Прежде, чѣмъ повѣствовать о возвращеніи съ Памирскаго нагорья въ Кашгаръ, позволю себѣ посвятить нѣсколько словъ киргизамъ, среди которыхъ я прожилъ столько времени.
Я уже далъ описаніе «байгъ», играющихъ такую важную роль въ ихъ однообразной жизни. Вообще же интересы жизни киргизовъ сосродоточиваются на скотоводствѣ, да на связанныхъ съ этимъ перекочевкахъ съ мѣста на мѣсто. Лѣто киргизы проводятъ въ яйлакахъ (лѣтнія кочевья), расположенныхъ на склонахъ Мустагъ-аты и горъ Памира; въ кышлаки-же, или зимнія стоянки, расположенныя въ долинахъ, они возвращаются, когда въ горахъ выпадаетъ снѣгъ истановится холодно.
Каждый аулъ состоитъ большею частью изъ семействъ, принадлежащихъ къ одному роду, и у каждаго аула есть свои опредѣленные яйлаки и кышлаки, на которые никакой другой аулъ уже не имѣетъ права посягнуть безъ общаго на то согласія.
На другой день послѣ рожденія ребенка всѣ родственники являются съ поздравленіемъ. Закалываютъ барана, сзываютъ гостей и совершаютъ моленіе. На третій день мулла даетъ ребенку соотвѣтствующее дню его рожденія имя, беря его изъ книги, въ которой каждый день отмѣченъ особымъ именемъ. Къ этому имени прибавляется имя отца ребенка и слово «оглы», т. е. сынъ, напр. Кенче-Сатовалды-оглы.
Когда молодой киргизъ захочетъ жениться, родители высматриваютъ ему подходящую невѣсту, которую онъ и долженъ волей-неволей взять. Послѣдняя, напротивъ, можетъ отказаться отъ брака, если женихъ ей не понравился, хотя и тутъ въ большинствѣ случаевъ дѣло вполнѣ въ рукахъ родителей. Если-же женихъ сирота, онъ самъ выбираетъ себѣ невѣсту. Каждый женихъ обязанъ внести родителямъ невѣсты «калымъ», или выкупъ. Богатые киргизы платятъ до 10?12 ямбъ (1 кит. ямба стоитъ 80?90 рублей), бѣдные пару лошадей, или яковъ. Родители поэтому всегда ищутъ для дочерей «баевъ», т. е. богатыхъ жениховъ, а для сыновей некрасивыхъ и бѣдныхъ невѣстъ, за которыхъ не потребуютъ большого калыма. За красивыхъ, молодыхъ дѣвушекъ берется всегда очень большой калымъ.
Въ области Мустагъ-аты проживала въ 1894 г. одна замѣчательная красавица киргизка Невра Ханъ, къ которой сваталось множество жениховъ изъ ближнихъ и дальнихъ ауловъ. Но отецъ ея требовалъ такой несообразный калымъ, что она все еще сидѣла въ дѣвкахъ, хотя ей и было уже 25 лѣтъ. Одинъ молодой киргизъ, смертёльно влюбленный въ нее, просилъ меня ссудить его требуемой суммой, родители жениха и невѣсты тоже пытались склонить меня къ этому, но, конечно, напрасно.
Когда дѣло слажено, самая помолвка можетъ быть отложена на неопредѣленное время, пока не будетъ выплаченъ весь калымъ сполна. Какъ только это сдѣлано, сооружаютъ новую юрту и сзываютъ гостей на свадъбу. Гостей угощаютъ бараниной, рисомъ и чаемъ; мулла читаетъ жениху и невѣстѣ наставленіе о ихъ взаимныхъ обязанностяхъ, устраивается байга, всѣ надѣваютъ лучшіе свои халаты, невѣсту тоже разряжаютъ въ пухъ и прахъ. Если женихъ изъ другого аула, свадьбу играютъ въ аулѣ невѣсты, откуда затѣмъ всѣ гости провожаютъ новобрачныхъ въ ихъ новое жилище.
Когда киргизъ умираетъ, тѣло его омываютъ, облекаютъ въ чистыя бѣлыя одежды, обвертываютъ холстомъ и войлоками и, какъ можно скорѣе, относятъ на кладбище. Яма выкапывается въ метръ глубины; отъ нея идетъ въ бокъ горизонтальный ходъ, въ который тѢло и всовывается. Затѣмъ могила закапывается и прикрывается камнемъ, или небольшимъ куполомъ на четыреугольной подставкѣ, если погребенный былъ «баемъ», т. е. богатымъ человѣкомъ. Род-ственники навѣщаютъ могилу до сороковаго дня.
Имущество киргизской семьи обыкновенно не велико, и при перекочевкахъ для перенесенія его достаточно нѣсколь-кихъ яковъ. Наиболѣе громоздкой частью его является самая юрта?деревянный остовъ ея и толстыя кошмы - сѣдла и попоны, постельныя принадлежности и ковры. Затѣмъ идетъ хозяйственная утварь: главнѣйшш предметъ - «казанъ», т. е. большой желѣзный котелъ, фарфоровыя чашки (чине и піале), плоскія деревянныя блюда (табакъ), желѣзные или мѣдные кувшины и котелки съ ручками и крышками (кунганы и чугуны), деревянныя чашки (чечукъ) и крынки (челекъ). Кромѣ того, въ зажиточной юртѣ нѣтъ недостатка и въ прочихъ предметахъ домашняго обихода, какъ-то ткацкихъ станкахъ, коры-тахъ, ситахъ, топорахъ, мѣшкахъ для зерна и муки, колыбеляхъ, музыкальныхъ инструментахъ, треножникахъ для котла, щипцахъ и проч.
Большая часть этихъ предметовъ покупается въ Кашгарѣ, Янги-гиссарѣ, или Яркендѣ кромѣ того, среди киргизовъ водятся и свои кузнецы и столяры. Древесный матеріалъ для юрты привозятъ изъ долинъ, граничащихъ съ восточными скловами Мустагъ-аты, такъ какъ въ самой сарыкольской области нѣтъ деревьевъ.
Въ каждой кибиткѣ существуетъ особое отгороженное отдѣленіе, «ашъ-хана» (кладовая), гдѣ хранятся молоко, сливки и другіе съѣстные припасы. Любимый напитокъ киргизовъ - «айранъ» вскипяченое молоко съ водой, которому даютъ скиснуть; питье это, особенно лѣтомъ, дѣйствуетъ освѣжающе. «Каймакъ» густыя прѣсныя яковыя сливки превосходнаго качества, желтаго цвѣта и миндальнаго вкуса; «сютъ» - обыкновенное молоко. Всѣ молочные продукты сохраняются въ козьихъ бурдюкахъ.
Питаются киргизы главнымъ образомъ яковымъ молокомъ и бараниной. Разъ или два въ недѣлю закалываютъ барана, и все населеніе аула плотно наѣдается. Всѣ собираются въ юрту и усаживаются вокругъ огня, надъ которымъ варится въ котлѣ мясо; затѣмъ куски дѣлятся между присутствующими. Каждый вынимаетъ ножъ и срѣзаетъ съ своей порціи куски мяса до самой кости. Послѣднюю затѣмъ раздробляютъ, чтобы добраться до мозга, считающагося самымъ лучшимъ лакомствомъ. Какъ передъ трапезой, такъ и послѣ происходитъ омовеніе рукъ. По окончаніи ея всѣ проводятъ рукой по бородамъ и въ одинъ голосъ восклицаютъ: «Аллаху экберъ!» (Господь великъ!) Пять установленныхъ кораномъ ежедневныхъ молитвъ аккуратно читаются старшиною въ каждомъ аулѣ.
Въ ежедневномъ обиходѣ самый тяжелый трудъ выпадаетъ на долю женщинъ. Ошѣ ставятъ и снимаютъ кибитку, ткутъ ковры и ленты, вьютъ веревки, сучатъ нитки, доятъ коровъ-яковъ и козъ, ходятъ за овцами, за дѣтьми и ведутъ все хозяйство. Стада стерегутъ необыкновенно большія, злыя собаки, питающіяся отбросами.
Мужчины въ сущности ничего не дѣлаютъ; сидятъ большею частью день деньской вокругъ огня, или много, много пригонятъ яковъ съ горныхъ пастбищъ; часто ѣздятъ въ гости къ сосѣдямъ, покупать и мѣнять скотъ. Зимою-же почти съ утра до вечера сидятъ и бесѣдуютъ вокругъ костра изъ яковаго навоза въ то время, какъ снаружи снѣгъ крутитъ вокругъ юрты и воетъ буря.
Такъ мирно и однообразно протекаетъ жизнь киргизовъ; одинъ годъ похожъ на другой, проходитъ въ тѣхъ же занятіяхъ и перекочевкахъ. Старится киргизъ только подъ бременемъ годовъ, видитъ, какъ дѣти его уходятъ и основываютъ свои семьи, видитъ, какъ сѣдѣетъ его борода, и, наконецъ, отправляется на вѣчный покой возлѣ ближайшей могилы святого, у подножія покрытыхъ снѣгами горъ, въ области которыхъ онъ и его родичи прожили свого бѣдную радостями, но и безпечальную жизнь.
Мое долгое пребываніе въ ихъ средѣ было поэтому интереснымъ перерывомъ однообразія ихъ жизни. Имъ еще никогда не случалось раньше видѣть такъ близко «ференги» (европейца), сопутствовать ему, наблюдатъ за всѣми его непонятными работами. Они въ толкъ не могли взять, зачѣмъ мнѣ непремѣнно нужно было посѣтить каждый ледникъ, за чѣмъ я все срисовывалъ, а иногда даже выламывалъ камни изъ горъ и пряталъ себѣ въ ящики; имъ все окружающее казалось такимъ простымъ, естественнымъ и неинтереснымъ!
(Съ фотографіи автора).
Понятія ихъ о внѣшнемъ мірѣ оченъ скудны. Они знаютъ только, зато превосходно, область, въ которой кочуютъ, дороги черезъ Памиръ и въ западные города восточнаго Туркестана; весь остальной міръ для нихъ - хаосъ. О Россіи, Англіи, Китаѣ, Персіи, Канджутѣ, Кашмирѣ, Тибегв, Индо-станѣ, Большомъ Кара-кулѣ, Лобъ-норѣ и Пекинѣ они знаютъ по наслышкѣ.
Только отъ странствующихъ купцовъ или изъ ближнихъ городовъ доходятъ до нихъ иногда новости шумнаго свѣта, но мало интересуютъ ихъ, не затрагивая непосредственно ихъ самихъ и ихъ жизни. Для нихъ земля?плоскость, окруженная водой, и солнце ходитъ вокругъ земли; какъ ни старайся внушить имъ истинныя понятія, они ничего не могутъ взять въ толкъ и преспокойно отвѣчаютъ, что, по крайней мѣрѣ, ихъ область стоитъ неподвижно.
Старые киргизы часто разсказывали мнѣ о своемъ житьѣ-бытьѣ, и разсказы ихъ всегда были очень интересны и поучительны, даже по самому языку. Жизнь одного старика киргиза бека Булата изъ области Рангъ-куль, является, напримѣръ, настоящею эпопеею.
Во время правленія Якубъ-бека онъ 12 лѣтъ занималъ въ Тагармѣ должносгь юзъ-баши (сотникъ). Послѣ смерти Якубъ-бека въ 1878 г. Кашгаромъ овладѣли китайцы, а, два года спустя, пришелъ изъ Маргелана въ Ташъ-курганъ Ха-кимъ-ханъ-Тюря съ тысячью людей, и бекъ Булатъ съ братомъ и 500 сарыкольцами примкнули къ нему. Несмотря на недѣльную осаду, таджики, обитатели Ташъ-кургана, не сдались. На подавленіе возстанія двинулось большое китайское войско, и Хакимъ-ханъ-Тюря послалъ въ Ташъ-курганъ киргиза Абдуррахмана-датху въ качествѣ парламентера, но таджики умертвили его. Тогда Хакимъ-ханъ-Тюря направился со своими людьми къ Чакыръ-агылу у начала долины Гезъ. Пока они стояли тамъ, къ брату бека Булата, Куруши-датхѣ былъ присланъ гонецъ отъ китайцевъ съ извѣщеніемъ, что всѣ киргизы, участвовавшіе въ возстаніи, будутъ преданы казни, если не выдадутъ Хакима. Тогда Куруши покинулъ своего предводителя и ушелъ на Малый Кара-куль. Здѣсь онъ получилъ приказъ присоединиться къ китайцамъ и напасть на Хакима около Мужи. Послѣдній, преслѣдуемый китайцами, бѣжалъ черезъ Кызылъ-артъ, потерявъ много людей.
Предводителемъ уцѣлѣвшихъ киргизовъ сталъ бекъ Булгатъ; когда-же и эти остатки были разсвяны, онъ отправился къ Рангъ-кулю, братъ-же его былъ взятъ китайцами въ плѣнъ и обезглавленъ въ Кашгарѣ. Опасаясь такой-же участи, бекъ Булатъ бѣжалъ къ Акъ-байталу, гдѣ его нагнали и взяли въ плѣнъ 50 преслѣдовавшихъ его китайцевъ, которые затѣмъ отправили его съ семействомъ въ Турфанъ. Тамъ онъ жилъ въ изгнаніи 9 лѣтъ.
Бекъ Турфанскій, магометанинъ, предоставилъ ему, однако, свободу и возможность безпрепятствеяно заниматься торговлей. Затѣмъ, въ виду того, что онъ все время велъ себя смирно, китайскія власти разрѣшили ему вернуться на родину. Кромѣ того, китайцы, оцѣнившіе его дѣловитость, предложили ему бекство въ восточномъ Памирѣ, но онъ отказался, говоря, что не хочетъ служить людямъ, убившимъ его брата. Послѣ того, въ Памиръ вступили русскіе, и старый бекъ Булатъ живетъ теперь въ бѣдности и не у дѣлъ около Равтъ-куля.
Мы часто бесѣдовали съ нимъ далеко за полночь, при свѣтѣ голубыхъ огоньковъ, перебѣгавшихъ по углямъ костра, слабо освѣщавшаго внутренность юрты, едва позволяя различать рѣзкія черты сидящихъ на кошмахъ киргизовъ.
Не знаю, скучалили обо мнѣ киргизы, когда мы разстались; сердца у нихъ жесткія, невоспріимчивыя къ сердечнымъ чувствамъ. Суровая, бѣдная, скупая природа, окружающая ихъ и доставляющая имъ впечатлѣнія, не способна воспитать въ нихъ подобныя чувства. Но вслѣдъ мнѣ раздавалось много дружескихъ «хошъ» (прощай), «худа іолъ версунъ» (съ Бо-гомъ!) и «Аллаху экберъ», и долго стояли киргизы на берегу Кара-куля, провожая удивленными взглядами мой караванъ. Пожалуй, многіе задавали себѣ вопросы: «Откуда онъ явился къ намъ, куда отправился и что ему нужно было здѣсь?»
9 октября мы отправились въ аулъ Тюя-курукъ (3,884 м.), а на слѣдующій день черезъ долину Ики-бель-су, притокъ воды въ которой упалъ до 2 куб. ж.и которая мало напоминала теперь пѣнящуюся рѣку, видѣнную нами лѣтомъ.
(Съ рисунка автора).
Около мощнаго ледника Кокъ-сель мы направились къ западу; дорога пошла зигзагами въ ropy no правой сторонѣ долины. Вечеромъ мы остановились въ аулѣ Турбулюнъ, жители котораго собирались въ скоромъ времени отправиться на зимовку къ Малому Кара-кулю. Около Турбулюна зима бываетъ очень суровая, бураны обычное явленіе, и постоянными обитателями являются здѣсь только волки, лисицы да медвѣди.
11 октября, когда мы были въ аулѣ, разбушевался страшный вѣтеръ, и киргизы жгли факелъ за факеломъ, подымая ихъ къ дымовому отверстію и восклицая «Аллаху экберъ!», чтобы отвратить вѣтеръ. При особенно сильныхъ порывахъ вѣтра они всѣ вскакивали и крѣпко схватывались за юрту, которая была кромѣ того укрѣплена веревками и шестами.
Мы всетаки сдѣлали экскурсію на Кара-джилгу, гдѣ разстилались сочныя пастбища и гдѣ водились горныя козы, и архары. Исламъ-бай застрѣлилъ на ледникѣ одного архара, но, къ сожадѣнію, животное упало въ трещину и достать его не удалось.
12 октября мы перебрались черезъ полъзующійся дурной славой перевалъ Мерки-бель. Западный склонъ, по которому мы подымались, былъ не особенно крутъ, но снѣговой покровъ достигалъ 40 сантим. глубины. Это очень своеобразный перевалъ. Самый гребень его очень широкъ, куполообразенъ и докрытъ тонкимъ ледянымъ покровомъ, по которому мы про ѣхали 2 километра. Примыкающія къ нему горы относительно низки; по правую сторону (на югъ) сплошь покрыты льдомъ, по лѣвую же (на сѣверъ) вздымаются оголенныя, или покрытыя рѣдкими клоками снѣга, черныя кристаллическія породы.
Восточный склонъ перевала необычайно крутъ, и покрытъ мореной, состоящей изъ громадныхъ отторженцевъ и сланцевыхъ плитъ съ острыми углами и краями. Лошади тутъ безпрестанно спотыкались, и мы предпочли идти пѣшкомъ. Къ счастью, у насъ были на этотъ разъ наняты вьючные яки. Мало-по-малу склонъ сталъ болѣе отлогимъ, и мы благополучно достигли долины Мерки, гдѣ расположились въ одинокой юртѣ на высотѣ 3,593 метровъ.
Въ теченіи слѣдующихъ дней мы быстро подвигались къ равнинамъ Туркестана. Въ долинахъ восточныхъ склоновъ шелъ снѣгъ, а 13-го дулъ также сильный вѣтеръ, и мы весь день ѣхали въ облакахъ крутящагося снѣга. Рѣка долины Мерке, принимающая цѣлую серію притоковъ изъ маленькихъ боковыхъ долинъ, энергично пролагаетъ себѣ путь въ конгломератахъ, по которымъ намъ часто приходилосъ ѣхать. Самое дно рѣки загромождено гнейсовыми и сланцевыми глыбами. Около Сугета (3,015 м.), гдѣ мы разбили лагерь, ростутъ ивы; отсюда и названіе мѣстности (сугетъ?ива). Тутъ, среди снѣжнаго моря, разбито нѣсколько юртъ; старшина аула, Тогда-Магометъ-бай, принялъ насъ очень любезно.
14-го мы двинулись въ аулъ бека Магомета-Тогда около Чата; бекъ - старшина восточныхъ киргизовъ. По пути мы миновали Кара-ташъ-джилгу съ рѣкой, текущей съ перевала Кара-ташъ. На слѣдующій день мы перевалили черезъ незначительный перевалъ Гыджакъ-бель (3,976 м.) съ округленными мягкими формами, сложенный изъ желтой скользкой глины, или мелкаго сланцеваго щебня. Мѣсто нашей дневной стоянки носило оригинальное названіе Сарыкъ-кызъ (жел-тая дѣвушка).
Оставивъ 16-го устье долины Кинколъ направо, мы снова очутились на знакомомъ трактѣ и вечеромъ остановились въ Йгизъ-ярѣ въ томъ-же караванъ-сараѣ, въ которомъ останавливались въ первый разъ. То-то славно было освободиться отъ всѣхъ своихъ неудобныхъ, тяжелыхъ зимнихъ одѣяній, ставшихъ излишними въ этомъ тепломъ воздухѣ, и отвѣдать за обѣдомъ плодовъ, кашгарскаго хлѣба и яицъ.
19 октября я опять сидѣлъ въ своей комнагв въ домѣ консула Петровскаго въ Кашгарѣ, гдѣ накопились для меня за лѣто цѣлыя горы писемъ и газетъ.
Наступило время желаннаго отдыха, которому я и отдался, пользуясь обществомъ моего благороднаго друга, консула. Долгими осенними вечерами мы бесѣдовали съ нимъ, какъ и прежде, обсуждая различные важные азіатскіе вопросы и задачи.
Я не стану долго задерживать вниманіе читателя на моихъ Кашгарскихъ воспоминаніяхъ, хочу только привести нѣсколько изъ нихъ. Первой моей работой было разобрать собранные мною на Мустагъ-атѣ образцы горныхъ породъ и снабдить ихъ ярлычками, а также привести въ порядокъ фотографическіе снимки. Затѣмъ, я написалъ нѣсколько научныхъ сообщеній о лѣтнихъ работахъ.
Въ началѣ ноября мы получили новости изъ Европы. Тайный совѣтникъ Кобеко, инспектировавшій русскій Туркестанъ, продолжилъ свой маршрутъ къ намъ. Это былъ очень симпатичный и начитанный человѣкъ, и недѣля, проведенная въ его обществѣ, промелькнула незамѣтно.
Я никогда не забуду вечера 6 ноября, когда мы сидѣли за чаемъ вокругъ большого стола, бесѣдуя подъ аккомпаниментъ шумящаго самовара о политикѣ и о будущемъ восточнаго Туркестана. Вдругъ вбѣжалъ безъ доклада запыхавшійся курьеръ-казакъ и подалъ Кобеко телеграмму съ послѣдней телеграфной станціи Гульча. Телеграмма принесла вѣсть о смерти государя Александра III.
Всѣ встали и перекрестились; на глазахъ выступили слезы, и могилъная тишина долго не нарушалась никѣмъ. Конечно, было извѣстно, что здоровье Государя въ послѣднее время было неудовлетворительно, но никто не подозрѣвалъ, чтобы положеніе его было такъ серьезно и кончина такъ близка, Поэтому горестная вѣсть поразила всѣхъ, какъ громомъ. Въ какіе нибудь 5 дней она проникла въ сердце Азіи.
По закону солдаты тотчасъ-же должны были принести присягу новому Государю, но въ Кашгарѣ не было православнаго священника, и потому сочли за лучшее дождаться приказа отъ ближайшихъ властей. Кобеко только прочелъ вслухъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ передъ 58 казаками самую телеграмму; казаки выслушали ее съ опущенными, обнаженными головами. На слѣдующій день къ консулу явились дао-тай и цзянь-далой засвидѣтельствовать свое соболѣзнованіе., Ихъ пестрыя парадныя одѣянія, гонгонги, барабаны, зонтики и флаги - вся пышность ихъ шумнаго появленія составила такой рѣзкій контрастъ съ царствовавшей въ консульствѣ тихой скорбью.
Рѣзкіе, климатическіе переходы, котоірымъ я подвергался въ этой кочевой жизни, наградили меня лихорадкой, разыгравшейся въ ноябрѣ мѣсяцѣ настолько серьезно, что я слегъ на мѣсяцъ въ постель. Другую бѣду навлекло на меня посвщеніе русской бани, куда меня проводили двое казаковъ и Исламъ-бай.
Я уже пробылъ тамъ довольно долго, когда казаки рѣшили, что будетъ съ меня, вошли и нашли меня безъ чувствъ. Въ печкѣ лопнула какая-то труба, и я угорѣлъ. Меня немедленно перенесли въ мою комнату, гдѣ я понемногу пришелъ въ себя, но голова болѣла страшно еще дня два.
Вотъ и Рождество пришло. Рождество! сколько грусти, воспоминаній, тоски и надеждъ связано съ однимъ этимъ словомъ! Въ сочельникъ шелъ легкій снѣгъ, тотчасъ-же таявшій и испарявшійся въ сухомъ воздухѣ, не усігввая даже выбѣлить землю. На улицахъ и площадяхъ слышался звукъ ко локольчиковъ, но это были караванные колоколъчики, которые звонятъ тутъ круглый годъ. И здѣсь на небѣ горѣли звѣзды, но не тѣмъ волшебнымъ блескомъ, какимъ горятъ на нашемъ сѣверномъ зимнемъ небѣ. Въ окнахъ жилищъ виднѣлись кое-гдѣ огоньки, но это были не елочныя свѣчки, а свѣтильники съ кунжутнымъ масломъ, столь-же примитивные, какъ и во времена Спасителя.
Можно-ли было выбрать болѣе подходящее время для визита шведскому миссіонеру Гёгбергу, прибывшему съ семьей въ Кашгаръ этимъ лѣтомъ? Я и отправился къ нему послѣ обѣда въ сопровожденіи англійскаго агента Мэкэртнея и патера Гендрикса, захвативъ съ собою маленькіе подарки дочкѣ хозяина. Были прочитаны тексты изъ евангелія, пропѣты рождественскіе псалмы подъ аккомпаниментъ органа, а вечеромъ я и Гендриксъ отправились къ Мэкэртнею, гдѣ ждалъ насъ пуншъ и другое рождественское угощеніе. Незадолго до полночи патеръ ушелъ: онъ спѣшилъ въ свое одинокое жилище, чтобы встр ѣ тить полночь за обѣдней, служимой въ одиночествѣ. Вѣчно, вѣчно одинокъ!
5 января 1895 г. въ Кашгаръ прибылъ англичанинъ Георгъ Литледэль въ сопровожденіи своей отважной супруги и родственника г. Флетчера. Мы провели въ ихъ обществѣ много пріятныхъ часовъ. Литледэль необычайно симпатичный человѣкъ, мужественный, но безъ всякой претенціозности; меня особенно радовало, что въ лицѣ его я познакомился съ однимъ изъ отважнѣйшихъ и умнѣйшихъ путешественниковъ по Азіи. Самъ онъ смотрѣлъ на свои путешествія весьма критически, отличаясь большой скромностью. Онъ чистосердечно признавался, что путешествуетъ ради удовольствія, охоты, спорта, предпочитая богатую разнообразіемъ жизнь путешественника лондонскимъ обѣдамъ и ужинамъ. Тѣмъ не менѣе путешествіемъ своимъ, начатымъ въ 1895 г. онъ неизгладимыми буквами вписалъ свое имя въ списокъ путешественниковъ-піонеровъ, рядомъ съ именами своихъ знаменитыхъ со отечественниковъ Юнгусбэнда и Боуэра.
Въ серединѣ января, англичане покинули Кашгаръ; поѣздъ ихъ, состоявшій изъ четырехъ большихъ, убранныхъ коврами арбъ, представлялъ очень живописную картину. Въ Черченѣ Литледэль снарядилъ большой караванъ, съ которымъ и прошелъ Тибетъ съ сѣвера на югъ.
Въ это-же время узнали мы о печальной судьбѣ Дют-рейля де Рина, убитаго минувшимъ лѣтомъ около Тамъ-будды.
Четверо изъ его людей вернулись въ Кашгаръ и привезли вѣсть о его смерти.
(Съ рисунка автора).
Наступило и русское Рождество, 12 днями позже нашего, и консульство снова ожило. Казаки утромъ въ первый день праздника разбудили меня заунывнымъ пѣніемъ , a y консула состоялся большой вечеръ.
Для меня было большой радостью найти въ этотъ прі ѣздъ въ Кашгарѣ земляковъ. Миссіонеръ Гёгбергъ прибылъ сюда съ женой, маленькой дочкой, одной шведской миссіонерш ей и крещенымъ персомъ, мирзойЖозефомъ. С o стороны миссіонера было рисковано пріѣхать съ двумя дамами, такъ какъ магометане приняли ихъ за его женъ, и то обстоятельство, что мирза Жозефъ женился затѣмъ на шведкѣ-миссіонершѣ, сильно и надолго повредило успѣху миссіи Гёгберга. Въ глазахъ кашгарцевъ мирза Жозефъ все оставался магометаниномъ, а магометанамъ, по закону пророка, запрещается жениться на невѣрныхъ.
Я охотно обошелъ-бы молчаніемъ всѣ толки и неудовольствіе, возбужденные этимъ бракомъ, если-бы случай этотъ не служилъ печальнымъ примѣромъ того, какъ легко представители миссіонерскаго общества иногда относятся къ возложенной на нихъ отвѣтственности. Въ заключеніе, нѣсколько словъ о самомъ миссіонерствѣ. Репрессаліи европейскихъ государствъ въ отвѣтъ на убійство въ Китаѣ миссіонеровъ, по моему, большая несправедливость, потому что разъ миссіонеры отваживаются на такое рискованное дѣло, они сами и должны нести за то отвѣтственность и быть готовыми на всѣ слѵчайности. И развѣ возможно распространять христіанство съ помощью казней и кровопролитія? Враги христіанства, еще со временъ Нерона, старались подобными средствами противиться распространенію христіанства и то тщетно, само-же христіанство никогда не нуждалось въ помощи насилія. Правда, что за смерть миссіонеровъ мстятъ не какъ за смерть христіанъ, а только какъ за смерть европейцевъ, но насиліе и кровопролитіе во всякомъ случаѣ отзовутся неблагопріятно на результатахъ дѣятельности христіанскихъ миссіонеровъ въ Китаѣ. Народы, стоящіе на различяыхъ ступеняхъ цивилизаціи, имѣютъ и различныя религіозныя потребности, и кто-же можетъ утверждать, что китайцы или магометане созрѣли теперь для христіанства?
А вотъ этого-то обстоятельства многіе изъ современныхъ, часто мало образованныхъ миссіонеровъ и не могутъ понять.
Не имѣя серьезной научной подготовки, не ознакомившись съ сущностью религіи народа, среди котораго хотятъ дѣйствовать, не сообразивъ, что народъ этотъ, какъ часто бываетъ, старше по происхожденію ихъ собственнаго и болѣе успѣлъ закоренѣть въ своихъ обычаяхъ и нравахъ, такіе миссіонеры легкомыслонно бросаются въ неизвѣстную страну, берутся за дѣло, о трудностяхъ котораго не имѣютъ и понятія. Между тѣмъ, если не взвѣсить предварительно всѣхъ трудностей и препятствій, то никакое благочестіе и никакая вѣра въ дѣло не спасутъ отъ бѣды.
(Съ фотографіи г. Лючша, секретаря консульства).
Беря за образецъ перваго миссіонера, апостола Павла, они не раздумываютъ, что онъ трудился на почвѣ, богато воздѣланной наукой и искусствомъ, гдѣ человѣческій духъ уже созрѣлъ для воспринятія высшей религіи, такъ какъ наиболѣе развитые классы общества уже стали сомнѣваться въ старыхъ богахъ. И, если посравнить съ результатами дѣятельности Павла результаты дѣятельности сотни тысячъ миссіонеровъ на протяженіи новѣйшаго времени, то первая возсіяетъ еще большимъ блескомъ.
Причина громадной разницы между дѣятельностью Павла и современныхъ миссіонеровъ лежитъ, конечно, и въ самомъ образѣ дѣйствій апостола. Онъ странствовалъ съ мѣста на мѣсто, подобно дервишамъ востока, жилъ своимъ трудомъ, оставался неимущимъ и неженатымъ, что облегчало ему непосредственныя сношенія съ народомъ и изученіе чужихъ языковъ, а также дѣлало его независимымъ отъ всякихъ миссіо-нерскихъ обществъ, отъ доброхотныхъ пожертвованій и проч.
Кромѣ того, онъ не прибѣгалъ ни къ какимъ репрессаліямъ противъ гонителей христіанства.
Я еще ни pa зy не слыхалъ ни объ одномъ миссіонерѣ, который-бы въ наше время слѣдовалъ принципамъ жизни апостола Павла. Для этого нужна большая любовь къ дѣлу, истинное безкорыстіе, готовность пожертвовать всъми благами цивилизаціи и комфорта.
Но, даже если-бы они и шли по стопамъ апостола, дѣло ихъ не могло-бы увѣнчаться такимъ-же успѣхомъ, по причинѣ упомянутыхъ религіозныхъ и соціальныхъ препятствій, которые не должны никого удивлять. Для правовѣрнаго мусульманина посягательство на его вѣру со стороны самодовольнаго чужеземца представляется несправедливымъ, какъ посягательство на самое дорогое наслѣдство, перешедшее къ нему, мусульманину, отъ родителей. Главныя азіатскія религіозныя ученія не поддаются уничтоженію. Духовныя и соціальныя теченія имѣютъ въ исторіи свое время и мѣсто, и отклонить вхъ, или остановить нельзя, какъ нельзя остановить приливъ въ морѣ. Худы, или хороши они, они непремѣнно возьмутъ свое.
Миссіонерство слишкомъ отвѣтственное и важное дѣло, чтобы закрывать глаза на его слабыя стороны. Со всѣмъ уваженіемъ къ миссіонерамъ, которые безъ страха дѣйствуютъ въ простотѣ душевной, какъ христіане временъ Павла, каждую минуту ожидавшіе пришествія Христова, нельзя не замѣ-тить непрактичности и неустойчивости ихъ дѣятельности, разъ она не основывается на благоразуміи.
Что до нашихъ шведскихъ миссіонеровъ въ Кашгарѣ, я скажу, что всѣ они необычайно солидные и достойные люди, съ которыми очень пріятно встрѣчаться, что, къ сожалѣнію, бывало не часто, такъ какъ они жили за городомъ въ жилищахъ, практически устроенныхъ по азіатскому образцу. Гёг-бергъ умно разсудилъ, что было-бы опасно немедленно начать миссіонерскую проповѣдь, и вмѣсто того занялся изго товленіемъ разныхъ полезныхъ предметовъ домашняго обихода и ремеслами, полезными для кашгарцевъ. Такъ онъ сдѣлалъ чудесную машину для обработки сырца, изготовлялъ прялки, мѣхи и т. д. къ большому удивленію и восхищенію населенія.
Встрѣчи съ Гёгбергомъ и его женою всегда были мнѣ пріятны, такъ какъ и они, подобно другимъ миссіонерамъ, съ которыми я сталкивался, были очень любезны и гостепріимны и смотрѣли въ будущее свѣтлымъ взоромъ. Нельзя не питать уваженія къ людямъ, которые убѣжденно борятся за торжество своей вѣры.
