѣе или менѣе сильный вѣтеръ. Иногда мы проѣзжали мимо монгольскихъ стойбищъ, видѣли стада овецъ съ пастухами. Отъ Ву-ге-сяна было уже совсвмъ близехонько до "Пяти горъ", которыя мы давно видѣли впереди.
Караванная тропа продолжала 8 января извиваться дальше между барханами, и мѣстами ее трудно было различить, такъ какъ всѣ слѣды были заметены. Но хуже всего было то, что въ сумеркахъ мы не могли отыскать колодца. Стало совсѣмъ темно, мы въ это время какъ разъ достигли степного участка, и наши китайцы, рѣшивъ, что вода должна быть гдѣ-нибудь неподалеку, пошли шарить по всѣмъ направленіямъ.
Я съ Исламомъ остался около верблюдовъ. Мы развели костеръ, чтобы китайцы могли, по крайней мѣрѣ, руководиться огнемъ. Издалека, съ востока, доносилось позвякиванье караванныхъ колокольцевъ; оно становилось все явственнѣе и, затѣмъ, постепенно удаляясь, замерло на западв. Ясно было, что мы уклонились съ пути. Прошло почти три часа прежде, чѣмъ китайцы вернулись къ намъ - ни съ чѣмъ.
Пока ихъ не было, мы съ Исламомъ видѣли падучую звѣзду. Красивѣе этого явленія я не видалъ. Сильно свѣтя-щаяся свѣтло-зеленая полоса пересѣкла созвѣздіе Оріона и на нѣсколько мгновеній такъ ярко озарила степь, что свѣтъ отъ костра померкъ. Вслѣдъ затѣмъ ночной мракъ сталъ еще непроницаемѣе. Наконецъ, мѣсяцъ освѣтилъ степь и слѣды каравановъ, и мы еще 2 часа шли къ востоку. Свѣтившійся вдали огонь показывалъ, что мы идемъ вѣрно; наконецъ, усталые до полусмерти добрались мы до колодца Куку-мёрукъ, по китайски Чи-ши-ги-ньянъ.
У колодца встрѣтили монголовъ съ длинными косами, говорившихъ по китайски. Забавно, что они не слыхивали названія Ала-шань; я такъ и не узналъ значенія этого названія. Песчаную пустыню эту они называли Уланъ-элесу, т. е. красный песокъ, что напоминало о киргизскомъ названіи Кызылъ-кумъ, Слѣдующій переходъ велъ насъ все по той-же пустынѣ къ самому сѣверному пункту Алашанскаго тракта, Куку-бурту. По пути встрѣтился намъ лишь одинъ монголъ, одѣтый въ нарядную голубую шубу; за поясомъ у него торчалъ кинжалъ въ серебромъ окованныхъ ножнахъ, а ѣхалъ онъ на быстроногомъ, статномъ и длинношерстомъ верблюдѣ-самцѣ.
Среди ночи снова послышалисъ колокольчики, и вокругъ колодца расположился большой караванъ. Началось разъвьючиванье верблюдовъ, которыхъ затѣмъ пустили пастись, разбивка лагеря, загорѣлись костры, китайцы шумѣли и кричали; въ общемъ, картина на темномъ ночномъ фонѣ рисовалась очень живописная.
Верблюжьи караваны, ходящіе между Нинъ-ся и Лянь-чжеу, предпочитаютъ южному болѣе короткому пути сѣверный, болѣе длинный и ведущій черезъ пустыню, главнымъ образомъ, потому, чтобы избѣжать таможенныхъ поборовъ и расходовъ, связанныхъ съ остановками на постоялыхъ дворахъ и вообще съ путешествіемъ по населенной мѣстности. Отправляясь въ путь по сѣверной дорогѣ, вожаки верблюдовъ забираютъ продовольствіе только для себя, - главнымъ образомъ, побольше хлѣба, - верблюды-же питаются подножнымъ кормомъ на привалахъ у колодцевъ, довольствуясь сухой, твердой растительностью пустыни. Въ путь караваны выступаютъ не раньше 3 ч. пополудни, чтобы дать верблюдамъ наѣсться вдоволь, и идутъ до полуночи. Около колодцевъ люди готовятъ себѣ ужинъ: супъ изъ вяленаго мяса и зелени съ накрошеннымъ туда хлѣбомъ и чай.
На пути въ Эртенъ-толга, ведшемъ по слегка пересѣченной степи, мы видѣли выступавшія на востокѣ горы Ала-шань. Колодезь на мѣстѣ нашей стоянки имѣлъ 2.6 м. глубины; вода въ немъ была хорошая, прозрачная. Около каждаго колодца есть деревянная колода, изъ которой пьютъ животныя. Воду изъ колодца берутъ ведромъ, сплетеннымъ изъ прутьевъ.
По отличной, широкой дорогѣ съ твердымъ грунтомъ, извивавшейся по степи желтой лентой, мы достигли, миновавъ колодезь Хашато, городка Ванъ-я-фу, куда прибыли 12 января и гдѣ дали верблюдамъ день отдыха.
Предстояло обдѣлать и кое-какія дѣла. Обоихъ китайцевъ изъ Чинь-сраня отпустили и наняли двухъ новыхъ проводниковъ до Нинъ-ся. Кромѣ того закупили продовольствія и кое-какихъ украшеній, бывшихъ въ ходу у монголовъ. Я сдѣлалъ визитъ монгольскому князю Норво, "вану", или вассалу китайскаго императора. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ былъ и главой города и проживалъ въ обычномъ китайскомъ яменѣ, внутри городской стѣны. Онъ принялъ меня въ просторномъ, но очень простомъ помѣщеніи съ голыми стѣнами. Вокругъ него группировалась свита изъ знатныхъ монголовъ въ китайскихъ одеждахъ, съ косами. Самъ князь былъ привѣтливый, любезный старикъ съ съ дыми усами, одѣтый въ сѣрый балахонъ.
Разговоръ у насъ завязался оживленный и шелъ свободно безъ участія переводчика. Князя очень интересовало узнать, изъ какой я страны, и мнѣ пришлось начертить на большомъ листѣ бумаги цѣлую карту, чтобы опредвлить положеніе Швеціи относительно Китая. Одинъ изъ секретарей дополнилъ эту импровизированную карту соотвѣтствующими китайскими надписями.
Географическія познанія присутствующихъ были не осо бенно обширны. Изъ болѣе отдаленныхъ городовъ они имѣли понятіе только о двухъ: Лассь и Хотанѣ, но никто изъ нихъ не бывалъ ни въ томъ, ни въ другомъ. Зато большинство изъ нихъ по нѣскольку разъ побывало въ Гумбумѣ и Ургѣ. Норво полюбопытствовалъ кромѣ того узнать: такъ-ли могущественъ шведскій король, какъ Цаганъ-ханъ, т. е. Бѣлый царь. Пржевальскаго, бывшаго тутъ много лѣтъ назадъ, князь помнилъ хорошо и называлъ "Никола".
Ванъ-я-фу можетъ похвастаться обиліемъ именъ. Китайцы называютъ его также Фу-ма-фу и Дынь-юань-инъ; монголы - Ноинъ, Ала-шань-ванъ и Яменъ-доло. Два послѣднія наименованія обозначаютъ, что здѣсь резиденція князя. Городокъ находится едва въ 20 верстахъ отъ средней части Алашан-скаго хребта. Хребетъ идетъ въ меридіанномъ направленіи къ востоку, но теперь его едва было видно изъ-за облаковъ пыли. Кратчайшій путь въ Нинъ-ся ведетъ по горамъ, но ради верблюдовъ мы выбрали окружный путь къ югу отъ подошвы горъ.
Въ городкѣ насчитывается 2?3 тысячи жителей; половина китайцы, половина монголы. Главное значеніе городка въ томъ, что онъ служитъ центральнымъ депо для алашанскихъ монголовъ. Оюда они свозятъ свои продукты и здѣсь закупаютъ все нужное для хозяйства, одежду, украшенія, муку и пр. Окрестности Ванъ-я-фу представляютъ довольно пресѣченную мѣстность; между окраинными холмами течетъ рѣчка, снабжающая городокъ водою. Въ устьѣ ея, говорятъ, образуется временное озерко. О какихъ нибудь крупныхъ, постоянныхъ озерахъ здѣсь не слыхать. Кочевники держатся по преимуществу въ степяхъ, по близости.
Большинство монголовъ, видѣнныхъ нами въ Ванъ-я-фу, носило полукитайское, полумонгольское платье. Поверхъ тулуповъ на нихъ были накинуты цвѣтныя китайскія кофты съ маленькими, круглыми вызолоченными или высеребренными пуговками. Въ городъ есть очень красивая китайская кумирня съ обычной выгнутой крышей й драконами съ разинутой пастью. Башенки кумирыи соперничали высотою съ посаженными кругомъ лиственницами. Обычай китайцевъ обсаживать свои кумирни лиственницами говоритъ о ихъ художественномъ чутьѣ. Лиственницы, со своими отъ природы мягко и красиво изогнутыми вѣтвями, напоминающими линіи крышъ кумирень, составляютъ красивый, гармонирующій съ постройками фонъ.
14 января сдѣлали короткій переходъ мимо полей и селеній до одинокаго постоялаго двора Джо-джэ-ти-шань, называемаго монголами Ихэ-башингто. Ночью я проснулся отъ шума и треска: лачуга трещала по всѣмъ швамъ, пыль и песокъ летѣли ко мнѣ въ конуру и крутились по ней; ураганъ такъ и бушевалъ. Норво далъ намъ въ провожатые двухъ монголовъ изъ ямена, и они посовѣтовали намъ продолжать путь. Они ѣхали на лошакахъ и оказались людьми очень добродушными, не смотря на свой чисто разбойничій видъ. У одного былъ носъ картошкой, у другого никакого.
Мы подвигались на югъ, и вѣтеръ дулъ намъ прямо въ лицо. Въ два часа произошла оригинальная перемѣна: вѣтеръ вдругъ задулъ съ сѣвера, и насъ окутало густыми облаками крутящагося снѣга. Чистая благодать была погрѣть руки около теплой "шо-ло". Вьюки, люди, верблюды - все было занесено снѣгомъ, когда мы достигли Джо-ва (по монгольски Торго).
Дорога, слѣдуя вдоль рѣчки Толы, мало-по-малу заворачивала къ юго-востоку. Пройдя расширеніе долины, мы встудили въ горы и по отлогому подъему поднялись на незначительный перевалъ Тёмуръ-оденъ, по ту сторону котораго находился постоялый дворъ Да-чинъ. Затѣмъ равнина медленно спускалась къ Желтой рѣкѣ, и дорога дугой завертывала къ сѣверовостоку, такъ что хребетъ Ала-шань очутился у насъ по лѣвую руку.
Проведя ночь въ манджурскомъ городѣ, который носитъ нѣсколько отличный отъ китайскихъ городовъ отпечатокъ только, благодаря нѣсколько инымъ одѣяніямъ женщинъ, мы 18-го января вступили въ китайскій Нинъ-ся и прямо направились въ домъ миссіонеровъ.