Начинало уже смеркаться, когда мнѣ около края выдающейся мысомъ части лѣса послышался звукъ, заставившій меня остановиться и прислушаться, затаивъ дыханье. Звукъ не повторялся, и я подумалъ, что это былъ дроздъ, или какая нибудь другая птица, которыя не разъ заставляли меня вздрагивать и останавливаться. Но нѣтъ! Въ слѣдующую минуту я уже ясно услышалъ крикъ и мычанье коровы. Звуки эти въ данную минуту показались мнѣ слаще самаго чарующаго пѣнія примадонны.
Поспѣшно надѣлъ я на себя мокрые сапоги, чтобы не походить на какого-то полоумнаго, и въ сильнѣйшемъ волненіи поспѣшилъ на звуки, продираясь сквозь чащу, перепрыгивая черезъ поваленные стволы, спотыкаясь и падая. Чѣмъ дальше, тѣмъ яснѣе слышался людской говоръ и мычанье коровъ; наконецъ, черезъ просѣку въ чащѣ я увидѣлъ на полянѣ пасущееся стадо и пастуха съ длиннымъ посохомъ въ рукахъ. Онъ былъ не мало пораженъ при видѣ появившагося изъ чащи человѣка въ лохмотьяхъ и синихъ очкахъ.
Пожалуй, онъ принялъ меня за лѣсного тролля, или за одного изъ злыхъ духовъ пустыни, заблудившагося въ лѣсу; по крайней мѣрѣ, онъ какъ будто окаменѣлъ отъ испуга и только таращился на меня. Я привѣтствовалъ его дружескимъ: «селямъ алейкумъ!» (миръ вамъ) и вкратцѣ объяснилъ ему, какъ попалъ сюда. Но тутъ пастухъ мой вдругъ бросилъ стадо, кинулся бѣжать и исчезъ въ чащѣ.
Вскорѣ, однако, онъ вернулся съ другимъ пастухомъ, постарше, который оказался разсудителыгве. Я встрѣтилъ и этого тѣмъ-же привѣтомъ и сталъ подробно разсказывать о нашихъ приключеніяхъ. Услыхавъ, что я недѣлю не ѣлъ и прошу немного хлѣба, пастухи повели мёня въ низенькій шалашъ изъ вѣтвей, находившійся неподалеку.
Тутъ я расположился на рваной кошмѣ, и младшій пастухъ поднесъ мнѣ деревянный лотокъ со свѣжимъ маисовымъ листовымъ хлѣбомъ. Я поблагодарилъ, отломилъ кусокъ и сталъ ѣсть; съѣвъ небольшой ломтикъ, я почувствовалъ, что уже сытъ. Пастухи предложили мнѣ еще овечьяго молока, которое я выпилъ съ удовольствіемъ. Послѣ того оба пастуха куда-то исчезли, a co мною остались только двѣ большія собаки, которыя все время лаяли на меня.
Когда уже стемнѣло, пастухи вернулись, приведя съ собой въ шалашъ еще третьяго. По близости отъ шалаша находился загонъ, куда и загнали стадо на ночь, чтобы оно было въ безопасности отъ нападенія тигровъ и волковъ; мы же, разведя болъшой костеръ, заснули всѣ четверо прямо подъ открытымъ небомъ. Такимъ образомъ я былъ спасенъ отъ смерти, отъ голода и жажды.
9 мая. На разсвѣтѣ пастухи ушли со своими стадами, и я опять остался одинъ. Шалашъ былъ расположенъ на холмѣ около опушки лѣса, и между деревьями открывался видъ на русло Хотанъ-дарьи. Неподалеку отъ шалаша рѣка образовывала заливчикъ, и въ немъ находилась лужа съ прозрачной водой; чтобы обезпечить себя запасомъ свѣжей холодной воды, пастухи кромѣ того вырыли въ рѣчномъ ложѣ колодезь.
Около полудня они вернулись, чтобы провести со стадами жаркую пору дня около колодца. Во время этого полуденнаго отдыха я и имѣлъ случай поближе свести знакомство съ моими хозяевами. Одного изъ нихъ звали Юсуфъ-бай, другого Тогда-бай и третьяго Паси-ахунъ; пасли-же они 170 овецъ и козъ и 60 коровъ, принадлежавшихъ одному хотанскому баю.
Проводили они тутъ въ лѣсу и лѣто и зиму и получали за свой однообразный трудъ всѣ вмѣстѣ 20 тенегъ (около 4 рублей) въ мѣсяцъ, да извѣстное количество маисовой муки для хлѣба. Когда подножный кормъ на одномъ м ѣстѣ истощался, они переходили на другое, и возводили себѣ новый шалашикъ, если тамъ не оставалось стараго съ прежнихъ лѣтъ. Здѣсь, гдѣ я нашелъ ихъ, они стояли уже пять дней и скоро должны были перекочевать на другое мѣсто. Лѣсная область эта называлась Буксамъ (частый лѣсъ, чаща).
Хотя жизнь они вели, повидимому, крайне однообразную и бѣдную радостями, видъ у нихъ былъ веселый и довольный. Тогда-бай былъ женатъ, но жена его оставалась въ Хотанѣ. Я спросилъ его, почему онъ не беретъ ея съ собой въ лѣсъ, и онъ сказалъ, что проѣзжіе китайцы не даютъ спуска туземнымъ женщинамъ, и поэтому пастухи предпочитаютъ жить бобылями. Раза два въ годъ ему удается навѣстить жену въ городѣ.
Мое появленіе внесло нѣкоторую перемѣну въ ихъ однообразное житье-бытье, но они все еще дичились меня и, видно, считали меня подозрительнымъ субъектомъ. To обстоятельство, что я говорю на ихъ языкѣ, впрочемъ, нѣсколько успокаивало ихъ, и бесѣда у насъ шла хорошо. Питались они исключителъно маисовымъ хлѣбомъ, водой и чаемъ, сильно отзывавшимся перцемъ. Два раза въ день они пекли себѣ по большому хлѣбу, который дѣлили между собою. Хлѣбъ этотъ дѣлался изъ прѣснаго тѣста, замѣшаннаго прямо на водѣ прибавивъ въ тѣсто немного соли, они валяли на деревянномъ лоткѣ круглую лепешку, затѣмъ клали ее прямо на горячіе уголья, а сверху прикрывали теплой золой. Черезъ три часа хлѣбъ
(Съ рисунка Г. Гальстрёма).
былъ готовъ и выходилъ очень вкуснымъ. Я ѣлъ его съ наслажденіемъ, и хозяева мои не скупились на угощеніе, хоть и видѣли, что у меня нѣтъ ни гроша, чтобы заплатить имъ за гостепріимство.
Имущество ихъ было не велико. Прежде всего надо упомянуть надѣтое на нихъ платье: на плечахъ рваный «ча-панъ»?халатъ, на головѣ «тельпекъ», т. е. косматая баранья шапка, вокругъ таліи «бельбагъ», или поясъ, въ которомъ запрятанъ запасъ чая, и на ногахъ, вмѣсто сапогъ, лоскутья овечьей шкуры, прикрѣпленныя ремешками, а вмѣсто чулокъ онучи.
Остальное добро заключалось въ большой деревянной чашкѣ?«казанъ», средней «аягъ» и маленькой «джамъ», котелкѣ, тыквенной бутылкѣ для воды?«кабакъ», ковшѣ?или «чумичкѣ», грубо выдолбленномъ изъ тополеваго корня, кошмы?«кигизъ» и трехструнной гитары?«джевабъ». Самымъ-же важнымъ предметомъ изъ всего хозяйственнаго скарба считался топоръ? «балта», топорище котораго образуетъ съ лезвіемъ прямой уголъ; этимъ орудіемъ они рубятъ себѣ шалаши, топливо, прорубаютъ просѣки въ чащѣ и обчищаютъ весной съ деревьевъ молодые вѣтви и побѣги на кормъ овцамъ и козамъ.
Необходимой вещью въ ихъ быту является также огниво, - «чакмакъ». Разведя по прибытіи на мѣсто костеръ, который поддерживаютъ между прочимъ сухимъ пометомъ скота, они ужъ не даютъ ему погаснуть все время, пока остаются на этомъ мѣстѣ. Утромъ они прикрываютъ угли золою, а вечеромъ, подложивъ нѣсколько сухихъ вѣтокъ, снова раздуваютъ уголья. Мѣшокъ съ маисовой мукой они прячутъ вмѣстѣ съ нѣкоторыми другими предметами на крыш ѣ шалаша, чтобы не стащили собаки.
Пастухи разсказывали мнѣ, что по лѣсному тракту, ведущему къ Хотану по обоимъ берегамъ рѣки, кочуетъ много пастуховъ со стадами, и чѣмъ выше вверхъ по рѣшв, тѣмъ стойбища пастуховъ попадаются чаще. Вблизи-же самого Хотана нѣтъ пастбищъ, и «баи», владѣльцы большихъ овечьихъ отаръ, оставляютъ свои стада круглый годъ въ лѣсахъ около Хотанъ-дарьи. Въ это время года, когда русло рѣки еще сухо, всѣ ходятъ и ѣздятъ по самому руслу, представляющему ровную, твердую дорогу, но когда оно наполняется водой, приходится держаться лѣсной дороги.
Послѣ обѣда пастухи подняли стада и ушли въ лѣсъ. Въ это время мимо прошелъ изъ Хотана въ Акъ-су караванъ, состоявшій по крайнеи мѣрѣ изъ сотни навьюченныхъ рисомъ ословъ. Караванъ-баши проѣхалъ мимо, не замѣтивъ меня, но когда караванъ нагналъ пастуховъ, Паси-ахунъ поговорилъ съ купцами насчетъ меня.
Я только что ушелъ въ шалашъ, чтобы отдохнуть, какъ услыхалъ чужіе голоса и бряцанье уздечекъ и стремянъ и поспѣшилъ выйти. Co стороны Акъ-су ѣхали на отличныхъ коняхъ трое зажиточныхъ съ виду купцовъ.
Они быстро неслись по лѣсу прямо къ шалашу и тутъ, соскочивъ съ коней и учтиво поклонившись, безъ малѣйшаго колебанья направились прямо ко мнѣ, точно меня-то именно и искали.
Я пригласилъ ихъ сѣсть, и одинъ изъ нихъ, хорошо одетый, чернобородый человѣкъ, вступилъ со мной въ разговоръ и сообщилъ крайне радостное извѣстіе. Въ разстояніи одного дня пути къ сѣверу отъ Буксама, на лѣвомъ берегу рѣки, они наткнулись вчера на человѣка, скорѣе мертваго, чѣмъ живого, лежащаго около бѣлаго верблюда, который усердно щипалъ траву на опушкѣ лѣса.
Они, какъ евангельскій самарянинъ, остановились и спросили человѣка, что съ нимъ. Тотъ въ отвѣтъ прохрипѣлъ: «Су, су!» (воды, воды). Они тотчасъ послали верховаго съ кунганомъ къ ближайшей лужѣ, и умиравшій отъ жажды человѣкъ (въ которомъ я сразу узналъ Исламъ-бая) выпилъ воду однимъ духомъ. Послѣ того ему дали орѣховъ, изюму и хлѣба, онъ поѣлъ, оправился и сообщилъ, какъ попалъ туда.
Въ заключеніе онъ попросилъ ихъ поискать меня,?хотя и не зналъ, живъ-ли я еше, такъ какъ вотъ уже два дня по терялъ мои слѣды, - и въ случаѣ, если найдутъ, дать мнѣ одну изъ ихъ лошадей, чтобы я могъ добраться до Хотана. Купцы все и искали меня, пока, наконецъ, не нашли.
Они предложили мнѣ сѣсть на одну изъ ихъ лошадей и ѣхать съ ними въ Хотанъ, но я, не колеблясь ни минуты, рѣ-шилъ, что мнѣ слѣдуетъ дождаться Ислама-бая. Если ему посчастливилось добраться съ однимъ изъ верблюдовъ до рѣки, то, пожалуй, удалось и спасти коечто изъ нашихъ пожитковъ, - быть можетъ, мои записныя книжки и съемки маршрута по пустынѣ. Слѣдовательно, можетъ статься, намъ удастся вновь организовать караванъ.
Будущее опять прояснилось передо мною. Еще утромъ я раздумывалъ о крушеніи нашего каравана и ломалъ себѣ голову, какъ-бы закончить мое путешествіе съ возможно большими результатами, насколько позволятъ обстоятельства. Я и полагалъ пристать попутчикомъ къ первому проѣзжему купцу, направлявшемуся въ Хотанъ, а изъ Хотана добраться до Кашгара и оттуда уже телеграфировать въ Европу о высылкѣ мнѣ новыхъ приборовъ и прочихъ предметовъ снаряженія. По полученіи ихъ я могъ на остатокъ моего капитала, уцѣлѣвшій въ Кашгарѣ, побывать на Лобъ-норѣ и черезъ Сибирь вернуться на родину.
Теперь же узнавъ, что Исламъ-бай живъ и даже спасся одинъ изъ верблюдовъ, я былъ увѣренъ, что намъ удастся разыскать и палатку и весь багажъ погибшаго каравана. Такимъ образомъ, я вмѣсто того, чтобы сузить свой планъ, могъ еще расширить его.
Трое купцовъ отправились дальше, снабдивъ меня изряднымъ количествомъ бѣлаго хлѣба и давъ мнѣ въ займы 18 серебряныхъ тенегъ. Въ Хотанѣ, гдѣ мы условились встрѣтиться, я могъ расплатиться съ ними. Теперь пастухи вполнѣ увѣрились въ истинѣ моихъ разсказовъ и получили также надежду, что не останутся безъ награды за оказанныя мнѣ услуги.
10 мая. Сильный сѣверо-восточный вѣтеръ поднялъ гyс-тую пыль, и я весь день пролежалъ и проспалъ въ шалашѣ. Физическая усталость, которую я столько времени превозмогалъ въ концѣ нашего путешествія, теперь взяла свое, и я чувствовалъ себя, словно выздоравливающій послѣ долгой тяжелой болѣзни.
На закатѣ солыца меня разбудилъ ревъ верблюда, и я поспѣшно выскочилъ изъ шалаша. Паси-ахунъ велъ Акъ-тюю, а за ними шли Исламъ-бай и Касимъ. Славный мой Исламъ-бай бросился, рыдая, къ моимъ ногамъ и сталъ обнимать ихъ. Я поспѣшилъ поднять и успокоить его. Да, онъ такъ же, какъ и я, почти потерялъ надежду, что мы свидимся снова.
Вьюкъ бѣлаго верблюда состоялъ изъ двухъ переметныхъ сумъ; въ одной находилась большая часть моихъ приборовъ, мои замѣтки, съемки маршрута, бумага, перья и пр., а въ другой, нашъ запасъ китайскаго серебра, фонарь, чайникъ, папиросы и пр. Оба ружья, завернутыя въ кошму, тоже оказались цѣлы.
Успокоившись и съѣвъ кусокъ хлѣба, Исламъ разсказалъ слѣдующее. Оставленный нами въ ночь на 2-е мая, онъ лежалъ на мѣстѣ нѣсколько часовъ, но потомъ потихоньку потащился по нашимъ слѣдамъ, ведя четырехъ уцѣлѣвшихъ верблюдовъ, которые, впрочемъ, шли впередъ очень неохотно. Поздно вечеромъ 3 мая онъ видѣлъ нашъ большой сигнальный костеръ около 3 тополей: это очень его ободрило: значитъ, мы были живы и добрались до опушки лѣса, а, можетъ быть, даже нашли воду.
4 мая, послѣ полудня, онъ достигъ мѣста нашего привала и видѣлъ слѣды нашей попытки вырыть колодезь. Такъ какъ день былъ страшно жаркій, то Исламъ и остановился въ тѣни тополей. Глубоко вонзивъ въ одинъ изъ тополей топоръ, онъ собралъ изъ дерева цѣлую чашку сока, выпилъ его, и такимъ образомъ подкрѣпилъ свои силы. Здѣсь пришлось ему бросить вьюкъ одного изъ верблюдовъ.
5 мая онъ продолжалъ путь по нашимъ слѣдамъ и на слѣдующій день достигъ стараго пересохшаго русла рѣки, гдѣ нашелъ слѣды нашей новой попытки вырыть колодезь; тутъ отъ него убѣжалъ освобожденный отъ вьюка верблюдъ, который и направился на собственный страхъ прямо на востокъ. Здѣсъ-же исчезъ Джолдашъ, до сихъ поръ неотступно тащившійся за Исламомъ; послѣдній полагалъ поэтому, что собака околѣла.
7 мая свалился мой «Богра», а вскорѣ и «Нэръ», несшій приборы для измѣренія абсолютной высоты, сигары, чай, сахаръ, свѣчи и макароны. Исламъ съ однимъ бѣлымъ верблюдомъ дошелъ до берега рѣки, но найдя русло сухимъ, окончательно впалъ въ отчаяніе, легъ и сталъ ждать смерти.
Было это утромъ 8 мая, а около полудня, словно чудо какое послало на его путь трехъ купцовъ, которые и спасли его. Вскорѣ затъмъ онъ встрѣтился съ Касимомъ, который сообщилъ ему, что я живехонекъ, но куда направился неизвѣстно. Честный Касимъ въ простотѣ душевной полагалъ даже, что я отправился пѣшкомъ къ съверу, въ Акъ-су. Къ счастью, Исламъ оказался умнѣе и рѣідилъ искать меня на дорогѣ къ Хотану. Паси-ахунъ, котораго я послалъ ему на встрѣчу, далъ ему вѣрныя свѣдѣнія, и вотъ онъ добрался сюда.
Исламъ-бай такимъ образомъ совершилъ настоящій подвигъ. Въ противоположность Касиму и мнѣ, онъ не думалъ только о самомъ себѣ, но приложилъ всѣ старанія спасти и часть багажа, которую считалъ наиболѣе цѣнной, перегружая вещи съ другихъ верблюдовъ на бѣлаго, болѣе бодраго, чѣмъ остальные. Итакъ, я могъ продолжать свои научныя работы.
Вечеромъ мы устроили около пастушьяго костра настоящій пиръ. Послѣ многихъ отговорокъ Паси-ахунъ согласился продать намъ за 32 теньги овцу, которую сейчасъ же и закололи. Я угостился почками, поджаренными на угольяхъ, а другіе сварили себѣ лакомые куски въ котелкѣ. Теперь пульсъ мой дѣлалъ 60 ударовъ въ минуту, а черезъ три дня отдыха и полнаго благополучія уже 82.
11 мая. Подножный кормъ былъ съѣденъ кругомъ до чиста, и пастухамъ предстояло перекочевать на другое мѣсто, расположенное въ 10 верстахъ дальше, внизъ по рѣкѣ, на правомъ ея берегу. Мы и отправились всѣ вмѣстѣ пѣшкомъ, опять навьючивъ на Акъ-тюю всѣ наши пожитки.
Мѣстомъ стоянки былъ выбранъ маленькій холмъ, окруженный густой порослью камыша и поросшій тополями. Между двумя деревьями люди устроили мнѣ живую бесѣдку изъ густыхъ вѣтвей, дававшую отличную тѣнь. Грунтъ въ бесѣдкѣ уравняли и покрыли войлокомъ. Вмѣсто изголовья должна была служить мнѣ холщевая денежная сумка, а вмѣсто стола ящикъ съ папиросами. Около одного изъ стволовъ были разложены въ порядкѣ приборы, карты, записныя книжки и письменныя принадлежности. При настоящихъ обстоятельствахъ, нельзя было и желать лучшаго; я устроился въ своей бесѣдкѣ очень уютно, не хуже чѣмъ у себя въ кабинетѣ въ Стокгольмѣ.
Исламъ и Касимъ расположились около третьяго тополя, гдѣ поддерживали «неугасимый огонь». Пастухи со своими стадами стояли неподалеку въ камышахъ. Два раза въ день Паси-ахунъ доставлялъ мнѣ крынку густого овечьяго молока и свѣжій маисовый хлѣбъ, табаку у меня былъ теперь запасъ на нѣсколько недѣль, - чего же еще? Самый завзятый эпику-реецъ не могъ-бы наслаждаться жизнью больше, чѣмъ я въ эти дни, даромъ что наше уединенное житье-бытье въ лѣсу и напоминало примитивное житье-бытье Робинзона.
12 мая. Во второмъ часу дня завидѣли мы вдали небольшой караванъ, подвигавшійся съ сѣвера по рѣчному руслу, и съ нетерпѣніемъ стали поджидать его приближенія къ намъ. Исламъ и Касимъ поспѣшили сойти съ холма, чтобы окликнуть купцовъ и позвать ко мнѣ. Оказалось, что это были четверо хотанскихъ купцовъ, которые тринадцать дней тому назадъ оставили городъ Куча, куда они передъ тѣмъ привезли виноградъ изъ Хотана, и гдѣ взамѣнъ пріобрѣли 10 лошадей, нѣсколько ословъ и корову, которыхъ и вели теперь на продажу въ Хотанъ, - тамъ животныя были въ цѣнѣ.
Купцы сообщили, что Яркендъ-дарья около Зиля, т. е. тамъ, гдѣ въ нее впадаетъ Хотанъ-дарья, была уже такъ переполнена, что вода доходила всаднику до пояса. Слѣ-дуя по руслу Хотанъ-дарьи, можно было ежедневно останавливаться на привалъ около небольшихъ лужъ или, въ крайнемъ случаѣ, вырыть колодезь. Въ началѣ или серединѣ іюня надо было ожидать новаго притока водъ; самый же разгаръ половодья ожидался не раньше, какъ еще черезъ полтора-два мѣсяца.
Мы налетѣли на этихъ купцовъ, какъ коршуны, и въ полчаса сторговали у нихъ за 750 тенегъ трехъ отличныхъ лошадей, стоившихъ въ Кашгарѣ 600 тенегъ. (Хотанская теньга = 2 кашгарскимъ теньгамъ = приблизительно 20 коп.). Кромѣ того, мы купили три вьючныхъ сѣдла, уздечки, мѣшокъ маиса для корма лошадямъ и мѣшокъ пшеничной муки для насъ самихъ, сапоги Исламу, который съ послѣдняго нашего лагеря ходилъ босикомъ, небольшое количество чая, кунганъ я пару фарфоровыхъ чашекъ - все за 65 тенегъ. Теперь можно было обойтись и безъ помощи изъ Хотана; мы полагали, что съ тремя лошадьми и однимъ верблюдомъ намъ удастся спасти вьюки послѣднихъ павшихъ верблюдовъ.
Вечеромъ къ намъ явилось двое молодыхъ охотниковъ съ длинными ружьями, снабженными трезубцемъ. Онинедавно пришли въ лѣса Буксама стрѣлять мараловъ, рога которыхъ китайцы охотно покупаютъ для приготовленія изъ нихъ лекарства. Мы немедленно завербовали охотниковъ на службу; они отлично знали всю мѣстность, и я рѣшилъ, что они отправятся съ Исламомъ и Касимомъ розыскивать послѣдній нашъ роковой лагерь.
13 мая купцы продолжали путь въ Хотанъ. Оба охотника скрылись въ лѣсу и черезъ часъ вернулись съ оленемъ (маралъ, «богу»), котораго застрѣлили вечеромъ наканунѣ. Оленя-освѣ-жевали, и Исламъ сварилъ изъ его нѣжнаго, вкуснаго мяса отличный супъ.
Одинъ изъ охотниковъ, Касимъ-ахунъ, сообщилъ, что и въ той части пустыни, которая находится между Хотанъ-дарьей и Керіей-дарьей, песокъ представляетъ мощныя толщи, но что въ первые дни пути можно дорыться до грунтовой воды. Но время теперь уже ушло, и я отказался отъ первоначальнаго плана пересѣчь и эту часть пустыни.
Сегодня пришелъ отецъ обоихъ молодыхъ охотниковъ, Ахметъ Мергенъ (т. е. охотникъ), типичный туземецъ, съ крупнымъ носомъ, бородой клиномъ, высокій, стройный и широкоплечій. Онъ оказался очень обходительнымъ человѣкомъ, заинтересовался нашей судьбой и принялъ дѣятельное участіе въ приготовленіяхъ къ «спасательной экспедиціи». Для насъ онъ былъ настоящей находкой; никто лучше его не могъ пригодиться намъ въ данномъ случаѣ. Онъ припомнилъ, между прочимъ, что увлекшись однажды охотой, забрался очень далеко въ пустыню и видѣлъ тѣ три одинокихъ тополя, возлѣ которыхъ мы съ Касимомъ жгли сигнальный костеръ.
Утромъ сборы были закончены, и въ 1 часъ дня «экспе-диція» выступила. Отправились: Исламъ-бай, Касимъ, Ахметъ Мергенъ и одинъ изъ его сыновей. Караванъ состоялъ изъ трехъ лошадей и верблюда. Изъ запасовъ были взяты: хлѣбъ, мука, мясо, три «кабака» (тыквенныя бутылки) и «мишь» (козій бурдюкъ) съ водой.
Передъ выступленіемъ Ахметъ посовѣтовалъ мнѣ лучше перебраться на островъ, находившійся въ самомъ руслѣ рѣки, такъ какъ тутъ, гдѣ я расположился, водились скорпіоны. Онъ былъ правъ; я потомъ часто видѣлъ этихъ паукообразныхъ, оставляющихъ на пескѣ слѣды, похожіе на тонко-сплотенное кружево. Но мнѣ было такъ хорошо въ моей бесѣдкѣ, перетаскиванье на новое мѣсто казалось такимъ хлопотливымъ, что я рѣшилъ махнуть рукой на скорпіоновъ.
Трое изъ членовъ «экспедиціи» ѣхали на лошадяхъ, Ах-метъ-же, со своимъ длиннымъ ружьемъ на плечѣ, пошелъ пѣшкомъ. Пріятно было смотрѣть, какъ онъ, словно мощный Немвродъ, гибкой, быстрой походкой, почти бѣгомъ, пробирался между кустами. Къ вечеру «экспедиція» полагала добраться до того мѣста, гдѣ я повѣсилъ въ качествѣ примѣты желѣзный налопатникъ заступа.
И вотъ, я опять остался одинъ съ тремя пастухами и долженъ былъ терпѣливо ждать, пожалуй, цѣлую недѣлю. Стойбище моихъ друзей -пастуховъ находилосъ отсюда въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ, но Паси-ахунъ условился ночевать около моей бесѣдки, чтобы поддерживать огонь. Днемъ онъ три раза доставлялъ мнѣ хлѣбъ и молоко; воду-же я бралъ въ колодцѣ.
14 мая я проснулся въ 5 ч. утра. Стоялъ густой туманъ, небо все было въ облакахъ; затѣмъ прыснулъ мелкій, непродолжительный дождичекъ, не успѣвшій даже замѣтно смочить почву, но все-же освѣжившій воздухъ и растительность. Рѣд-кое и въ высшей степени пріятное явленіе въ это время года! Въ 7 ч. я всталъ. Дѣла у меня было въ эти скучные дни одиночества порядочно; я занялся разработкой моихъ путевыхъ набросковъ за послѣднее время и снялъ нѣсколько плановъ расположенія бархановъ. Въ часы отдыха я лежалъ на своемъ ложѣ и читалъ или библію или книгу псалмовъ, въ которой нашелъ не мало истинныхъ перловъ шведской поэзіи.
Сегодня по войлоку, служившему мнѣ подстилкой, проползъ большой желтый скорпіонъ, который яростно защищался, когда я напалъ на него съ цѣлью убить. Удивительно, какъ это во время моего одинокаго блужданья по лѣсу, когда я спалъ въ чащѣ, прямо на землѣ, меня ни разу не побезпокоили эти насѣкомыя. Въ томъ состояніи полнаго ослабленія, въ которомъ я тогда находился, я-бы, пожалуй, не отдѣлался въ случаѣ ужаленія, обычною злокачественною опухолью.
Сегодня-же проѣхали въ Акъ-су 10 купцовъ съ караваномъ изъ 40 ословъ, навьюченныхъ изюмомъ и коринкой. Я купилъ у нихъ цѣлый мѣшокъ изюму для подкрѣпленія своихъ запасовъ; теперь и пастухи могли вдоволь полакомиться.
Относительно Мазаръ-тага купцы сообщили, что хребетъ этотъ состоитъ изъ двухъ параллельныхъ уваловъ, которые, однако, не заходятъ въ пустыню въ сѣверо-западномъ направленіи особенно далеко. Вблизи Мазаръ-тага нѣтъ высокихъ бархановъ, но преимущественно голый твердый грунтъ. Вся мѣстность вообще неплодородна и пустынна. Названіе происходитъ отъ «мазара», мѣстоположеніе котораго указывается «тугами». Охранителемъ святой могилы является шейхъ, проживающій обыкновенно въ Хотанѣ и только зимою на короткое время переселяющійся въ пустыню. Мѣстные «баи», владѣльцы крупныхъ стадъ, ежегодно доставляютъ шейху въ общей сложности сумму въ 200 тенегъ.
Слѣдующіе дни протекли въ мирѣ и спокойствіи; я мало-по-малу приходилъ въ себя и оправлялся отъ нечеловѣческаго напряженія силъ въ концѣ странствованія по пустынѣ. При-ходилось только вооружиться терпѣніемъ, такъ какъ коротать дни и ночи въ бесѣдкѣ въ полномъ одиночествѣ оказывалось скучновато. Зато у меня было все необходимое, здоровье мое не оставляло желать лучшаго, и я могъ наслаждаться свѣжимъ лѣснымъ воздухомъ и прохладой, приносимой сѣверо-восточ-нымъ вѣтромъ, шелестѣвшимъ вѣтвями тополей, жара не о собенно донимала меня, такъ какъ атмосфера была обыкно-венно насыщена пылью, да и тѣни здѣсь было вдоволь. Тиши-ною-же и миромъ этотъ уголокъ напоминалъ необитаемый островъ. Только два раза въ день, да вечеромъ являлся Паси-ахунъ, доставлявшій пищу, какъ мнѣ, такъ и огню. Вставалъ я въ 7 ч. утра, когда пастуха уже не было, и находилъ возлѣ себя крынку молока и хлѣбъ.
Замѣчательно, что мнѣ пришлось три дня брести вдоль русла рѣки, не встрѣчая людей, тогда какъ теперь здѣсь то и дѣло проходили караваны изъ Акъ-су въ Хотанъ и наоборотъ. Купцы обыкновенно заходили ко мнѣ въ бесѣдку; къ сожалѣнію, предметами караванной торговли являлись только изюмъ, войлока, шерсть, хлопокъ или скотъ, т. е. все ненужные намъ предметы. Но уже одинъ разговоръ съ купцами доставлялъ мнѣ большое удовольствіе; отъ нихъ я узналъ много новаго и интереснаго о торговыхъ сношеніяхъ въ этой области, о рѣкѣ, о климатѣ и проч.
Слухи о нашей экспедиціи и чудесномъ спасеніи усггвли уже облетѣть всю область отъ Акъ-су до Хотана, и одинъ купецъ изъ послѣдняго города сообщилъ мнѣ, что о насъ толкуютъ на всѣхъ базарахъ и съ нетерпѣніемъ ждутъ нашего прибытія. Я и самъ горѣлъ желаніемъ поскорѣе попасть въ Хотанъ, организовать новый караванъ и выступить въ Сѣверный Тибетъ.
16 мая съ сѣвера прибыли два купца, которые встрѣтили моихъ людей. Послѣднимъ понадобилось два дня, чтобы добраться до того мѣста, и они намѣревались остановиться тамъ на день, чтобы запастись водой.
На другой день меня посѣтилъ владѣлецъ стадъ и хозяинъ моихъ друзей, пастуховъ. Онъ прибылъ наблюдать за стрижкой овецъ, которая вообще производится здѣсь два раза въ годъ весной и осенью. Чэрекъ шерсти стоитъ въ Хотанѣ 5 тенегъ (около 1 рубля). Если шерсть на овцахъ хорошая, густая, то съ 10? 12 овецъ можно собрать цѣлый чэрекъ, но такъ какъ эти овцы, пасущіяся въ лѣсу, выдираютъ много шерсти, пробираясь по чащѣ, то чэрекъ можно собрать только съ 16?20 овецъ. Владѣлецъ ихъ расчитывалъ, однако, въ общемъ собрать около 30 чэр., такъ какъ у него бьтло еще 500 головъ овецъ, пасшихся подальше, вверхъ по рѣкѣ.
Въ сумерки 21 мая вернулся Исламъ съ остальными людьми. Извѣстія они привезли не особенно утѣшительньтя. Выйдя изъ лѣсу, они направились прямо на западъ, но, въ виду всеусиливавшагося зноя, не отважились углубиться въ пустыню до того мѣста, гдѣ была оставлена нами палатка.
Единственное, что имъ удалось спасти, былъ вьюкъ, оставленный Исламомъ около трехъ тополей и содержавшій сравнительно менѣе важные предметы. Отвратительный запахъ трупа моего «Богры» руководилъ ими въ поискахъ этого мѣста.
Странное дѣло, однако, что они не нашли ни трупа Нэра, ни его вьюка, содержавшаго три анероида, гипсотермометры, полевой бинокль, два револьвера, 200 сигаръ, 60 патроновъ и проч. Мѣсто, гдѣ Исламъ оставилъ Нэра, они легко могли узнать по кусту тамариска, къ которому Исламъ привязалъ свой поясъ. Самый тамарискъ они нашли, но вмѣсто пояса Ислама, вѣтви его оказались перевязанными лоскуткомъ войлока. Кромѣ того, около куста виднѣлись слѣды человѣческихъ ногъ въ сапогахъ, тогда какъ Исламъ шелъ босикомъ.
Посланцы мои обыскали всѣ мѣста по близости, но ни верблюда, ниего драгоцѣннаго вьюка такъ и не нашли; всякій слѣдъ ихъ исчезъ. Но кто-же былъ этотъ человѣкъ, который унесъ поясъ и оставилъ лоскутъ войлока? Я спросилъ Ислама, не думаетъ ли онъ, что это Джолчи, который, можетъ быть, опять ожилъ послѣтого, какъ мы оставили лагерь съпалаткой? Но Исламъ не могъ допустить этого, ссылаясь на то, что Джолчи въ такомъ случаѣ давно догналъ-бы его, такъ какъ онъ подвигался впередъ очень медленно.
Можетъ быть, это былъ одинъ изъ трехъ купцовъ, которые нашли Ислама на дорогѣ и напоили его, а мнѣ дали 18 тенегъ? Нѣтъ, разставаясь съ йсламомъ, они отправились прямо къ Буксаму, чтобы отыскать меня, да и какъ вообще могли они отыскать брошеннаго на окраинѣ пустыни верблюда? Какъ мы ни ломали себѣ головы, загадка такъ и осталась неразгаданной. Если человѣкъ этотъ, кто-бы онъ ни былъ, нашелъ верблюда живымъ и довелъ его до воды и подножнаго корма, то, - будь онъ человѣкомъ честнымъ - непремѣнно отвелъ-бы животное къ намъ. Если-же онъ рѣшилъ украсть верблюда и вьюкъ, то во всякомъ случаѣ не могъ исчезнуть безслѣдно, такъ какъ передъ нимъ лежало только двѣ дороги: на сѣверъ въ Акъ-су и на югъ въ Хотанъ. Если-бы онъ отправился въ Хотанъ, мои пастухи замѣтили-бы его, такъ какъ зорко слѣдили за каждымъ путникомъ. Оставалась, слѣдовательно, дорога въ Акъ-су, и подозрѣнія ваши насчетъ того, что тутъ дѣло не чисто, все росли.
Ахметъ Мергенъ увидѣлъ въ лѣсу слѣды верблюда и пошелъ по нимъ. Они привели его къ молодому верблюду, который убѣжалъ отъ Ислама и одинъ нашелъ дорогу въ лѣсъ. Видимо, ему удалось найти и воду, и онъ успѣлъ уже за это время отгуляться. Ахметъ съ трудомъ поймалъ его. За двѣнадцать дней животное стало такимъ дикимъ, что убѣгало со всѣхъ ногъ; едва завидя человѣка.
Читатель, можетъ быть, удивится, что я такъ подробно трактую обо всѣхъ этихъ обстоятельствахъ, но я это дѣлаю отчасти потому, что, благодаря имъ, разстроился весь планъ моего путешествія, отчасти потому, что эти событія завершились, годъ спустя, довольно таки драматическимъ эпилогомъ.
Отправиться теперь-же въ Тибетъ, какъ я предполагалъ, оказывалось немыслимымъ, такъ какъ у меня не было приборовъ для измѣренія абсолютной высоты, да и вообще отъ всего богатаго снаряженія нашей экспедиціи сохранились только жалкіе остатки. Приходилось предварительно направиться въ Кашгаръ, чтобы пополнить потери. Отправиться туда я рѣшилъ черезъ Акъ-су, хотя путь этотъ былъ длиннѣе.
Но прежде, чѣмъ перейти къ краткому описанію нашего возвращенія въ Кашгаръ, я хочу сказать нѣсколько словъ о тѣхъ частяхъ теченія Яркендъ-дарьи и Хотанъ-дарьи, съ которыми усггвлъ ознакомиться во время своихъ странствованій.
Сравнивая эти двѣ рѣки, текущія сначала почти параллельно и затѣмъ сливающіяся вмѣстѣ, найдемъ, что онѣ въ сущности сильно различаются между собою. Яркендъ-дарья, важнѣйшая рѣка въ Восточномъ Туркестанѣ, течетъ круглый годъ, въ іюнѣ-же мѣсяцѣ притокъ воды въ ней достигаетъ огромныхъ размѣровъ; русло ея рѣзко очерчено и глубоко; сообщеніе черезъ нее поддерживается обыкновенно на паромахъ, исключая зимнихъ мѣсяцевъ, когда она сковывается льдомъ.
Хотанъ-дарья, напротивъ, пересыхаетъ на продолжительное время, и только во время лѣтняго половодья русло ея наполняется водою. При этомъ ширина ея такъ велика, а глубина бываетъ такъ незначительна, что переправа на паромѣ возможна лишь подъ самымъ Хотаномъ. Протекаетъ она въ самомъ сердцѣ пустыни Такла-маканъ, и ей приходится вести жестокую борьбу съ летучими песками, которые грозятъ засыпать ея русло и отрѣзать ее отъ главной рѣки, какъ Керію-дарью.
Лѣсная растительность по берегамъ Яркендъ-дарьи часто прерывается степной и болотами, по берегамъ-же Хотанъ-дарьи лѣсъ, вообще болѣе частый и дикій, тянется непрерывной полосою до самаго сліянія рѣкъ. Затѣмъ, первые песчаные барханы начинаются довольно далеко отъ Яркендъ-дарьи, тогда какъ въ области Хотанъ-дарьи они подступаютъ къ самой опушкѣ лѣса, идущаго по берегу.
Въ одномъ обѣ рѣки схожи; онѣ обѣ перемѣщаются къ востоку, какъ я убѣдился, находя старыя русла ихъ къ западу отъ нынѣшних; къ востоку, напротивъ, старыхъ руслъ не оказывалось. Замѣчательно еще то, что дороги, идущія вдоль этихъ рѣкъ, ведутъ по лѣвому берегу, гдѣ онѣ въ безопасности отъ перемѣщенія рѣки, а также, что почти всъ селенія вдоль средняго теченія Яркендъ-дарьи расположены по этому-же берегу и обыкновенно въ нѣкоторомъ разстояніи отъ самой рѣки. На Хотанъ-дарьѣ, на всемъ ея протяженіи по пустынѣ, вовсе нѣтъ селеній; тамъ кочуютъ только пастухи со стадами. Вдоль теченія Яркендъ-дарьи идетъ важный караванный путь, который соединяетъ Маралъ-баши съ Яркен-домъ и по которому китайцы поддерживаютъ почтовое сообщеніе, караванный-же путь, идущій вдоль русла Хотанъ-дарьи, имѣетъ чисто мѣстное значеніе.
23 мая я проснулся въ 3 1/2 часа утра; меня разбудилъ необычайно свирѣпый ураганъ, несшійся съ запада и угрожавшій выворотить съ корнями деревья. Вуря совершенно разрушила мою полузасохшую бесѣдку; вѣтеръ свисталъ и вылъ въ вершинахъ тополей; стволы деревьевъ перегибались чуть не попаламъ и грозили переломиться, камышъ подъ натискомъ тиранабури смиренно склонялся къ землѣ, сухія вѣтви трещали, ломались и падали на землю, а лѣсъ весь былъ окутанъ непроницаемыми облаками летучаго песку, которымъ и заметало ровное, сухое русло рѣки. Ураганъ продолжался всего съ полчаса и смѣнился, какъ и всегда бывало, полнѣйшею тишиною.
Въ 7 1/2 часовъ я со своимъ караваномъ былъ готовъ къ выступленію послѣ столь продолжительнаго привала, съ которымъ у меня связалось столько воспоминаній, часто заставлявіпихъ меня впослѣдствіи мысленно возвращаться къ этому времени съ чувствомъ признательности и тихой грусти. Здѣсь мнѣ вторично была дарована жизнь, здѣсьудалось мнѣ выбраться изъ ужасной пустыни, здѣсь я снова встрѣтилъ людей, которые приняли меня такъ привѣтливо и радушно, здѣсь я наслаждался благодвтельнымъ, подкрѣпляющимъ отдыхомъ среди прекрасной лѣсной природы, богатой тѣнью и прохладой!
Поблагодаривъ пастуховъ за гостепріимство и давъ имъ 30 тенегъ, чѣмъ они остались очень довольны, мы двинулись въ путь съ двумя верблюдами и тремя лошадьми. Послѣдній нашъ колокольчикъ звенѣлъ теперь такъ громко, весело, не напоминая о погребеніи, но призывая къ надеждѣ, къ воскресенію.
