24 апрѣля. Я проснулся въ 3 1/2 ч. утра отъ страшнаго западнаго урагана, гнавшаго въ палатку цѣлыя тучи песку и угрожавшаго снести самую палатку, Порывы вѣтра налетали со всѣхъ сторонъ, такъ какъ лагерь нашъ былъ разбитъ какъ-бы въ котловинѣ, окруженной барханами.
На сѣверѣ возвышался уходящій на востокъ и на западъ песчаный увалъ, южный склонъ котораго падалъ подъ угломъ 31°. Направленіе мелкой ряби на поверхности песку было N?S. Къ югу отъ лагеря возвышался барханъ почти параллельный увалу; уголъ паденія сѣвернаго склона этого бархана равнялся 10°. Крутые склоны вообще были обращены къ югу и къ западу; отлогіе же къ востоку и сѣверу, что, разумѣется, представляло крайне невыгодныя для насъ условія.
(Съ рисунка Люнгдаля).
Несмотря на ураганъ, небо оставалось совершенно яснымъ; впрочемъ, это былъ западный вѣтеръ, а пыльнымъ туманомъ сопровождается лишь восточный. День стоялъ жаркій, но вѣтеръ нѣсколькопрохлаждалъ. Вокругъ насъ крутилисъ песчаные смерчи, иногда окутывая насъ сплошнымъ облакомъ. Высота ихъ вдвое превосходила человѣческій ростъ. Воздушная синева надъ головой сохраняла свой яркій цвѣтъ, и солнце пекло безпрепятственно; горизонтъ-же былъ окутанъ въ желто-огненный туманъ отъ летучаго песку, набивавшагося всюду, и въ ротъ, и въ носъ, и въ уши. Онъ проникалъ даже сквозь одежду, и въ тѣлѣ ощущался непріятный зудъ, къ которому, впрочемъ, скоро привъкаешь.
Туманъ, заволакивавшій горизонтъ, былъ для насъ совсѣмъ не кстати, такъ какъ часто ставилъ насъ въ затрудненіе относительно выбора направленія. Для насъ удобнѣе было-бы, еслибъ наоборотъ зенитъ тонулъ въ туманѣ, а горизонтъ оставался чистъ. На вершинахъ бархановъ мы могли наблюдать, какъ летучій песокъ подымался на самомъ краго, словно бородка пера, раздуваемая вѣтромъ, какъ мелкія песчинки плясали съ минуту по вѣтру и затѣмъ ложились на подвѣтренную сторону, образуя на поверхности бархана мелкую красивую рябь.
Тѣмъ непріятнѣе было, когда наши головы оказывались въ уровень съ этой песчаной мятелицей. Зажмуривъ глаза, плотно сжавъ губы, опустивъ голову, проѣзжаешь сквозь это облако песку, сыплющагося въ уши, и затѣмъ стряхиваешь съ себя песокъ, насколько возможно. У меня былъ съ собой большой запасъ очковъ-консервовъ съ темными предохранительными сѣтками, я они отлично пригодились намъ теперь, хотя самый мелкій песокъ и проникалъ сквозъ сѣтки.
Западный вѣтеръ представляетъ здѣсь всетаки то преимущество, что способствуетъ уравненію поверхности, сглаживаетъ крутые склоны бархановъ, перебрасывая песокъ черезъ гребень на восточную сторону. Одинъ ураганъ, конечно, не могъ выполнить этой гигантской работы, но всетаки нѣсколько облегчилъ намъ путь.
Люди выступили сегодня въ путь, питая надежду набрести до вечера на мѣстечко, гдѣ барханы будутъ не такъ высоки, и гдѣ найдется грунтовая вода, а, можетъ быть, даже под ножный кормъ и топливо. Но вмѣсто того песокъ становился все глубже, и мы все больше и больше углублялись въ невѣ-домую область. Только разъ барханы дѣйствительно обнаружили пониженіе, не превышая 12?15 метр., а между ними стали попадаться небольшіе ровные, голые участки, частью покрытые глиной, частью инкрустированные солью.
Первоначально намѣреніемъ моимъ было идти въ юго-восточномъ направлевіи, чтобы попытаться узнать, какъ далеко въ пустынѣ вынырнетъ снова Мазаръ-тагъ. Но мы не видѣли до сихъ поръ и слѣда горъ, и поэтому стали забирать къ востоку, тѣмъ болѣе, что такимъ образомъ сокращали себѣ путь къ Хотанъ-дарьѣ.
Исламъ-бай сталъ нашимъ лоцманомъ и исполнялъ свою обязанность превосходно. Легкими шагами шелъ онъ далеко впереди каравана съ компасомъ въ рукахъ. Иногда онъ исчезалъ внизу за барханами, но затѣмъ опять показывался на вершинѣ. Караванъ медленно двигался по его слѣдамъ, кото рые шли зигзагами между вершинами, соединявшимися иногда посредствомъ небольшихъ поперечныхъ бархановъ, продставлявшихъ доволъно сносные переходы.
Всъ падали духомъ, когда Исламъ вдругъ останавливался, всходилъ на пирамидальную вершину бархана и, приставивъ руку къ глазамъ, высматривалъ перевалъ или проходъ. Мы понимали тогда, что путь становится все труднѣе. Иногда Исламъ-бай уныло возвращался назадъ и кричалъ: «Хичъ йолъ йокъ! Херъ тарафъ яманъ кумъ (нѣтъ дороги; всюду дурной песокъ)!» Или: «кумъ-тагъ (гора песку)!» Тогда приходилось дѣлать болъшіе обходы къ сѣверу или югу, чтобы миновать непроходимое мѣсто.
Люди всѣ шли пѣшкомъ, босые, молчаливые, усталые, вялые отъ жары, мрачные, и часто останавливались, чтобы напиться. Вода имѣла температуру почти 30° отъ безпрерывнаго плесканья о раскаленныя стѣнки желѣзныхъ резервуаровъ, незащищенныхъ болѣе камышовой прокладкой между ними и переплетомъ ящиковъ. Камышъ давно былъ до чиста вытасканъ верблюдами. Но и такую воду пили съ жадностью, такъ какъ питье усиливало выдѣленіе пота, и вѣтеръ сильнѣе прохлаждалъ тогда тѣло.
Мы всѣ сбились въ кучу, и караванъ ползъ впередъ точно улитка. Съ каждой возвышавшейся надъ прочими вершины. мы осматривались кругомъ, но кромѣ безжизненнаго однообразнаго песку нигдѣ ничего не было видно. Барханы громоздились одинъ возлѣ другого. Это было безбрежное море, по которому шли настоящіе горные хребты изъ тонкаго желтаго песку.
Верблюды подвигались еще удивительно твердымъ шагомъ, то взбираясь на крутые склоны, то спускаясь съ нихъ; намъ, впрочемъ, часто приходилось прокладывать для нихъ дорожки заступами. Во время трудныхъ переходовъ черезъ «даванъ-кумы» (песчаные перевалы), какъ выражались люди, настроеніе духа падало, но когда открывался добрый конецъ путипо ровной долинѣ?«дере»?между барханами, всѣ снова оживлялись, подбадривались и восклицали: «Худа каласа»! (Дастъ Богъ) «Иншалла!» (съ Божьей помощью) и «Бис мила»! (Оъ Богомъ). Къ сожалѣнію, скоро передъ нами вставали новыя гряды и тянулись вдаль, насколько хваталъ взоръ.
Мы сдѣлали продолжительный привалъ на высокомъ барханѣ, чтобы оглядѣться и напиться. Напоили и бѣднаго Джол-даша, и овцу, умиравшихъ отъ жажды. Джолдашъ просто съ ума сходитъ, когда дѣло коснется воды. Какъ только кто нибудь дотрагивается до резервуаровъ, онъ ужь тутъ, какъ тутъ, и умильно виляетъ хвостомъ. Послѣдняя овца идетъ за нами неотступно, терпѣливо, какъ собака. Люди очень къ ней привязалисъ и говорятъ, что лучше умрутъ съ голоду, чѣмъ зарѣжутъ ее.
Между тѣмъ верблюды начали уставать, а трудные для перехода мѣста становились все чаще. Если животнымъ случалось упасть на крутыхъ склонахъ, они уже не могли подняться безъ помощи. Одного верблюда, который упалъ, немного не доходя до вершины, пришлось разъвьючить вплоть до сѣдла и общими силами скатить внизъ въ впадину между барханами, 20 м. глубины; лишь тамъ животному удалось встать на ноги.
Пройдя всего 13 килом., мы разбили лагерь на небольшой площадкѣ съ такимъ твердымъ сухимъ грунтомъ, что не стали и пытаться рыть колодезь. Теперь уже нигдѣ не было и слѣда человѣческой жизни. Вокругъ моей свѣчки больше не порхали ночныя бабочки, ни одинъ оборванный вѣтромъ пожелтѣвшій листокъ не нарушалъ угнетающаго однообразія пустыни. Верблюды были привязаны и получили свой скудный ужинъ.
Покончивъ со всѣми хлопотами, люди усѣлись и стали разговаривать о событіяхъ дня и о томъ, что ожидало насъ завтра. Пріятно было слушать, какъ Исламъ-бай старался внушить мужество остальнымъ; онъ разсказывалъ имъ о нашихъ прежнихъ приключеніяхъ, о снѣжныхъ сугробахъ въ долинѣ Алая, которые куда хуже песчаныхъ, о ледникахъ Мустагъ-аты и о нашихъ подъемахъ на гору.
26 апрѣля. Вслѣдствіе ясности воздуха минимальный термометръ обнаружилъ пониженіе, давъ за ночь всего два градуса тепла. Утромъ дулъ сѣверо-восточный вѣтеръ, и воздухъ опять пропитался пылью. Поэтому, температура воздуха весь день стояла необыкновенно низкая, и намъ даже въ полдень не пришлось жаловаться на жару. Густая пыльная мгла скрывала отъ глазъ даже ближайшіе барханы.
Терассообразные глинистые участки, между барханами, встрѣчавшіеся крайне рѣдко и избиравшіеся нами, по возможности, мѣстами приваловъ, представляютъ очень оригинальныя образованія. Верхній почвенный слой этихъ участковъ - крайне рыхлая, пористая глина, расположенная горизонтальными слоями и разсыпающаяся въ пыль, какъ только дотронешься до нея. Слои эти часто образуютъ уступы. На самыхъ участкахъ нѣтъ и слѣда песку или растительности.
Везъ сомнѣнія, слои глины представляютъ аллювіальныя отложенія. Быть можетъ, это послѣдніе слѣды высохшаго азіатскаго Средиземнаго моря; терассы указываютъ на различный уровень воды. Болъшинство площадокъ такихъ терассъ не превосходило палубы брига. Барханы въ своемъ неустанномъ странствованіи надвигаются на нихъ и покрываютъ ихъ пескомъ, сдвигаются и опять открываютъ ихъ, такъ что эти глинистые участки постоянно мѣняютъ свой видъ и положеніе.
Утромъ я сдѣлалъ печальное открытіе. Я замѣтилъ, что вода въ желѣзныхъ резервуарахъ плещется какъ-то подозрительно гулко, и вздумалъ осмотрѣть ихъ. Оказалось, что воды въ нихъ оставалось только на два дня. Я спросилъ людей, по чему они не исполнили моего приказанія запастись водои на 10 дней, и они отвѣтили, что Джолчи распоряжался заготовленіемъ воды. Я началъ его упрекать за такое важное упущеніе, но онъ сталъ успокаивать меня, увѣряя, что отъ послѣд-няго озера всего 4 дня пути до мѣстности, гдѣ можно опять дорыться до грунтовой воды.
(Съ рисунка Д. Люнгдаля).
Его показанія совпадали съ указаніями картъ, и я повѣ-рилъ ему, тѣмъ болѣе, что всѣ его указанія до сихъ поръ оказывались вѣрными. Вообще, всѣ мы были увѣрены, что гдѣ нибудь неподалеку на востокѣ или на западѣ есть вода, поэтому никто и не заикнулся о возвращеніи къ послѣднему озеру. А между тѣмъ отъ сколькихъ страданій и горестей избавили-бы мы и самихъ себя и тѣхъ , кто безпокоился о нашей судьбѣ, если-бы мы вернулись назадъ!
Пока мы рѣшили расходовать воду возможно бережливѣе. Я поручилъ по секрету Исламъ-баю не выпускать изъ вида резервуаровъ, въ которыхъ еще оставалась драгоцѣнная влага. Верблюдамъ такъ и не удалось больше удовлетворить своей жажды.
Въ воздухѣ было прохладно, благодаря пыльному туману, въ которомъ смутно рисовались вершины бархановъ ка кими-то фантастическими тѣнями: желтыми делъфинами съ изогнутыми спинами, чудовищами, которыя словно смѣялись надъ нашей дерзостью. Туманъ вводилъ также въ заблужденіе относительно разстоянія. Часто, напримѣръ, мы нежданно-негаданно оказывались около самой подошвы высокаго бар-хана, который, благодаря неясности очертаній, казался намъ еще далеко.
Передъ нами возвышалась настоящая горная область съ песчаными плато и нагорьями. Наибольшее скопленіе бархановъ было на сѣверѣ и на югѣ, но самые высокіе шли на востокъ и на западъ. Теперь терассообразные глинистые участки, удостовѣрявшіе насъ хотя въ томъ, что у этого песчанаго моря есть дно, и подававшіе намъ надежду выбраться изъ него, исчезли окончательно.
Повсюду кругомъ виднѣлся песокъ, сплошной песокъ; дно каждой впадины было также покрыто слоемъ песку. Мы, видимо, находились въ самой худшей части пустыни, и намъ становилось какъ-то жутко.
Я весь день шелъ пѣшкомъ, частью, чтобы поберечь моего славнаго «Богру», частью, чтобы подбодрить людей.
«Баба» безпрестанно останавливался, обрывая веревку. Онъ какъ будто и не чувствовалъ боли въ губѣ. Наконецъ, онъ легъ и какъ его ни погоняли, не всталъ, пока его не развьючили. Шелъ онъ, однако, все медленеѣе, останавливался все чаще, и припілось его вести за поводъ. Въ концѣ концовъ его вьюкъ раздѣлили между другими верблюдами, и онъ одиноко потащился далеко позади каравана. Видъ крушенія одного изъ кораблей пустыни, безъ которыхъ мы погибли, еще усиливалъ жуткое чувство.
Мы съ нетерпѣніемъ поглядывали на востокъ. Напрасно! Куда ни взгляни?горы песку. Но стоило взяться откуда-то весело жужжавшему около верблюдовъ оводу, чтобы всѣ воспрянули духомъ въ надеждѣ на близость «земли». Но, вѣ-роятно, этотъ обманщикъ сопровождалъ насъ давно, притаившись въ шерсти котораго нибудь изъ верблюдовъ.
«Баба» все задерживалъ насъ, и мы рѣшили остановиться на часокъ, чтобы дать ему передохнуть. Ему дали литръ воды и охапку сѣна изъ его собственнаго вьючнаго сѣдла; онъ проглотилъ все это съ жадностью. Когда сѣдло съ него сняли, на спинѣ у него оказалась открытая рана; больное пожелтѣв-шее мясо терлось о неровности изнанки сѣдла. Кромѣ того животное хромало, и языкъ у него совсѣмъ побѣлѣлъ. Жаль было смотрѣть на бѣднягу. Караванъ продолжалъ путь, но Магометъ-шаху пришлось остаться съ «Бабой», ревъ котораго долго доносился до насъ издали.
Самые высокіе изъ бархановъ, достигали здѣсь 50?60 м. высоты, но дальше они снова понизились до 30?35 м.
«Карга, карга!»?закричалъ Исламъ-бай, показывая на ворону, которая, покружившись надъ караваномъ, исчезла. Ворона всѣхъ обрадовала; мы разсуждали, что такъ какъ она врядъ-ли изъ одного удовольствія залетитъ такъ далеко въ пустыню, то значитъ у нея гдѣ нибудь неподалеку гнѣздо, и, слѣдовательно, недалеко-же должна быть вода.
Мы прошли 20 килом., какъ вдругъ «Чонъ-кара» отказался идти дальше, и пришлось разбить лагерь - 13. Вер-блюдамъ отдали остатки сѣдла «Бабы». У насъ оставался еще запасъ съна и соломы въ сѣдлахъ остальныхъ шести верблюдовъ.
Мои обѣды становились все проще; я довольствовался чаемъ, хлѣбомъ и консервами. Люди пили чай, ѣли хлѣбъ и «талканъ». Насчетъ топлива было туговато; небольшой запасъ, взятый въ дорогу, истощился, и приходилось жертвовать нѣкоторыми менѣе нужными деревянными ящиками.
Вечеромъ составили совѣщаніе. Всѣ оказались того мнѣнія, что до Хотанъ-дарьи самое большее 3 дня пути; кромѣ того мы надѣялисъ, что еще раньше попадемъ въ полосу лѣса. Въ палаткѣ моей жужжали два комара; занесли-ли мы ихъ сами, или ихъ принесло вѣтромъ изъ близко-лежащаго лѣса?
26 апрѣля. Пока люди были заняты приготовленіями къ выступленію, я на восходѣ солнца отправился пѣшкомъ одинъ къ востоку, чтобы намѣтить дорогу. Съ тѣхъ поръ я и продолжалъ весь путь до Хотанъ-дарьи пѣшкомъ, такъ что не могъ болѣе измѣрять разстоянія шагами верблюда, какъ дѣлалъ вначалѣ. Теперъ я считалъ число собственныхъ шаговъ, и это занятіе приковывало мое вниманіе не меньше. Къ тому-же я смотрѣлъ на каждые прожденные 100 шаговъ, какъ на своего рода побѣду, и каждая пройденная тысяча шаговъ подкрѣпляла во мнѣ надежду на спасеніе.
Съ компасомъ и биноклемъ въ рукахъ, я торопливо шагалъ прямо на востокъ, такъ какъ въ этомъ направленіи скорѣе всего можно было ожидать встрѣтить рѣку. Скоро лагерь и верблюды исчезли за вершинами дюнъ. Одна муха, на которую я взиралъ съ необычною благосклонностью, составляла мнѣ компанію. не будь ея, я былъ-бы окончательно одинокъ среди этой могильной тишины, этого желтаго моря съ песчаными волнами-барханами, очертанія которыхъ сглаживались и рѣдѢли по направленію къ востоку. Волѣе торжественнаго безмолвія и мира не могло царить даже въ воскресный день на кладбищѣ для полнаго сходства съ послѣднимъ здбсь нб доставало только крестовъ.
Барханы стали какъ будто пониже. To переваливая черезъ вершины, то обходя йхъ, я старался, по возможности держаться одной изогипсы, зная, что по моимъ слѣдамъ тяжело поплетутся верблюды. Отъ NO no направленію къ SW и отъ W къ 0 тянулись тамъ и сямъ причудливыя, перекрещивающіяся гряды бархановъ.
(Съ рисунка автора).
Положеніе наше оказывалось отчаяннымъ. Барханы скоро опять достигли высоты 40?60 м. Поглядѣть съ вершины такого гиганскаго бархана внизъ къ подошвѣ подвѣтреннаго склона его? голова кружилась. Эти барханы угрожали намъ медленной, но вѣрной смертью. Онѣ преграждали намъ путь, и намъ приходилось обходить ихъ - другого исхода не было.
Крутые склоны были теперь обращены на востокъ и юго-востокъ, указывая, что здѣсь въ послѣдніе дни господствовалъ юго-западный вѣтеръ. И теперь еще съ сѣверо-запада тянуло свѣжимъ вѣтеркомъ. Время отъ времени порывами вѣтра проносило какіе-то комки растительнаго пуха, а внизъ по склону бархановъ катились клубки сбитыхъ, сцѣпившихся, сухихъ репьевъ. Къ несчастью, всѣ эти слабые симптомы растительной жизни обязаны были своимъ проявленіемъ сѣ тру, и, вѣроятно, исходили изъ областей, оставленныхъ нами позади.
Около полудня я былъ готовъ упасть отъ усталости и жажды; солнце жгло, какъ раскаленная печь. Я не въ силахъ былъ идти далыпе, но тутъ муха взлетѣла кверху съ такимъ веселымъ жужжаньемъ, что я воспрянулъ духомъ. «Попытайся пройти еще конецъ!»?шепталъ мнѣ внутренній голосъ. «До-берись хоть до ближайшей вершины, пройди еще хоть тысячу шаговъ! Ты всетаки будешь ближе къ Хотанъ-дарьѣ, свѣжія струи которой, стремясь съ Лобъ-нору, поютъ пѣснь о жизни, о веснѣ, о веснѣ жизни!»
Я прошелъ еще тысячу шаговъ и упалъ на вершинѣ бархана, растянулся на спинѣ и прикрылъ лицо своей бѣлой фуражкой. «Палящее солнце, спѣши лучше къ западу, растопить льды на склонахъ Мустагъ-аты, и принеси намъ хотъ одинъ кубокъ хрустальной влаги, низвергающейся съ ея голубыхъ ледниковъ!»
Я прошелъ 13 килом. Хорошо было отдохнуть, тѣмъ болѣе, что на вершинѣ бархана было прохладнѣе отъ вѣтра. Я впалъ въ дремоту и забылъ все злополучіе нашего положенія. Мнѣ грезилось, что я отдыхаю на сочной лужайкѣ въ тѣни густолиственнаго серебристаго тополя, листочки котораго колеблются отъ легкаго вѣтерка. Я слышалъ журчанье и плескъ волнъ о берега; волны подкатывались къ самымъ корнямъ дерева; въ вѣтвяхъ его пѣла птица....
Это былъ чудный сонъ. Я-бы хотѣлъ наслаждаться имъ подольше, онъ уносилъ меня далеко, далеко.... Но глухой звонъ караванныхъ колокольчиковъ разомъ пробудилъ меня къ ужасной двйствителъности. Я приподнялся и сѣлъ. Голова моя была словно налита свинцомъ, глаза слѣпило отъ горячаго блеска желтаго песку.
Верблюды подходили неровною заплетающеюся поступью; глаза ихъ были тусклы, взглядъ покорно равнодушенъ; они, казалось, уже и не помышляли больше о подножномъ кормѣ дышали они тяжело, и запахъ дыханья ихъ былъ еще непріят-нѣе обыкновеннаго. Пришло всего 6 верблюдовъ съ Исламъ-баемъ и Касимомъ; остальные двое людей остались съ «Бабой» и «Чонъ-кара», у которыхъ ноги отказались служить еще въ самомъ началѣ пути. Магометъ-шахъ и Джолчи должны были придти на мѣсто стоянки послѣ, глядя по тому, какъ позволитъ состояніе больныхъ верблюдовъ.
Теперь характеръ мѣстности снова измѣнился. Между барханами тамъ и сямъ пролегали плоскіе, ровные участки, по крытые мелкимъ подвижнымъ матеріаломъ, настоящею пылью, въ которой ноги наши тонули, какъ вътрясинѣ, почему и приходилось тщательно избѣгать такихъ мѣстъ. Въ другихъ мѣстахъ песокъ былъ усѣянъ мелкими острореберными обломками кремня; кремень какъ будто оказывалъ на барханы такое-же дѣйствіе, какъ масло на волны морскія: дюны были здѣсь точно приплюснуты, округлены и лишены обычной мелкой ряби на поверхности.
Между двумя барханами мы наткнулись на крайне неожи данную находку: остатки скелета осла или, какъ полагали люди, дикой лошади. Сохранились только кости ногъ, бѣлыя, какъ снѣгъ, и настолько хрупкія, что разсыпались въ прахъ при малѣйшемъ прикосновеніи. Копыта, сохранившіяся лучше всего, были слишкомъ велики, чтобы принадлежать ослу, и слишкомъ малы для обыкновенной лошади.
Зачѣмъ попало это животное въ пустыню и какъ давно лежитъ оно здѣсь? - Песокъ пустыыи не давалъ на эти вопросы отвѣта. Пожалуй, скелетъ этотъ лежалъ тутъ тысячи лѣтъ, такъ какъ впослѣдствіи я убѣдился, что мелкій сухой песокъ обладаетъ несомнѣннымъ свойствомъ сохранять органическія тѣла. Такимъ образомъ и нѣтъ ничего невѣроятнаго въ томъ, что скелетъ этотъ былъ погребенъ подъ пескомъ въ теченіе вѣковъ и обнаженъ, вслѣдствіе передвиженія бархановъ, только недавно.
Всѣ изнемогали отъ усталости и жажды, а мы прошли еще только два съ половиной километра. Привалъ сдѣлали на небольшой твердой глинистой площадкѣ. И здѣсь мы нашли диковинки: бѣлыя, хрупкія раковинки маленькихъ улитокъ, нѣсколько мелкихъ галекъ, изъ которыхъ нѣкоторыя представлялись округленными и какъ бы полированными водой, кремней, обломокъ большой двустворчатой раковины и множество трубочекъ извести, подобныхъ известковымъ осадкамъ, образующимся вокругъ стебельковъ камыша.
Магометъ-шахъ и Джолчи добрели до лагеря только въ сумерки, усталые, истомившіеся отъ жажды, опираясь на посохи. Верблюдовъ они бросили на произволъ судьбы, такъ какъ тѣ отказались идти. Оживленныя ночной прохладой животныя, однако, дотащились до лагеря около полуночи. Я ужь послалъ было за ними одного изъ людей.
Въ лагерѣ въ этотъ вечеръ царило необычайное оживленіе: въ бинокль мы открыли, что къ востоку барханы становятся все ниже; кромѣ того около самого лагеря онѣ имѣли уже толъко 10?15 м. высоты. Мы могли, слѣдовательно, надѣяться, что завтра вьшдемъ изъ полосы «чонъ-кума» и, можетъ быть, даже разобьемъ лагерь въ лѣсахъ Хотанъ-дарьи! Эта радостная мысль оживила всѣхъ.
Моей палатки больше не разбивали. Намъ надо было беречь свои силы. Всѣ спали подъ открытымъ небомъ. Джолчи продолжалъ сторониться другихъ и говорилъ только, когда къ нему обращались съ прямымъ вопросомъ. Видъ у него былъ ехидный, и на душѣ становилось легче, когда онъ не попадался на глаза.
Чаще всего въ теченіе дня слышалось слово «яманъ» (худо). Но иногда давалъ себя знать и юморъ?юморъ приговореннаго къ повѣшенію, какъ говорится на сѣверѣ. Такъ, напримѣръ, когда мы проходили по кремнямъ, кто-то изъ людей совѣтовалъ другимъ поискать золота. И вообще, какъ-бы ни приходилось худо днемъ, всѣ подбадривались, когда предстояло сдѣлать привалъ: ночь съ ея прохладой и отдыхомъ отъ трудовъ и разбитыхъ надеждъ дня всегда была желаннымъ другомъ, печалиться же о завтрашнемъ днѣ мало было толку. Около шести часовъ вечера мнѣ вдругъ пришло въ голову?не попробовать-ли всетаки вырыть колодезь? Исламъ-бай и Касимъ изъявили живое сочувствіе моему плану, и, пока первый готовилъ мнѣ обѣдъ, второй немедленно взялся за дѣло. Онъ засучилъ рукава, поплевалъ на руки и принялся рыть «китменемъ», сартскимъ заступомъ, сухую, скрипѣвшую подъ ударами глину, распѣвая пѣсню.
Когда къ намъ присоединились и остальные двое людей, всѣ трое стали рыть по очереди. Джолчи на мое обращеніе къ нему презрительно разсмѣялся и отвѣтилъ, что, конечно, вода тамъ внизу есть, но только на глубинѣ 30 кулачей (саженей). Его, однако, пристыдили, и онъ принялся работать съ тѣмъ большимъ рвеніемъ, что смѣшанная съ пескомъ глина стала на глубинѣ одного метра сыроватою.
Это открытіе оживило насъ всѣхъ. Я наскоро проглотилъ свой обѣдъ и поспѣшилъсъ Исламъ-баемъ къ колодцу. Теперь мы стали работать всѣ пятеро. Касимъ рылъ такъ, что заступъ визжалъ. Окоро землекопъ скрылся въ ямѣ съ головой, и ему стало неудобно выбрасывать песокъ на поверхьюсть. Привязали веревку къ ручкѣ ведра и спустили ведро въ яму. Одинъ изъ остальныхъ подымалъ и опоражнивалъ ведро по мѣрѣ надобности. По краямъ колодца образовался понемногу высокійвалъ изъ вырытаго матеріала, и я старался разгрести его по поверхности, чтобы расчистить мѣсто пошире.
Работа началась въ 6 ч. Температура воздуха равнялась еще 28.6° Поверхность почвы была нагрѣта до 26.8. На глубинѣ 1.05 м. смѣшанная съ пескомъ глина имѣла температуру 16.6°, а на 1.54 м. 12.4° и оказывалась иногда съ примѣсью красновато-бурой желѣзистой примазки, должно быть остатками нѣкоторыхъ разновидностей сгнившихъ растеній. Камней-же не попадалось совсѣмъ.
Славно, прохладно было растянуться на вырытомъпескѣ. Вода въ послѣднемъ желѣзномъ резервуарѣ сохраняла еще температуру 29.4°, но стоило закопать кувшинъ съ водой въ этотъ песокъ, и вода дѣлалась прохладной и освѣжающей.
Песокъ, хотя и медленно, становился все сырѣе. Джолчи полагалъ, однако, что до воды было еще далеко. На глубинѣ 2 метровъ вырытый матеріалъ оказывался уже настолько сырымъ, что изъ кего можно было лѣпить колобки, и руки отъ прикосновенія къ нему становились влажными. Какъ пріятно было прижаться къ нему пылающимъ лбомъ!
Такъ прошло часа два. Люди устали. Потъ катился по ихъ обнаженнымъ спинамъ. Они все чаще и чаще дѣлали передышки и утоляли жажду глоткомъ воды. Въ этотъ вечеръ мы пили, не мучась угрызеніями совѣсти, въ надеждѣ на колодезь, который долженъ былъ пополнить наши пустые резервуары.
Тѣмъ временемъ стемнѣло; въ стѣнахъ колодца сдѣлали углубленія, и въ нихъ вставили огарки свѣчей. Инстинктъ привлекъ всѣхъ животныхъ къ краямъ колодца. Верблюды вытягивали шеи, чуя влажность песку, на которомъ распростерся Джолдашъ. Время отъ времени подходили навѣдаться и куры.
Съ отчаяннымъ напряженіемъ продолжали мы работать? ради спасенія нашей жизни. Надежда на спасеніе придавала намъ силы. Мы не хотвли сдаваться и готовы были, коли на то пошло, оставаться здѣсь и рыть весь слѣдующій день.
Мы какъ разъ говорили объ этомъ, стоя вокругъ зіяющей ямы и глядя на Касима, который былъ на дн ѣ ея; его обнаженная до пояса фигура, слабо освѣщаемая свѣтомъ огарковъ, принимала какія-то фантастическія очертанія. Вдругъ онъ внезапно пересталъ рыть, выпустилъ заступъ изъ рукъ съ какимъ-то сдавленнымъ крикомъ и словно окаменѣлъ.
?Что такое? что случилось? - съ изумленіемъ спрашивали мы всѣ.
?Курукъ-кумъ (сухой песокъ)! - раздался голосъ, какъ будто выходившій изъ могилы...
Нѣсколько ударовъ заступомъ убѣдили насъ въ томъ, что песокъ дѣйствителъно вдругъ сталъ сухимъ, какъ трутъ. Предательская влажность объяснялась, можетъ быть, ливнемъ, или растаявшимъ тутъ зимою снѣжнымъ сугробомъ. Настоящей причины ея мы не знали, песчаные барханы не выдали намъ своихъ тайнъ. Глубина вырытаго колодца достигала 3.13 м., температура въ ямѣ на этой глубинѣ равнялась 11.2°.
Только теперь почувствовали мы, что устали, и что понапрасну потратили столь нужныя намъ силы. Унасъ просто руки опустились; всѣми овладѣло мрачное, тяжелое настроеніе. Избѣгая глядѣть другъ на друга, мы печально побрели каждый къ своему ложу, чтобы забыться тяжелымъ долгимъ сномъ отъ удручающихъ разочарованій дня.
Но прежде, чѣмъ лечь, я имѣлъ съ глазу на глазъ совѣщаніе съ Исламъ-баемъ. Мы не скрыли другъ отъ друга одолѣвавшихъ насъ заботъ, но условились до конца не падать духомъ и поддерживать бодрость духа въ остальныхъ. До Хотанъ-дарьи, согласно картамъ было уже недалеко, но, тѣмъ не менѣе, намъ слѣдовало приготовиться ко всему худшему.
Трое остальныхъ уже спали, когда мы освидѣтельствовали послѣдній резервуаръ съ водою. Тамъ оставалось воды на одинъ день. Надо было беречь ее, какъ золото. Да, если-бы мы только могли купить воды еще на одинъ день, мы отдали-бы за нее весь нашъ запасъ китайскаго серебра.
Послѣдній остатокъ воды надо было раздѣлить на порціи по каплямъ. Тогда являлась возможность протянуть еще три дня. На каждаго приходилось въ такомъ случаѣ по два стакана въ день. На долю верблюдовъ, не получавшихъ въ теченіе послѣднихъ трехъ дней ни капли воды, и нельзя было удѣлить ничего. Джолдашу и овцѣ до сихъ поръ выдавали по чашкѣ воды въ день, такъ что они были еще молодцами.
Наконецъ, улеглись и мы, а терпѣливые, кроткіе, какъ жертвенные ягнята, верблюды все стояли въ тщетномъ ожиданіи около зіяющаго пустого колодца.
