На границахъ восточнаго и западнаго Туркестана, Бухары, Афганистана и Индіи возвышается огромное плато, гигантскій горный узелъ, отъ котораго расходятся къ востоку и юго-востоку величайшіе горные хребты Кунь-лунь и Гималайскій, къ сѣверо-востоку Тянь-шань и къ юго-западу Гинду-ку, а между двумя первыми изъ названныхъ хребтовъ уходитъ вглубь Тибета Каракорумъ. Здѣсь, согласно показаніямъ многихъ ученыхъ, жили первые люди, а преданія разсказываютъ, что отсюда вытекали четыре большія рѣки, протекавшія по раю и упоминаемыя въ библіи. Жители Нагорной Азіи до сихъ поръ еще величаютъ Памиръ «крышей міра», откуда огромные великаны смотрѣли на всю остальную землю.
Въ политическомъ отношеніи Памиръ находился въ недавнее время подъ властью коканскихъ ханозъ, а съ отнятіемъ могущественнымъ сосѣдомъ власти у послѣдняго изъ хановъ Кокана, право на Памиръ перешло къ Россіи. По-слѣдняя, однако, мало обращала вниманія на эту непроходимую и почти необитаемую область, что и ободрило восточныхъ сосѣдей присоединить къ своимъ владѣніямъ различныя ея части.
Афганцы овладѣли Вадахшаномъ и Шугнаномъ. и показались въ Рошанѣ и Вашанѣ, гдѣ они около рѣки Пянджъ и воздвигли форты. Китайцы овладѣли восточными пограничными областями Памира, а англичане взяли Читралъ и Канджутъ.
Русскіе перестали, наконецъ, оставаться равнодушными къ такимъ захватамъ. Въ 1891 г. полковникъ Іоновъ съ 1,000 казаковъ и караваномъ, везшимъ полное боевое вооруженіе, провіантъ и даже митральезы, выступилъ изъ Маргелана и прошелъ весь Памиръ до Гинду-ку, гдѣ близъ перевала Варогилъ имѣлъ стычку съ афганцами. Вскорѣ затѣмъ былъ основанъ около р. Мургаба фортъ Ша-джанъ, позже Па-мирскій постъ; сотни двѣ казаковъ блюдутъ оттуда интересы Россіи въ Памирѣ.
Въ послѣдніе годы о Памирѣ столько говорили и писали, что эта прежде почти забытая, окутанная полярными холодами страна въ самомъ сердцѣ Азіи стала предметомъ живѣйшаго интереса и цѣлью важныхъ, пожалуй, роковыхъ политическихъ и стратегическихъ мѣропріятій. Нѣкоторыя области Памира оставались еще безъ хозяевъ, и обитавшіе тамъ въ вѣчной борьбѣ съ холодами немногочисленные киргизы, не знали надъ собой ничьей власти и не платили никакихъ налоговъ. Но всѣ сосѣди стали протягивать къ нимъ руки, сооружая по близости форты, и хотя никто еще и не рѣшается сдѣлать перваго шага, всѣ готовы открыть огонь при первомъ удобномъ случаѣ.
Во время моего пребыванія въ домѣ барона Вревскаго, мы часто говорили о Памирѣ, и мнѣ пришла мысль отправиться въ Кашгаръ черезъ Памиръ. Когда я принялъ это рѣшеніе, почти всѣ стали отговаривать меня, а офицеры, принимавшіе участіе въ Іоновской экспедиціи, предсказьтвали мнѣ всевозможныя опасности и совѣтовали подождать мѣсяца два-три.
Одинъ капитанъ, зимовавшій годъ передъ тѣмъ на Мур-габѣ, увѣрялъ, что я подвергаю себя ужаснымъ бѣдамъ и неминуемо рискую очутиться въ критическомъ положеніи. Даже житель сѣвера не имѣетъ понятія о томъ холодѣ и буранахъ, которые свирѣпствуютъ зимою на Памирѣ. Да и среди лѣта бураны и морозъ въ 10° тамъ не въ рѣдкостъ. Зимою 1892-93 г. температура въ концѣ января упала до ?43° а бураны не прекращались. Буранъ разражается неожиданно, - часто за минуту до того небо бываетъ совершенно безоблачно, ясно; тропа моментально оказывается занесенной, воздухъ наполняется крутящеюся снѣжною пылью, и въ двухъ шагахъ ничего не видно; необходимо немедленно остановиться, завернуться въ шубу и переждать, да благодарить Бога, коли удастся еще остаться въ живыхъ.
Капитанъ совѣтовалъ мнѣ также во время переходовъ никогда не удаляться отъ своего каравана; внезапный буранъ можетъ отрѣзать меня отъ моихъ спутниковъ и тогда уже не возможно будетъ опять соединиться съ ними, даже если раз стояніе, отдѣляющее насъ другъ отъ друга, не превыситъ нѣсколькихъ десятковъ шаговъ. все будетъ окутано облаками снѣга, среди которыхъ едва различишь лошадъ, на которой сидишь; крики о помощи замрутъ неуслышанными; даже выстрѣловъ не будетъ слышво изъ-за воя снѣжной бури, и путникъ, очутивпгійся въ такой буранъ, безъ палатки, безъ провіанта, безъ шубы, безъ войлоковъ, можетъ читать себѣ отходную. Словомъ полковникъ Іоновъ капитанъ Ванновскій, оба извѣстные и опытные путешественники по Памиру, отнюдъ не завидовали моему путешествію и всячески предупреждали меня.
Нашлось всетаки двое людей, которые не такъ мрачно смотрѣли на мое предпріятіе и, напротивъ, ободряли меня и обѣщали сдѣлать все возможное, чтобы облегчить мнѣ его осуществленіе. Это были генералъ Вревскій и губернаторъ Ферганы генералъ Повало-Швейковскій, и они блестяще сдержали свое слово. По иниціативѣ барона Вревскаго губернаторъ Ферганы еще за недѣлю до моего отъѣзда изъ Маргелана отдалъ черезъ джигитовъ (сартскіе куръеры) приказаніе зимовавшимъ въ долинѣ Алая киргизамъ принимать меня повсюду и держать для меня на готовѣ юрту, снабжать меня бараниной и топливомъ, сзывать народъ, чтобы расчищать дорогу отъ снѣга, вырубать ступеньки на опасныхъ узкихъ ледяныхъ тропинкахъ Алайскаго хребта, помогать при нагрузкѣ каравана, отыскивать проводниковъ и проч. Съ такимъ-же приказаніемъ снарядили курьеровъ на Мургабъ. Затѣмъ, я получилъ письмо къ тамошнему коменданту и къ китайскому коменданту на Булюнъ-кулѣ около границы; было также сдѣлано распоряженіе, чтобыджигиты сопровождали меня весь путь. Что-же до снаряженія каравана, то свѣдующіе люди, какъ нельзя лучше, помогли мнѣ и въ этомъ.
Заранѣе составленный маршрутъ нашъ лежалъ черезъ Алайскій хребетъ, перевалъ Тенгисъ-бай и долину Алая, черезъ перевалъ Кызылъ-артъ и озеро Кара-куль, черезъ перевалъ Акъ-байталъ и на Памирскій постъ у Мургаба; всего 459 в., раздѣленныхъ на 18 дневныхъ переходовъ и 5 дневокъ, согласно слѣдующему росписанію:
Отъ Маргелана до Учъ-Кургана.................................. 35 верстъ
« Аустана.......................................... 23
« Лянгара.......................................... 40
« Тенгисъ-бая.................................. 26
« Дараутъ-кургана.................... 24
« Кызылъ-ункура............................. 22
« Кашка-су........................................ 26
« Джиптыка...................................... 25
« Арча-булака.................................. 20
« Боръ-доба....................................... 27
« Кокъ-сая......................................... 27
« Кара-куля (сѣв. берега)................. 25
« Кара-куля (южнаго берега).... 20
« Мусъ-кола..................................... 27
« Акъ-байтала................................. 18
« Рабата - 1.................................... 23
« Чичекты......................................... 25
« Памирскаго поста........................ 20
Въ Аустанѣ, Дараутъ-курганѣ, Арча-булакѣ, Кара-кулѣ и рабатѣ - 1 мы должны были останавливаться и дневать, чтобы не слишкомъ изнурить лошадей.
Въ общемъ я и слѣдовалъ по этому маршруту съ нѣко-торыми маленькими отступленіями, вызванными обстоятельствами.
Старый сартскій купецъ доставилъ лошадей. Я нанядъ себѣ одну верховую и 7 въючныхъ лошадей съ платойпо рублю въ денъ за каждую. Выгоднѣе было-бы купить лошадей и потомъ продать ихъ въ Кашгарѣ, но зато въ настоящемъ случаѣ жизнь и цѣлость наемныхъ лошадей, уходъ за ними и кормъ уже не касались меня. Въ придачу были даны еще двое проводниковъ и три вьючныхъ лошади. Маленькій, смышленный, бывалый джигитъ Рехимъ-бай съ обвѣтреннымъ лицомъ, умѣвшій говорить по русски, отличный поваръ, опредѣлился для ближайшихъ услугъ мнѣ за 25 р. въ мѣсяцъ «со столомъ и квартирой», но долженъ былъ имѣть свою зимнюю одежду и лошадь. Въ пути онъ нѣсколько разъ собирался умереть и сопровождалъ меня только до Кашгара.
Одинъ изъ двухъ верховыхъ киргизовъ былъ гораздо выносливѣе и отлично замѣнялъ Рехима, когда тотъ бывалъ боленъ. Звали его Исламъ-бай, родомъ онъ былъ изъ Оша; во все время нашего длиннаго пути онъ оставался лучшимъ моимъ слугой. Я теперь-же выдаю ему почетный отзывъ, но на слѣдующихъ страницахъ читатель самъ увидитъ, что я дѣйствительно былъ многимъ обязанъ этому человѣку, который былъ моимъ вѣрнымъ спутникомъ во всякую погоду и во всѣхъ опасностяхъ. Онъ видѣлъ меня впервые, не имѣлъ понятія о томъ, куда мы идемъ, но оставилъ свой домъ и семью въ Ошѣ и спокойно послѣдовалъ за мною дѣлить неизвѣстную судьбу, ожидавшую насъ въ глубинѣ Азіи.
Мы бродили вмѣстѣ по сыпучимъ пескамъ пустыни Гоби, чуть не умирали отъ жажды, и, когда другіе пали, онъ спасъ мои замѣтки и карты. Онъ всегда былъ первымъ, когда надо было переходитв черезъ высокія, покрытыя снѣгомъ горы, вѣрной рукой велъ мой караванъ вбродъ черезъ пѣнящіяея рѣки, оставался на своемъ посту, когда тангуты хотѣли напасть на насъ. Онъ оказалъ мнѣ неисчисленныя услуги; безъ него мое путешествіе не закончилось бы такъ счастливо. Те-перь онъ съ честью и съ чувствомъ нравственнаго удовлетворенія носитъ пожалованвую ему королемъ Оскаромъ золотую м едаль.
Въ Маргеланѣ я оставилъ часть ненужныхъ вещей, между прочимъ старый заслуженный оренбургскій тарантасъ и европейскіе чемоданы, а вмѣсто нихъ купилъ сартскіе «ягданы», деревянные сундуки, обитые кожей и устроенные такъ, что ихъ легко можно было вѣшать парами на спину лошади. Ку-плены были также сѣдла, шубы, валенки и провіантъ.
Намъ предстояло часто разбивать палатку на покрытой снѣгомъ равнинѣ, поэтому взяли съ собой два стальныхъ заступа; предстояло карабкаться по отвѣснымъ обледенѣльшъ тропинкамъ, поэтому забрали топоры и кирки; предстояло ѣхать по льду черезъ озеро Кара-куль, въ которомъ я намѣ-ревался измѣрять глубину, поэтому бралъ съ собой лотъ и 500 м. крѣпкой бичевки, раздѣленной узлами на концы въ 10 м. каждый. Подставка для измѣрительнаго прибора была устроена такъ, что могла превращаться съ помощъю кавказской бурки въ временную миніатюрную палатку, годную ыа случай бурана.
22-го февраля караванъ съ джигитами выступилъ въ Учъ-курганъ. На одной лошади были навьючены фотографическіе приборы въ двухъ ягданахъ, на другой?ящики съ приборами, книгами и аптекой; четвертая и пятая шли съ провіантомъ, шестая и седъмая съ оружіемъ и остальными вещами. Въ хвостѣ каравана шли еще три лошади съ фуражомъ, и одна изъ нихъ совсѣмъ исчезала подъ громадными мѣшками соломы.
Оба караванныхъ проводника шли пѣшкомъ, подбодряя животныхъ; джигиты ѣхали верхомъ. Въ общемъ составился длинный величественный караванъ, и я съ гордостью наблюдалъ съ губернаторскаго двора за его выступленіемъ. Самъ я оставался ночевать въ Маргеланѣ и имѣлъ случай еще разъ сказать прости европейской цивилизаціи: въ этотъ вечеръ у губернатора собрался весъ высшій свѣтъ Маргелана. Какая разница со слѣдующими вечерами! Поговоривъ въ послѣдній разъ по шведски съ генераломъ Матвѣевымъ и поручикомъ Кивекесъ, добродушными финляндцами, и сердечно распрощавшись съ губернаторомъ и его любезной семьей, я раннимъ утромъ 23 февраля оставилъ Маргеланъ и присоединился въ Учъ-курганѣ къ моему каравану. Пройдено было всего 35 верстъ, но мѣстность успѣла подняться на 336 метр., и мы очутились уже на высотѣ въ 900 м. слишкомъ.
Учъ-курганъ большой городъ, прекрасно расположенный при рѣкѣ Исфайранѣ, вытекающей изъ Алайскаго хребта. Здѣсъ меня ожидалъ торжественный пріемъ. Еще въ двухъ верстахъ отъ города меня встрѣтили «волостной старшина» Учъ-кургана въ сопровожденіи своего коллеги изъ расположеннаго выше Аустана; первый былъ сартъ, второй киргрізъ; на обоихъ были синіе парадные халаты, бѣлые тюрбаны, пояса изъ кованаго серебра и кривыя сабли въ окованныхъ
(Съ фотографіи автора)
серебромъ ножнахъ. Имъ сопутствовала большая конная свита. Они проводили меня въ селеніе, гдѣ собралась, въ ожиданіи моего въѣзда, большая толпа народа, чтобы полюбоваться настоящимъ «тамаша» (зрѣлище, увеселеніе).
Послѣ «дастархана» караванъ выступилъ снова, сопровождаемый всей конной толпой. Долина Исфайрана стала уже болѣе рѣзко очерченной, но все еще въ нѣсколько сотъ метровъ шириною. Подъемъ шелъ частью по самому дну долины, между крутыхъ склоновъ. Рѣка глубоко врѣзалась въ твердые конгломераты, и ея темнозеленыя хрустальнопрозрачныя воды весело журчали между каменныхъ глыбъ.
Послѣ четырехчасовой ѣзды мы достигли слѣдующаго привала въ Аустанѣ. «Волостной» приготовилъ прекрасную юрту изъ бѣлой «копшы» (толстый киргизскій войлокъ), украшенную снаружи широкими цвѣтными лентами, а внутри выстланную киргизскими коврами; въ ней весело трещалъ огонь. Временную метеорологическую обсерваторію устроили неподалеку отъ стана; багажъ разложили около палатки, лошадямъ подставили мѣшки съ кормомъ, люди усѣлись вокругъ огня подъ открытымъ небомъ, и Рехимъ-баю въ первый разъ представился случай показать свое поварское искусство. Вече-ромъ, когда наблюденія были закончены, мнѣ поставили мою походную постель, состоявшую изъ двухъ подставокъ и парусины, натянутой между двумя ягданами.
(Съ фотографіи автора).
Слѣдующій день былъ посвященъ отдыху. Киргизскій кышлакъ (зимнее поселеніе) Аустанъ, красивые тополевые сады котораго виднѣлись въ долинѣ въ верстѣ разстоянія, насчитываетъ сто юртъ. Въ теченіе дня была предпринята экскурсія и сдѣланы различныя наблюденія. Притокъ воды Исфайрана 8 куб. м. въ секунду; температура воздуха равнялась въ 7 ч. утра - 0.5°, максимальный-же термометръ далъ за день 10.6°; гипсотермометръ показалъ 95.7°, а абсолютная высота равнялась почти 1,375 м.
(Съ фотографіи автора).
При выступленіи изъ Маргелана я въ хлопотахъ совсѣмъ забылъ достать себѣ собаку, которая-бы караулила нашу юрту, но оплошность моя была поправлена самымъ неожиданнымъ образомъ. 25 февраля мы прошли до расширенія долины Лян-гаръ (40 верстъ), и тутъ къ намъ пристала большая желтая киргизская собака; она слѣдовала за нами до самаго Кашгара и каждую ночь держала самый строгій караулъ около палатки. Назвали ее «Джолчи», или «найденная на дорогѣ». Тотчасъ за Аустаномъ подъомъ идетъ круто вверхъ; лошади карабкались гуськомъ. Скоро мы поднялись такъ высоко, что журчанье рѣки едва достигало до нашего слуха. Подъемъ шелъ зигзагами то вдоль кучъ щебня, то извиваясь между ними, то по сильно разширенной долинѣ, то между гигантскими каменными глыбами, то внизъ къ рѣкѣ, чтобы слѣдовать нѣкоторое время по ея теченію, а затѣмъ опять круто подняться кверху. Параллельные Алайскіе хребты, прорѣзанные поперечной долиной Исфайрана, представляютъ въ высшей степени величественныя скалы, образующія въ долинѣ точно кулисы и сливающіяся съ нею въ прекраснѣйшую декорацію. Высокія кучи щебня, образующіяся путемъ вывѣтриванія горныхъ породъ, обрушиваются прямо на дно долины, гдѣ по берегамъ Исфайрана ростутъ деревья и кусты. Съ обрывовъ свѣшиваются косматыми верхушками старые приземистые кусты можевельника.
(Съ фотографіи автора).
To и дѣло приходится переходить черезъ горныя рѣчки по небольшимъ качающимся деревяннымъ мостикамъ. Одинъ изъ нихъ носитъ знаменательное имя «Чокуръ купрукъ» или «глубокій мостъ». Съ вершины скалы, по краю которой бѣжитъ тропинка, мостъ этотъ кажется тоненькой жердочкой въ глубинѣ узкаго ущелья. Тропинка опускается къ мосту почти отвѣсно и такъ-же отвѣсно извивается по ту сторону долины. Лошади выбиваются изъ силъ, сопятъ и останавливаются чуть не на каждомъ шагу, чтобы перевести духъ.
(Съ фотографіи автора).
Вьюки то и дѣло приходится поправлять, такъ какъ они все съѣзжаютъ то впередъ, то назадъ. Ободряющіе крики проводниковъ звонко раздаются ыежду отвѣсныхъ скалъ, и караванъ медленно, осторожно, шагъ за шагомъ подвигается по опасной, всего въ шагъ шириною тропинкѣ.
Недалеко отъ моста тропинка оказалась обледенѣвшей и, спускалась около одѣтаго снѣгомъ вертикальнаго склона, у подножья котораго торчали острые уступы сланца. Первую. лошадь, несшую мѣшки съ соломой и мою походную постель, осторожно велъ опытный киргизъ. Тѣмъ не менѣе лошадь поскользнулась и, напрасно поискавъ ногами точки опоры, слетѣла въ обрывъ, перевернулась раза два въ воздухѣ и, ударившись о почти вертикальный сланцевый выступъ на днѣ долины, угодила въ рѣку; мѣшки разорвались, и солома высыпалась на камни.
Раздаются громкіе крики, караванъ останавливается, и мы спускаемся окольными тропами внизъ. Одинъ изъ киргизовъ ловитъ мою походную постель, прыгающуго по волнамъ, другіе пытаются вызвать лошадъ, которая лежитъ въ водѣ, положивъ голову на камень. Она не движется, и киргизы разуваются, входятъ въ воду и вытаскиваютъ ее на берегъ.
Лошадь, однако, погибла, - сломала себѣ хребетъ и скоро въ судорогахъ агоніи опять скатилась въ рѣку, гдѣ и осталась. Вьюкъ погибшей лошади собрали и привели въ порядокъ, а затѣмъ навьючили на одну изъ запасныхъ лошадей, которая и донесла его до ночнаго привала. Опасное мѣсто надъ обрывомъ обработали топорами и кирками и посыпали пескомъ; каждую лошадъ всетаки провели подъ уздцы; нечего и прибавлять, что я прошелъ это опасное мѣсто пѣшкомъ.
Сумерки захватили насъ врасплохъ, ночныя тѣни уку тали узкую долину въ свое сумрачное покрывало; только блестящія звѣздочки озаряли нашъ путь блѣднымъ сіяніемъ. Много бывало со мной приключеній въ Азіи, но эти три часа, что еще оставалось намъ идти до Лянгара, были, пожалуй, самыми тяжелыми изъ всѣхъ пережитыхъ мною до тѣхъ поръ.
Эта первая обледевтвлая тропа была еще только «цвѣточкомъ», а «ягодки были впереди». Такія тропы пошли одна за другою, одна другой опаснѣе. Мы шли, ползли и тащились надъ зіяющими въ ожиданіи добычи пропастями. To и дѣло приходилось останавливаться, чтобы вырубить во льду ступеньки и посыпать ихъ пескомъ. Каждую лошадь вели двое; одинъ держалъ ее подъ уздцы, другой за хвостъ, чтобы удержать ее въ случаѣ, если она поскользнется. Ло-шади много разъ падали, но опять вставали на ноги. Одна таки поскользнулась и порядкомъ глубоко погрузилась въ снѣгъ, но ее во время успѣли подхватить и освободить отъ вьюка, который снова прикрѣпили, когда лошадь выбралась. Я метровъ по сту проползалъ на четверенькахъ; за мной по пятамъ слѣдовалъ киргизъ, поддерживая меня въ опасныхъ мѣстахъ. Паденіе въ пропасть означало-бы вѣрную смерть.
Словомъ, это былъ отчаянный переходъ. Въ долинѣ Исфайрана было темно и холодно. Тишина нарушалась время отъ времени только пронзительными вскриками проводниковъ, когда падала лошадъ, или ихъ предостерегающими окриками передъ опасными мѣстами, да шумомъ сбѣгающей внизъ пѣ-нящейся рѣки. Мы шли по снѣгу больше двѣнадцати часовъ, когда, наконецъ, усталые, замерзшіе и голодные добрались до самой долины Лянгаръ, гдѣ насъ ожидали двѣ юрты съ пылающими огнями.
Мы приблизились теперь, направляясь почти прямо на югъ, къ перевалу Тенгисъ-бай; но прежде чѣмъ я стану описывать нашъ переходъ черезъ него, я скажу нѣсколько словъ о пяти важнѣйшихъ перевалахъ, соединяющихъ Фергану съ долиной Алая. Они идутъ съ востока на западъ: Талдыкъ (3,637 м.), Джиптыкъ (4,146 м.), Сарыкъ-моголъ (4,300 м.), Тенгисъ-бай (3,850 м.) и Кара-казыкъ (4,360 м.). Эти цифры даютъ намъ среднюю высоту Алайскаго хребта - 4,039 м. или круглымъ числомъ 4,000 м. Кромѣ того цифры эти показываютъ, что высота переваловъ становится болѣе значительною къ западу, хотя дно Ферганской долины ионижается въ томъ-же направленіи. Согласно этому, различіе въ высотѣ между дномъ долины и переваломъ становится все значительнѣе къ западу.
Изъ названныхъ переваловъ легче всего перейти черезъ Талдыкъ; тамъ, съ тѣхъ поръ, какъ проложена новая дорога, можно пробраться даже съ повозками и артиллеріей, но боль шую часть зимы онъ бываетъ засыпанъ снѣгомъ. Оба слѣ-дующіе перевала представляютъ болѣе затрудненій, вслѣдствіе лавинъ, вѣтровъ и бурановъ. На перевалѣ Тенгисъ-бай количество снѣга годъ на годъ не приходнтся, но обыкновенно не такъ значительно, и этимъ переваломъ болбшею частью и пользуются зимою; джигиты, поддерживающіе почтовое сообщеніе между Маргеланомъ и Памирскимъ постомъ, также ѣздятъ этимъ путемъ. Однако, и этотъ перевалъ бываетъ закрытъ обыкновенно въ теченіе двухъ, трехъ недѣль въ концѣ февраля. Въ 1893 г. онъ былъ непроходимъ всего въ теченіе 10 дней, въ 1892 г., напротивъ, цѣлыхъ два мѣсяца, а въ 1891 г. снѣгу навалило столько, что одно время, очень недолго впрочемъ, подъ сугробами исчезли даже кусты можевельника въ 4 метра вышиной.
Февраль кромѣ того мѣсяцъ лавинъ и бурановъ, и, если погода не совсѣмъ тихая и ясная, даже храбрѣйшіе киргизы не отваживаются пускаться черезъ перевалъ. Тѣмъ не менѣе зима рѣдко проходитъ безъ несчастій, и лѣтомъ путь бываетъ обыкновенно отмѣченъ многочисленными останками лошадей и даже людей. Такъ киргизы въ Дараутъ-курганѣ съ сожалѣніемъ разсказывали мнѣ объ одномъ человѣкѣ, который въ началѣ 1893 г. пришелъ сюда изъ Учъ-кургана, чтобы провести Рамазанъ у своихъ друзей въ Дараутъ-курганѣ. На обратномъ пути его застигъ 23 марта на самомъ перевалѣ сильный буранъ, и ему пришлось четверо сутокъ отлеживаться, скорчившись подъ своей шубой. Лошадь его околѣла, провіантъ весь вышелъ, а, когда буранъ утихъ, дорога на обѣ стороны оказалась заваленной снѣгомъ. Гдѣ пѣшкомъ, гдѣ ползкомъ, несчастный, однако, перебрался черезъ сугробы, и на десятый день вышелъ на дорогу въ Кара-кіто, гдѣ встрѣтилъ киргизовъ, которые накормили и отогрѣли его. Потомъ онъ продолжалъ путь домой въ Учъ-курганъ и, прибывъ туда, въ первую-же ночь умеръ отъ переутомленія. Еще мнѣ разсказывали, чтовъ туже зиму цѣлый караванъ изъ 40 человѣкъ былъ погребенъ подъ лавиной на перевалѣ Терекъ-даванъ.
Въ ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизовъ съ заступами, топорами и кирками впередъ проложить дорогу, a загіжъ раннимъ утромъ выступилъ и караванъ. Около Кара-кіи встрѣтилось первое трудное мѣсто, гдѣ все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду, образовывающемся по ночамъ изъ воды, стекающей сверху, гдѣ таютъ сугробы снѣга. Маленькія горныя лошадки, несшія каждая до 5 пудовъ клади (80 килогр.), поистинѣ достойны удивленія. Онѣ скатываются внизъ по склонамъ, карабкаются, какъ кошки, на кручи и съ невѣроятной увѣренностью балансируютъ по узкимъ сколъзкимъ тропинкамъ, часто покрытымъ льдомъ и круто спускающимся внизъ къ обрывамъ.
Кара-кія (черное ущелъе) вполнѣ подходящев къ мѣсту названіе. Между мрачными отвѣсными скалистыми стѣнами идетъ здѣсь узкій проходъ, гдѣ царствуетъ глубокій мракъ, куда не проникаетъ ни одинъ лучъ солнца. Здѣсь перекинуты черезъ Исфайранъ два моста; около перваго рѣчка образуетъ грохочущій водопадъ. Великолѣпные, но въ то-же время зловѣщіе и прекрасные виды смѣняютъ здѣсь одинъ другой. Дивныя перспективы открываются взорамъ и вверхъ и внизъ по долинѣ дикая и величественная природа!
За мостомъ Гайдыръ-бека долина называется Чатынды. Рѣку переходятъ по 4 небольшимъ, деревяннымъ мостамъ; послѣдній изъ нихъ былъ такъ плохъ, что люди со страхомъ слѣдили за каждой лошадью, переходившею по полусгнившимъ бревнамъ. Далъше вся долина была завалена недавно скатившеюся лавиной, покрывшею и рѣку и дорогу. Рѣка журчала изъ подъ ея краевъ, точно выходя изъ туннеля; дорогу-же замѣнила тропинка, которую расчистили вдоль снѣжной глыбы. На наше счастье мы встрѣтили здѣсь съ десятокъ киргизовъ, которые пѣшкомъ шли изъ Каратегина, направляясь въ Коканъ и Маргеланъ на поиски работы. Они помогли намъ прочистить дорогу. Тропинка вышла всетаки настолько крутой, что каждую лошадь пришлось тащить кверху шестерымъ людямъ.
Долина сузилась, дно ея неимовѣрно круто поднялось и понемногу слилось съ склонами горъ. Относительныя высоты уменьшаются по мѣрѣ того, какъ ростутъ абсолютныя. Послѣдній конецъ дороги былъ очень труденъ; пришлось пореходить одну лавину за другой. Почти всѣ лошади падали хоть по разу или по два, и такъ какъ имъ не въ мочь было вставать подъ тяжестью вьюковъ, приходилось развьючивать ихъ и потомъ навьючивать снова, отчего безпрестанно выходили задержки. Пере-ходъ черезъ послѣднгою лавину былъ такътруденъ, что боль шую часть клади киргизамъ пришлось нести на рукахъ до рабата (караванъ-сарая), небольшого навѣса изъ камней и бревенъ, обращеннаго къ долинѣ здѣсь-же была разбита юрта для насъ.
Я шелъ пѣшкомъ большую часть дороги и совсѣмъ изнемогъ. Поднялись мы на высоту 2,850 м. Ночью дала себя знать «горная болѣзнь» страшная головная боль и сердцебіеніе продолжались и весь слѣдующій день. Причиняетъ эти болѣзненные припадки рѣзкій переходъ относительной высоты, но черезъ нѣсколько дней припадки эти безслѣдно проходятъ.
