XV. Лунная ночь на высотѣ 6,300 м. надъ уровнемъ моря.

Я надѣюсь, что не слишкомъ утомляю читателя этимъ, можетъ быть, нѣсколько однообразнымъ описаніемъ ледниковъ. Мнѣ казалось, что я обязанъ развить эту тему поподробнѣе, такъ какъ дѣло идетъ здѣсь о совершенно неизвѣстной области, гдѣ каждый шагъ открывалъ что-нибудь новое. Только ледникъ Ямбулакъ былъ однажды въ 1889 г. посѣщенъ геологомъ Богдановичемъ. Мнѣ-же хотѣлось изслѣдовать и нанести на карту всѣ ледники Мустагъ-аты. Теперь мнѣ остается упомянуть еще о нѣсколькихъ.

13-ое августа было посвящено изслѣдованію ледника Чумъ-каръ-кашка. Мы отправились вдоль огромныхъ береговыхъ и конечныхъ моренъ ледника Тергенъ-булака, по сильно пересѣченной, частью покрытой слабой растительностъю, частью заваленной щебнемъ мѣстности. По сосѣдству отъ названнаго выше ледника мѣстность начинаетъ повышаться, постепенно переходя въ перевалъ Улугъ-рабатъ и образуя водораздѣлъ. Ручьи, питаемые ледникомъ Чумъ-каръ-кашка, текутъ на сѣверъ въ озеро Малый Кара-куль, а ручьи, вытекающіе изъ подъ ледяного покрова, къ югу и стекаютъ въ маленькое озеро Гальчотокъ, а оттуда дальше къ югу въ Яркендъ-дарью. Около озера расположенъ аулъ изъ шести юртъ, подвластныхъ бекамъ Тагармы.

Ледникъ Чумъ-каръ-кашка походитъ на ледникъ Кем-пиръ-кышлакъ и, подобно послѣднему, имѣетъ уклонъ направо. Правая береговая морена ничтожныхъ размѣровъ, лѣвая значительныхъ. Мысъ ледника представляетъ ровный холмъ безъ особенно большихъ трещинъ; только краевыя трещины довольно значительны. По направленію этихъ трещинъ, обыкновенно впадая въ нихъ, струится множество прозрачныхъ ручейковъ изъ растаявшаго снѣга. Самый большой изъ нихъ имѣлъ цѣлыхъ 90 сантим. ширины и 23 сантим. глубины, температура его равнялась 0.02°. Ледяное русло его, по которому вода течетъ безъ всякаго шума, имѣетъ гладко отполированные бока чуднаго голубого цвѣта. Въ общемъ поверхность ледника отличается пористостью и рыхлостью; камни глубоко всасываются въ нее, образовывая на ней зіяющія ямы. Для ходьбы-же эта ледяная поверхность, представляющая настоящій хаосъ торчащихъ иголъ или бугорковъ, оченьудобна; идешъ, какъ по снѣгу.

Взбираться вверхъ по леднику было поэтому не трудно, зато спускаться внизъ по лѣвому его боку - дѣло другое, такъ какъ послѣдній приподнятъ на значительную высоту, рѣзко очерченъ и образуетъ крутые высокіе уступы. Кромѣ того на льду здѣсь множество лужъ, достигающихъ метра въ діаметрѣ, имѣющихъ нѣсколько дециметровъ глубины и даже днемъ затянутыхъ тонкою ледяною корой. Въ этихъ лужахъ легко поэтому принять ножную ванну во время прогулки по леднику. Мы поставили здѣсь измѣрительные шесты, чтобы опредѣлить со временемъ скорость поступательнаго движенія ледника.

14 августа мы двинулись вверхъ вдоль лѣвой береговой морены ледника Тергенъ-булака, а затѣмъ по несомой ледникомъ боковой моренѣ, по которой потомъ и спустились обратно къ конечной. Обѣ боковыя морены громадныхъ размѣровъ, но начинаются толъко въ нижнемъ теченіи ледяной рѣки, гдѣ онѣ выступаютъ сначала узкими черными клиньями, постепенно расширяющимися и, наконецъ, около оконечности ледяного мыса становятся грядой колоссалъныхъ глыбъ и камней.

Тергенъ-булакъ работалъ во всю и трещалъ по всѣмъ швамъ. Трескъ и выстрѣлы не умолкали, большія глыбы съ страшнымъ грохотомъ обрушивались въ трещины, время отъ времени образовывались новыя расщелины, а между ледникомъ и боковыми моренами бѣжали, п ѣнясь, рѣзвые, обильные водой ручейки. Лѣвая изъ боковыхъ мореыъ имѣла въ нижнемъ теченіи ледяного потока около 400 м. ширины и вначалѣ была удивительно ровна и удобна для перехода.

Постепенно эта гряда камней и глыбъ достигаетъ значительной высоты по сравненію съ поверхностью ледника; въ тѣхъ-же мѣстахъ, гдѣ морена представляетъ еще тонкій слой камней, ледъ проглядываетъ между ними въ видѣ иголъ, клинковъ и пикъ. Дѣло въ томъ, что камни всосались въ ледъ, который только и виденъ въ промежуткахъ между ними; это обстоятельство и придаетъ мѣстности кочковатый, бугристый характеръ.

Мы прямо запуталисъ въ этомъ лабиринтѣ моренныхъ уваловъ, ледяныхъ пирамидъ и ущелій. Пересѣкши морену, мы должны были пересѣчь среднее теченіе ледника, и началось полное приключеній странствованіе въ сумеркахъ, быстро смѣнившихся темнотой. Дорога стала такая тяжелая, что мы предпочли спѣшиться и принялись перепрыгивать черезъ трещины и ручьи. Киргизы гнали яковъ передъ собой, и любо было смотрѣть, съ какой ловкостью тѣ карабкались по крутымъ ледянымъ уступамъ, высотою въ метръ; намъ, чтобы взобраться на нихъ, приходилось вырубать во льду ступеньки.

Наконецъ, мы достигли правой боковой морены; тутъ мы нашли на льду много маленькихъ озеръ. Обѣ боковыя морены заходятъ за середину ледяного потока, такъ какъ прикрываемый ими ледъ, защищенный отъ растопляющихъ лучей солнца, дольше не таетъ. Внизу у края ледника намъ предстояло пересѣчь цѣлый рядъ старыхъ конечныхъ моренъ, напоминающихъ крѣпостные валы и прорѣзанныхъ рѣкой.

Стало темно, и мнѣ приходилось слѣдовать по пятамъ за однимъ изъ киргизовъ, чтобы видѣть, куда ступаю. Другой киргизъ подгонялъ яковъ, а третій розыскивалъ одного изъ нихъ, отставшаго и заблудившагося между моренами; нашли его, однако, только на слѣдующій день. Послѣ многихъ мытарствъ и усилій мы таки счастливо добрались до лагеря.

Между прочимъ, въ лѣтнюю программу входила и экскурсія на Памиръ, и такъ какъ теперь нѣкоторые продукты продовольствія, главнымъ образомъ, чай и сахаръ подходили къ концу, то мы и рѣшили соединить научную экскурсію съ фуражировкой и заглянуть на Памирскій постъ. На такую эк скурсію должно было пойти не меньше мѣсяца, такъ что раныне осени намъ не удалось-бы вернуться назадъ къ Мустагъ-атѣ, поэтому мы и задумали предварительно сдѣлать еще одну попытку достигнуть вершины въ два дневныхъ перехода.

Высочайшая вершина Мустагъ-аты; видъ с запада.
(Съ рисунка автора).

16 августа мы отправились по хорошо знакомому пути къ мѣсту старой нашей стоянки и, прибывъ туда, несмотря на сильный градъ и вѣтеръ, занялись приготовленіями къ выступленію на слѣдующее утро.

Взявъ съ собою все нужное на два дня, десять яковъ и шестерыхъ киргизовъ, не считая моего вѣрнаго Исламъ-бая, я 16 августа въ четвертый разъ попытался взойти на Мустагъ-ату, по тому-же склону, по которому мы поднимались 18 апрѣля и 6 августа. Достигнувъ снѣговой линіи, мы отправились по старымъ нашимъ слѣдамъ, служившимъ намъ нѣкоторой гарантіей противъ несчастныхъ случаевъ. Тропу было ясно видью. Она шла зигзагами круто вверхъ, по краю правой стѣны ледниковаго ущелья.

Такъ какъ снѣговой покровъ былъ вначалѣ тонокъ, то наши старые слѣды обратились въ круглыя проталины, въ которыхъ проглядывалъ щебень. Повыше, каждый слѣдъ былъ затянутъ голубовато-зеленымъ ледкомъ, а еще выше послѣдній былъ запорошенъ снѣжною пылью. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ и тропа оказывалась заметенной, но различить ее все таки было можно. Во всѣ эти десять дней снѣгу здъсь, слѣдовательно, не выпадало.

Съ Исламъ-баемъ и однимъ изъ киргизовъ достигъ я того мѣста, гдѣ мы остановились 6-го августа. Остальные потихоньку тащились сзади съ Іехимъ-баемъ во главѣ. Когда всѣ были въ сборѣ, мы посовѣтовалисъ и рѣшили заночевать тутъ, около выглядывавшихъ изъ снѣгу небольшихъ каменистыхъ островковъ. Яковъ привязали къ сланцевымъ глыбамъ и затѣмъ киргизы расчистили, насколько было возможно, отъ щебня, повсюду покрытаго снѣгомъ, мѣстечко для юрты. Послѣдняя была очень миніатюрна; мѣста для спанья въ ней хватало всего на троихъ, дымоваго отверстія вовсе не было, конусообразный остовъ ея состоялъ попросту изъ жердей, связанныхъ верхними концами вмѣстѣ.

Какъ мы ни старались уравнять лопатами почву, юрта всетаки очутилась на покатости, и ее пришлось прикрѣпитъ арканами къ двумъ глыбамъ сланца. Вечеромъ въ теченіе часа дулъ слабый вѣтеръ, время отъ времени обдававшій юрту облаками крутящейся снѣжной пыли, набивавшвйся во всѣ щели и отверстія нашего убѣжища. Киргизы поэтому обнесли юрту валомъ изъ снѣга.

Сначала мы чувствовали себя хорошо; мы развели большой костеръ изъ терескена и яковаго помета; огонь отлично согрѣлъ насъ, и наши застывшіе члены отошли. Зато юрта наполнилась удушливымъ дымомъ, который ѣлъ глаза и очень медленно выходилъ въ открытое входное отверстіе. Снѣгъ на полу въ юртѣ растаялъ, но когда костеръ погасъ, все покрылось ледяной корой.

Киргизы начали жаловаться на головную боль, и двое стали проситься назадъ; я разрѣшилъ имъ это тѣмъ охотнѣе, что они, очевидно, не годились для дальнѣйшаго труднаго странствованія. Изъ другихъ болѣзненныхъ симптомовъ, надо отмѣтить неумолчный звонъ въ ушахъ, нѣкоторую глухоту, ускоренный пульсъ, пониженіе температуры тѣла, полную безсонницу (вызванную, вѣроятно, головной болью, которая подъ утро стала нестерпимой) и, наконецъ, приступы одышки.

Отдыхъ яковъ при восхожденіи на Мустагъ-ату.
(Съ фотографіи автора).

Киргизы стонали всю ночь. Тулупы казались страшно тяжелыми, дышать въ лежачемъ положеніи становилось за труднительно, сердце билось неровными сильными толчками. На чай и хлѣбъ охотниковъ не нашлось, и когда насъ сразу охватилъ мракъ ночи, въ киргизахъ стало замѣтно глухое неудовольствіе. Они, вѣдь, не больше моего привыкли проводить ночи на высотѣ 20,000 ф., въ 21 разъ превосходящей высоту Эйфелевой башни.

Болѣе величественнаго мѣста стоянки у меня, однако, никогда не было; мы находились на покрытомъ снѣгомъ склонѣ одной изъ высочайшихъ горъ въ свѣтѣ, у подножія которой лежали окутанные покрываломъ ночи ледниковые мысы, ручьи и озера, и вмѣстѣ съ тѣмъ на порогв одного изъ самыхъ фантастическихъ ледяныхъ царствъ. Стоило сдѣлать нѣсколько шаговъ, чтобы свалиться въ зіяющую голубую ледяную пропасть, глубиною въ 400 м.

Я ожидалъ живописнаго заката солнца, но онъ не представилъ ничего особеннаго. Солнце сѣло въ облакахъ, озаренныхъ оранжевымъ сіяньемъ, которое горѣло и долго спустя послѣ захода солнца; на этомъ фонѣ горы Памира рисовались рѣзкими темными тѣнями. Вся долина Сары-колъ давно лежала окутанная тѣнями, когда солнце еще обливало прощальными лучами вершину Мустагъ-аты.

Скоро и нашъ лагерь погрузился въ темноту; вершина горы еще горѣла съ минуту, словно огненный конусъ вулкана, затѣмъ померкла и она.

Я вышелъ ночью изъ юрты прогуляться и полюбоваться восхожденіемъ полной луны. Мы были недалеко отъ царства безконечнаго простора, начинающагося за вершинами высочайшихъ горъ, и царица ночи сіяла здѣсь такимъ ослѣпительнымъ блескомъ, что съ трудомъ можно было глядѣть на нее. Тихо, величественно плыла она надъ темными крутыми уступами скалъ на противоположномъ берегу ледника. Послѣдній лежалъ въ тѣни, глубоко въ пропасти. Время отъ времени слышался словно глухой выстрѣлъ трескавшагося льда или грохотъ оторвавшейся отъ края ледяного покрова глыбы.

Луна лила серебряный свѣтъ на нашъ лагерь и производила, чисто фантастическій эффектъ. Черные силуэты яковъ, съ понуренными головами, рѣзко выдѣлялись на бѣломъ снѣгу, неподвижные и молчаливые, какъ тѣ камни, къ которымъ они были привязаны; время отъ времени слышался только лязгъ ихъ челюстей, или хрустъ снѣга подъ ихъ копытами. Трое киргизовъ, которымъ не хватило мѣста въ юртѣ, развели себѣ огонь между большими глыбами, а, когда онъ погасъ, завернулись въ тулупы и прикурнули вокругъ, подогнувъ колѣни и уткнувъ голову въ снѣгъ, напоминая летучихъ мышей въ зимнее время.

Не смотря на яркій лунный свѣтъ, оріентироваться и различить мѣста въ долинѣ Сары-колъ было не легко. Съ трудомъ разглядѣлъ я темные яйлаки: Кемпиръ-кышлакъ, Ямбу-лакъ и Су-баши, ихъ орошенные ледниковыми ручьями луга и слабо очерченные контуры озера Малаго Кара-куля. Все остальное вплоть до вершинъ горъ Памира сливалось въ общій хаосъ, въ которомъ нельзя было различить ничего.

Нашъ лагерь на самой высшей точкѣ - 6,300 м. надъ уровнемъ моря.
(Съ фотографіи автора).

Самая красивая картина рисовалась въ той сторонѣ, откуда свѣтила луна. Очарованный ею, я стоялъ, какъ прикованный. Никакое перо или кисть не въ состояніи изобразить этой волшебной картины. Самый рельефъ окружающеймѣстно-сти дѣлаетъ ее своего рода архитектурнымъ шедевромъ. Здѣсь тянется ущемленный между покрытыми снѣгомъ и льдомъ скалами голубоватый ледникъ, тамъ вздымается къ небу пяти-главый великанъ-гора. Скалистыя стѣны прямо передъ нами окутаны такимъ мракомъ, что съ трудомъ можно различить, гді кончается свѣтлый ледяной покровъ, одѣвающій ея вершину, и гдѣ выступаютъ черныя скалы.

Налѣво, на нѣсколько сотъ метровъ выше нашего лагеря, купается въ лунномъ свѣтѣ фирновое кольцо ледника. По его темному гребню на юго-востокѣ прыгаютъ окутанныя въ бѣлую дымку горныя рѣчки. Легкія облачка, гонимыя слабымъ южнымъ вѣтромъ, группируются около луны колъцами, отливающими цвѣтами радуги, вѣнцами и другими быстро смѣняющими другъ друга фигурами.

Фантазіи не трудно превратить эти облака въ какіе угодно образы: въ призраки въ бѣлыхъ одѣяніяхъ, гонящіе другъ друга, въ танцующихъ эльфовъ, играющихъ горныхъ троллей, въ свадебную процессію горныхъ духовъ, въ души умершихъ, уносящіяся съ земли въ лучшіе міры. Вотъ какъ будто показался тотъ самый бѣлый верблюдъ, который, но преданію, унесъ дервиша съ вершины Мустагъ-аты, а вотъ сорокъ всадниковъ, помогавшихъ хану Ходжѣ въ битвѣ съ китайцами, вотъ счастливый сказочный городъ Джанайдаръ, основанный на вершинѣ горы еще въ золотой вѣкъ, когда люди не знавали никакого горя.

Забывая о холодѣ, стоишь, не въ силахъ оторваться отъ этой чудной фантастической вереницы мелькающихъ, смъняюшихъ одинъ другой воздушныхъ образовъ.

Кругомъ тишина, эхо не откликается между скалистыми стѣнами по ту сторону. Рѣдкій воздухъ не шелохнется, нуженъ обвалъ лавины, чтобы привести его въ сотрясеніе. Виденъ паръ отъ дыханія яковъ, но самаго дыханія не слышно. Они стоятъ неподвижно, не издавая ни звука. Странное ощущеніе овладѣваетъ душой. Какъ-то трудно усвоитъ себѣ, что подъ твоими ногами лежатъ четыре части свѣта и, что, если-бы провести прямуго линію вокругъ земного шара черезъ ту точку, на которой находишься ты, то линія эта срѣзала-бы лишь нѣ которыя изъ высочайшихъ вершинъ Азіи и Южной Америки. Здѣсь было предверіе безмолвнаго, холоднаго, безграничнаго мірового воздушнаго океана!

Когда я вошелъ въ юрту, Исламъ-бай и Іехимъ-бай спали, закутанные въ тулупы, возлѣ тлѣющаго костра. Мы всѣ трое стучали зубами отъ холода, снова развелн костеръ, и юрта опять наполнилась ѣдкимъ дымомъ. Когда вечернія наблюденія были закончены, мы закутались въ тулупы и войлочные ковры, огонь погасъ, и только луна любопытно заглядывала во всѣ щели юрты.

Казалось, конца не будетъ этой долгой, тяжелой ночи. Какъ мы ни ежились, упираясь колѣнами въ самый подбородокъ, невозможно было сохранить теплоту т ѣла. Холодъ становился все чувствительнѣе, тѣмъ болѣе, что юго-западный вѣтеръ съ часу на часъ усиливался. Никто глазъ не сомкнулъ во всю ночь. Только уже подъ утро я какъ будто впалъ въ дремоту, но то и дѣло пробуждался отъ недостатка воздуха и дѣлалъ судорожныя вдыханія. Люди мои стонали, точно на ложѣ пытки, и не столько отъ холода, сколько отъ все усиливавшейся головной боли.

Фирновое поле ледника Ямбулакъ.
(Съ рисунка автора).

Наконецъ, взошло солнце, но озаренный имъ новый день оказался для насъ крайне неудачнымъ. Юго-западный вѣтеръ перешелъ почти въ ураганъ, взвивалъ густыя облака мелкаго снѣга. Киргизы, проведшіе ночь внѣ юрты, чуть не окоченѣли совс ѣм и еле втащились въ юрту, гдѣ былъ разведенъ большой костеръ. Всѣ были больны, унылы, никто не говорилъ, никто не ѣлъ. Я даже едва дотронулся до чаю, котораго такъ и не удалось сдѣлать горячимъ. Яки не двигались, точно застыли на своихъ мѣстахъ съ вечера.

Вершина горы была окутана непроницаемой пеленой енѣжныхъ вихрей. Нечего было и думать продолжать сегодня подъемъ; это значило-бы искушать Бога. Намъ пришлось-бы пробираться въ ужасный буранъ по невѣдомой мѣстности, можетъ быть, усѣянной трещинами, и, чего добраго, заблудиться и погибнуть. Я сразу убѣдился въ невозможности покорить на этотъ разъ горнаго великана, но, всетаки, хотѣлъ испытать своихъ людей, велѣвъ имъ готовиться къ подъему. Никто не вымолвилъ слова, всѣ разомъ встали и начали приготовленія, но, видимо, были очень обрадованы, когда я отмѣ-нилъ приказъ.

Стоило кому нибудь высунуть носъ изъ юрты, чтобы тот-часъ-же живо спрятать его опять. Въ юртѣ, по крайней мѣрѣ, мы были защищены отъ вѣтра, который пронизывалъ до костей сквозь всѣ тулупы, мѣховыя шапки и валенки. Я, однако, крѣпко надѣялся, что вьюга уляжется къ полудню, и можно будетъ продолжать подъемъ. Увы! она все усиливалась, и въ полдень стало ясно, что день пропалъ. Три киргиза должны были заняться уборкой палатки и навьючиваньемъ яковъ, а я, Исламъ и Іехимъ, напяливъ на себя все, что только нашлось подъ рукой, сѣли на яковъ и быстро покатили внизъ по сугробамъ. Яки неслись по крутизнамъ прямо безъ оглядки, ныряли, точно выдры въ сугробахъ, и, не смотря на всю свою тяжеловѣсность, ни разу не поскользнулись, не упали.

Сидя верхомъ на якѣ, чувствуешь себя ѣдущимъвъ сильныя волны въ валкой ладьѣ, и надо ужъ пенять на себя, коли не твердъ въ колѣняхъ. Часто приходится совсѣмъ опрокидываться назадъ, спикою на спину яка, и балансировать всѣмъ кориусомъ въ тактъ неожиданнымъ, но всегда ловкимъ, увѣреннымъ движенъямъ животнаго.

Какъ пріятно было, оставивъ за собою послѣднія сугробы снѣга, снова завидѣть нашъ лагерь, лежавшій внизу въ глубинѣ. Тамъ ждали насъ давно желанный обѣдъ и горячій чай, вернувшіе жизнь нашимъ членамъ; затѣмъ мы улеглись каждый въ своемъ углу и заснули крѣпкимъ сномъ. Весь слѣдую-щій день мы, однако, чувствовали себя, точно выздоравливающіе послѣ продолжительной болѣзни.

Итакъ, я четыре раза неудачно пытался взойти на вершину Мустагъ-аты, но не могу сказать, чтобы это было абсолютно невозможно. Совершить этотъ подъемъ съ того склона, съ котораго пытались мы 11 августа, дъйствительно невозможно безъ особыхъ приспособленій. Но за крутымъ выступомъ, котораго мы достигли 18 апрѣля, 6 и 16 августа, не виднѣлось? насколько я могъ разлячить въ бинокль - никакихъ непреодолимыхъ препятствій къ подъему. Оттуда, имѣя здоровыя легкія, можно добраться до сѣверной вершины, однако, не самой высокой въ группѣ Мустагъ-аты, но соединяющейся съ таковой отлогимъ гребнемъ. Между этими вершинами и подъ ними простирается огромное фирновое поле ледника Ямбулака. Насколько доступна для перехода эта область - другой вопросъ. По всей вѣроятности, она изрѣзана трещинами, а самый фирнъ образуетъ такой мощный покровъ, что переходъ черезъ него занялъ-бы нѣсколько дней. Счастливые обитатели сказочнаго Джанайдара отгородились отъ остального міра неприступными укрѣпленіями.

Чтобы прослѣдить вліяніе разрѣженнаго воздуха на функціи человѣческаго организма, я измѣрялъ на различныхъ высотахъ температуру тѣла и пульсъ у самого себя (29 лѣтъ отъ роду), у сарта Исламъ-бая (43 года) и у кипчакъ-киргиза Іехимъ-бая (40 лѣтъ). Вотъ нѣкоторые результаты этихъ измѣреній:

Хотя таблица эта страдаетъ неполнотой, можно принять за правило, что температура тѣла падаетъ, а пульсъ усиливается по мѣрѣ подъема. Усталость дѣйствуетъ, однако, такъ, что и по переходѣ изъ высшихъ поясовъ въ низшіе пульсъ нѣкоторое время продолжаетъ биться ускоренно.

У меня колебанья температуры тѣла не превышали обыкновенно 1/2°C, а пульсъ продолжалъ биться довольно ровно; вѣроятно, зависѣло это отъ того, что я тщательно избѣ-галъ всякаго лишняго усилія. Люди-же мои, напротивъ, шли иногда пѣшкомъ. Самыя сильныя колебанія замѣчались у киргиза Іехимъ-бая. На высотѣ 4,100 м. число ударовъ пульса достигало у него 86, на высотѣ 6,300 м. 116, т. е. на 2,200 м. разницы въ высотѣ явиласъ разница въ 60 ударовъ.

Неправильные скачки въ таблицѣ объясняются многими побочными обстоятельствами, какъ-то: болѣе или менѣе усиленными движеніями, большею или меньшею чувствительностью къ разрѣженности воздуха, случайнымъ нездоровьемъ и т. п. Я, впрочемъ, всегда производилъ измѣренія послѣ довольно продолжительнаго отдыха, когда одышка, усиленное выдѣленіе пота, ускоренное дыханье и сердцебіеніе, а также усталость уже имѣли время улечъся.

Опытъ научилъ насъ, что невозможно въ одинъ день совершить подъемъ на вершину, но мы убѣдились также и въ томъ, что крайне непрактично ночевать на высотѣ 20,000 ф.? такая ночь сильно отзывается на физическомъ и нравственномъ самочувствіи.

Лучшимъ средствомъ достигнуть вершины было бы, безъ сомнѣнія, отправиться яснымъ тихимъ утромъ въ началѣ іюля изъ лагеря на 5,000 м. высоты и совершить подъемъ въ одинъ день. Яками слѣдуетъ пользоваться до послѣдней возможности, а, когда они откажутся идти, продолжать путь пѣшкомъ. Къ сожалѣнію, я не могъ болъше повторять своихъ попытокъ отчасти изъ-за поздняго времени года, отчасти изъ-за дурной погоды.

Во всякомъ случаѣ, если хотятъ удачи, подъемъ долженъ начаться изъ долины Сары-колъ отъ западной подошвы горы, т. е. съ высоты 12,000?13,000 футовъ; этотъ склонъ не такъ крутъ. Напротивъ, съ востока, юга и сѣвера гора прямо неприступна.

Если-бы на подъемъ отважился бывалый и хорошо подготовленный альпинистъ въ сопровожденіи закаленныхъ и опытныхъ проводниковъ-швейцарцевъ, онъ навѣрное достигъ-бы очень значительной высоты, а, можетъ быть, и сѣверной вершины. Но даже и проводникъ швейцарецъ, какъ-бы онъ ни былъ опытенъ, очутится здѣсь совершенно въ неизвѣстныхъ для него условіяхъ, такъ какъ вершина Мустагъ-аты на 9,000 ф. выше высочайшихъ вершинъ Европы.

Итакъ, прощай, отецъ ледяныхъ горъ, мощный властелинъ великановъ Памира, являющійся узломъ высочайшихъ хребтовъ свѣта и шпицемъ на «крышѣ міра», точкой, гдѣ Кунь-лунь, Кара-корумъ, Гинду-ку и Тянь-шань протягиваютъ другъ другу руки. Продолжай сіять маякомъ для блуждающихъ по пустынѣ. Посылай освѣжающее вѣяніе съ своихъ снѣжныхъ вершинъ изнывающему отъ лѣтняго зноя въ пустынѣ страннику, и пусть оживляющіе источники, рождающіеся въ твоемъ лонѣ, журчанье которыхъ я слышу сейчасъ, продолжаютъ тысячелѣтія свою отчаянную борьбу съ все душащимъ пескомъ!